Цивилизация
Почти 40 процентов сербов, пришедших на выборы, поддержали коалицию «За европейскую Сербию». И этот факт удивителен сам по себе, потому что речь идет о стране, которая в последние годы и десятилетия видела от Запада, пожалуй, меньше добра, чем кто-либо из других восточноевропейских народов.
Сколько бы ни ругали евросоюзовский интеграционный проект, в том числе и в самой Европе, похоже, во многих регионах бывшего соцлагеря он еще обладает немалым обаянием.
Или, по крайней мере, не вызывает активного отторжения.
Евросоюз воспринимается его восточными соседями довольно позитивно. Вот, к примеру, данные опроса белорусского института НИСЭПИ о геополитических предпочтениях жителей этой страны: в марте этого года 35,4% респондентов положительно ответили на вопрос о том, должна ли Белоруссия в будущем стать членом ЕС (ровно столько же дали отрицательный ответ). Это при том, что отношения белорусских властей с Европой остаются непростыми, и никакой официальной пропаганды евроинтеграции в стране не ведется. Показательно и недавнее высказывание президента Молдавии, «еврокоммуниста» Владимира Воронина, заявившего, что стратегическая ориентация его страны на Европейский союз неизменна, а вот в тесном сближении с НАТО Кишинев пока не заинтересован.
Отношение восточноевропейцев к НАТО действительно куда более сдержанное, чем к ЕС. Представить себе сербов, голосующих за откровенно пронатовских политиков, после бомбардировок 1999 года практически невозможно.
Если верить социологам, не пылает любовью к атлантизму и население бывших советских республик, кроме стран Балтии и Грузии. Не исключение тут и большинство украинцев, несмотря на позитивное отношение к Североатлантическому союзу части политической элиты этой страны.
Похоже, по мере продвижения обоих западных интеграционных проектов на восток их роли все более различаются. До сих пор вступление восточноевропейских государств в НАТО обычно предшествовало их интеграции в ЕС и было своего рода отметкой о предварительной готовности той или иной бывшей соцстраны к включению в состав западной цивилизации. Польша, Венгрия и Чехия вступили в НАТО в 1999 году, в ЕС – в 2004-м. Румыния и Болгария стали членами альянса в 2004-м, а к ЕС присоединились три года спустя. Принятие в НАТО Албании и Хорватии намечено на 2009 год, но в Евросоюз эти страны, особенно Албания, вступят заметно позднее.
Чем дальше расширяется НАТО, тем сильнее отстает от него ЕС. В Брюсселе не скрывают, что уже прием в Евросоюз Румынии и Болгарии был скорее политическим жестом, чем отражением реального, прежде всего, экономического и правового соответствия обеих этих стран евростандартам.
В Европе заговорили об enlargement fatigue («усталости от расширения»), которая проявляется в общественном мнении, особенно когда речь заходит о возможности приема в ЕС мусульманской Турции.
(По данным Евробарометра, рекордсмены тут австрийцы: 81% жителей этой страны против вступления в будущем Турции в ЕС). Характерно, что в НАТО Турция благополучно состоит аж с 1952 года, и это ни у кого негативных эмоций не вызывает.
Идеологическая риторика, используемая обоими союзами для обоснования политики расширения, схожа. И ЕС, и НАТО настаивают на том, что их членами могут быть только демократические государства, власть в которых основана на принципах верховенства закона и соблюдения прав человека. И ЕС, и НАТО полагают себя «пространствами свободы и демократии». Евросоюз добавляет к этому ряд требований в социально-экономической сфере, НАТО – в области военного строительства. На практике, однако, структура и политика двух организаций, равно как и их цели в регионе Восточной Европы и бывшего СССР, изрядно отличаются.
Хотя подписанное недавно Лиссабонское соглашение предполагает постепенную централизацию союзных структур, Евросоюз еще долго останется организацией, у членов которой есть достаточно большое пространство для индивидуального политического и экономического маневра. Примером могут служить отношения европейских стран с Россией. С одной стороны, Москва активно сотрудничает, особенно в энергетической сфере, с Германией, Италией, Австрией, Нидерландами, Венгрией; с другой – отношения с Великобританией, Польшей, странами Балтии оставляют желать много лучшего. В то же время европейцы способны приводить свою политику к общему знаменателю. Так, Польша недавно под давлением партнеров по союзу сняла возражения относительно нового договора «ЕС – Россия»; сейчас европейцы столь же активно пытаются уговорить Литву.
