Цивилизация
Российское начальство в нулевые годы скверно управляло изменениями, главным образом стремясь к тому, чтобы их не было, но еще хуже оно управляло и управлялось с катастрофами. Последние всякий раз приводили к деликатным с точки зрения человеческой этики ситуациям, вгоняли руководство страны в ступор, из которого оно выходило настолько медленно, что опаздывало даже с элементарными публичными заявлениями. История с подлодкой «Курск» и специфической реакцией на эту катастрофу Владимира Путина стала хрестоматийной и одновременно модельной для всех остальных масштабных происшествий новейшего времени: поздняя, неадекватная реакция с последующим закручиванием политических гаек (вроде отмены губернаторских выборов после Беслана).
Трагедия на «Распадской», масштабная, резонансная, произошедшая в одной из лучших шахт страны, не стала исключением из правил.
Великий праздник по поводу Великой Победы оказался публично «огламурен» до такой степени, что катастрофа на шахте практически не была замечена. О ней заговорили всерьез только на следующий день.
Конечно, парад — это не праздник по поводу выхода первого номера журнала «Гламур» в дни бесланской трагедии. Но осадок остался. Государственные СМИ с упоением подсчитывали беспрецедентное число единиц боевой техники, самолетов и вертолетов, солдат и офицеров, принявших участие в торжествах. «Парад бьет рекорды по числу участников» — самый популярный заголовок дня. А в это время шел страшный счет уже на десятки жертв на шахте «Распадская».
Мы не хотим портить людям праздник, а потом еще жалуемся на отсутствие доверия, социальной солидарности, взаимоуважения людей друг к другу. Откуда этому всему взяться, если внешние параметры шоу важнее числа погибших и раненых!
Бывает катастрофное сознание. А
у нашей власти, в том числе той власти, которая парализует мозги, — электронно-медийной, проявляется «катастрофное бессознательное», стремление не говорить правду или выдавать ее медленно и дозированно.
Впрочем, в медлительности официозные СМИ подражают высшему руководству, а новости они и так уже разучились делать, чему свидетельство освещение недавних терактов в московском метро.
О трагедии на «Распадской» начальники страны узнали вовремя. И даже проявляли признаки беспокойства. Поздним вечером 8 мая у Владимира Путина был разговор с Аманом Тулеевым. А в 1.30 9 мая появилось сообщение о том, что президент проинформирован о взрывах: уже тогда было известно, что под землей находилось более 300 горняков. Утром было совещание с участием Путина в ситуационном центре МЧС и телефонные разговоры Дмитрия Медведева с Сергеем Шойгу и Аманом Тулеевым. Дальше и руководство, и СМИ, и вся страна словно бы отключились от трагических событий. Не до шахтеров было.
В 18.40 на сайте президента появилось сообщение о его поручении премьеру создать правительственную комиссию по ликвидации последствий аварии почему-то под руководством «сельскохозяйственного» вице-премьера Виктора Зубкова. И вот здесь надо отдать должное президенту: он взял «разруливание» ситуации на себя.
Начиналось все как всегда, но вот с вечера 9 мая глава государства вдруг выбрал линию поведения ответственного политика, не стесняющегося по-человечески реагировать на происходящее в стране. Это нечто новое в российской политической культуре последних десяти лет, в которой присутствовали только политтехнологии и чрезмерная изощренность реакций на события. Медведев взял под личный контроль ситуацию, поручил генпрокурору расследовать причины аварии, провел совещание в связи с аварией, посетил в реанимационном отделении московской больницы четырех «тяжелых» шахтеров. Конечно, лидер (или лидеры) должен был быть в этот момент на месте события, да и визит в Сирию можно было бы отменить при всей важности сотрудничества с тонким восточным партнером. Но уже эти реакции для отвыкших от человеческих поступков наблюдателей казались чем-то человеческим, очень человеческим….
К середине своего президентского срока Дмитрий Медведев если и стал чем-то отличаться от среднестатистического высокопоставленного чиновника путинского призыва, так это обнаружившейся способностью адекватно реагировать на события.
На смерть юриста Магнитского. На теракты в Москве, когда он не позволил себе сортирно-канализационных филиппик и даже попытался по-настоящему анализировать причины произошедшего. На Катынь — сам по себе полет в Польшу на проводы Леха Качиньского был жестом настоящего политика, способного на подлинные эмоции, а не на их суррогаты.
Нормальные реакции — это действительно первичные признаки политика, а не чиновника. Первый шаг к дебюрократизации образа верного соратника ВВП. И кажется, что Медведев не всегда делает это специально, то есть не думает в момент трагедии о выборах.
Рано говорить о том, что власть, у которой все в парадах и все парадное — от экономики до личных эмоций, начинает прилично себя вести хотя бы в дни национальных катастроф. Да и искренность реакций — не самая политтехнологически правильная стратегия: у нас эмоциональных не любят, вспомним, как потрясенного землетрясением в Армении советского премьера Николая Рыжкова иронически прозвали «плачущим большевиком», хотя именно тогда причин для иронии не было вообще. Но,
если будет постепенно меняться хотя бы политическая культура — циничная и безразличная, — возможно, в стране начнут решаться хотя бы какие-то проблемы.
Например, не решенная проблема мобильной связи в шахтах, критически важная по соображениям безопасности труда, которой собирались заняться еще несколько лет назад, да так ничего и не сделали. Или проблема гибели людей в российских тюрьмах.
Нужно всего ничего — заметить событие, быть потрясенным им и на этой эмоциональной волне что-то наконец исправить.