ЕС явно не заинтересован в осложнениях на восточном фланге. В своем нынешнем состоянии, особенно учитывая непростую глобальную экономическую ситуацию, Евросоюз ориентирован скорее на решение внутренних проблем и болезненно воспринимает внешние пертурбации. Отсюда тревожная реакция европейцев на регулярные конфликты между Россией и ее ближайшими соседями вокруг транзита нефти и газа в Европу. К решению крупных геополитических задач ЕС пока не готов, хотя еще в начале этого десятилетия подобные настроения среди западных еврооптимистов имелись. У Евросоюза, по сути дела, нет ясной стратегии по отношению к Балканам и странам СНГ. Как отмечает британский еженедельник The Economist, «расширение ЕС чаще всего было реакцией на те или иные конкретные кризисы, причем по этому поводу обычно возникали яростные перепалки, длившиеся до тех пор, пока не становилось ясно, что лучшей альтернативы нет». По этому принципу ЕС действует сейчас в отношении Сербии: недавно подписанный договор о сотрудничестве с Белградом должен стать своего рода пластырем на сербской ране под названием «Косово». Тем не менее, в целом Евросоюз стремится давать восточным соседям минимум обещаний относительно их будущего приема в ЕС. Кроме Хорватии ясных европерспектив в ближайшие годы нет ни у одной страны, пока не состоящей в союзе.
Напротив, активность НАТО на востоке Европы возрастает. Для прозападных элит таких стран, как Украина и Грузия, вступление в Североатлантический союз, которое им было обещано на бухарестском саммите НАТО, правда, без конкретных сроков, — символ окончательного выхода из сферы влияния России, избавления от клейма «постсоветскости». (И, вероятно, именно поэтому оно встречает такое сопротивление со стороны Москвы). Но в
условиях, когда членство в НАТО перестает быть своего рода промежуточной станцией на пути в Евросоюз, получается, что Украина и Грузия готовы взять на себя выполнение части геополитических задач западного мира – без полноценной социально-экономической интеграции в этот мир.
Это ситуация, схожая с той, в которой не одно десятилетие пребывает Турция. Такое положение не гарантирует ни стабильности, ни даже демократии (за время пребывания в НАТО в Турции произошло три военных переворота) – только защиту от внешних угроз. Ведь, в отличие от ЕС, НАТО – более «дисциплинированная» организация, члены альянса связаны взаимным обязательством военной помощи в случае нападения третьей стороны на одного из них. Хотя Североатлантический союз не называет ни одну страну своим потенциальным противником, а Россию числит в партнерах, Москва воспринимает приближение НАТО к своим границам как угрозу собственной безопасности. Поэтому интеграция любых постсоветских стран в этот блок приведет к усилению напряженности в регионе. А это совсем не соответствует целям Евросоюза, который, как уже говорилось, заинтересован в стабильности восточных соседей – хотя бы из соображений энергетической безопасности. Характерно, что на саммите в Бухаресте за предоставление Украине и Грузии статуса кандидатов в члены НАТО активнее всего выступали США, а торпедировала эту инициативу Германия – наиболее экономически весомая страна ЕС.
Таким образом, для тех стран востока Европы, которые по-прежнему намерены сближаться с Западом (или, по крайней мере, считают это одним из возможных вариантов своей внешней политики), вырисовываются два способа такого сближения. Первый, относительно быстрый, ориентирован на НАТО и основан, прежде всего, на военно-политическом сотрудничестве с Западом, особенно с США, которые однозначно доминируют в Североатлантическом альянсе. Второй в большей степени ориентирован на Евросоюз и рассчитан на долгосрочную перспективу, так как претендовать даже на кандидатство в ЕС сложно без проведения серьезных и глубоких экономических реформ. Первый вариант более конфликтен, особенно в том, что касается отношений с Россией. Второй дает больше пространства для геополитического маневра, в том числе и для нормальных отношений с Москвой, но оставляет избравшую его страну за рамками евроатлантической системы коллективной безопасности.
Экс-президент Чехии Вацлав Гавел, выступая недавно на одной международной конференции, высказал мысль о том, что ареалы ЕС и НАТО должны бы в идеале совпадать, чтобы «пространство благополучия», соединившись с «пространством безопасности», создавало единое «пространство свободы».
В действительности, именно сейчас Евросоюз и НАТО находятся дальше всего от реализации подобных идей. ЕС, поглощенный экономическими проблемами и внутренними реформами, всё менее склонен заниматься «чистой» геополитикой. НАТО, напротив, занято в основном именно ей. Ведь проект расширения альянса – это укрепление восточного и юго-восточного фланга западного мира, его границ как с Россией, так и с ближневосточным регионом. Насколько можно судить, противоречия между ЕС и НАТО пока не нашли ни отражения, ни осмысления в российской внешней политике – хотя для России они открывают достаточно интересные возможности.
