Цивилизация
Фестиваль на набережной Круазетт — ярмарка тщеславия, творческая лаборатория, крупнейший европейский кинорынок; это аксиомы, известные всем. Не всем, однако, очевидна еще одна ипостась Канна — это огромная и увлекательная игра. Ставка — «Золотая пальмовая ветвь». Судьи, от которых тут зависит много больше, чем на спортивном матче, — жюри, игроки — режиссеры и актеры-конкурсанты, болельщики — не только десять тысяч гостей фестиваля, но миллионы зрителей со всего мира, неравнодушных к авторскому кино. Самые утонченные отрицают эту составляющую фестиваля: мол,
судить искусство невозможно, все призы на свете — условность, а настоящий художник в этих бирюльках нуждаться не может и не должен.
Как минимум последнее утверждение далеко от истины. Канн во все времена открывал режиссеров, но сейчас, с радикализацией противостояния авторского и массового коммерческого кино, его вклад в пропаганду кинематографа как искусства еще важнее, чем в тучных 1960-х или 1970-х.
Каннский приз — пропуск в прокат и залог успешных продаж на рынке.
Все последние годы угадать будущего обладателя «пальмы» было довольно просто. По ходу фестиваля — совсем элементарно, а в некоторых случаях — даже заочно, простым методом исключения, при внимательном взгляде на конкурсную программу (так было с «Белой лентой» Михаэля Ханеке, «Дядюшкой Бунми, который помнит свои предыдущие жизни» Апичатпонга Вирасетакуна и «Древом жизни» Теренса Малика).
Перед отборщиками встала дополнительная задача — обеспечить интригу. И в 2013 году они с ней, кажется, справились.
В конкурсе четыре режиссера, у которых уже есть по «золотой ветви», и похоже, что второго раза ни у кого из них не будет. «Венера в мехах» Романа Полански — заведомо скромная комедия по театральной пьесе. Братья Коэны сняли подобие фолк-мюзикла — кажется, довольно легкомысленного.
«За канделябрами» Стивена Содерберга американцы уже заклеймили как «слишком гейский».
Впрочем, учитывая то, что, по словам самого режиссера, этот фильм станет его последним, было бы красиво дать ему «Золотую пальмовую ветвь» — ведь его карьера началась именно с этого приза в 1989-м, когда его дебют «Секс, ложь и видео» вызвал в Канне фурор.
Почти все остальные участники — тщательные режиссеры «второго ряда», от которых не приходится ждать умопомрачительных шедевров: Арно Деплешен и Арно де Пальер, Франсуа Озон и Алекс ван Вармердам, Такаси Миике и Джеймс Грэй, Паоло Соррентино и Николас Виндинг Рефн (правда, вокруг этого энергичного датчанина-космополита уже формируется культ, но даже режиссерский приз за его предыдущий «Драйв» казался, скорее, щедрым авансом, чем справедливой наградой).
Темных лошадок в этом раскладе не так уж много, и, на какую из них делать ставку, решительно непонятно.
Китаец Цзя Чжанке («Печать греха») — режиссер недюжинного таланта, лауреат венецианского «Золотого льва» за картину «Натюрморт», — сменил профиль, сняв картину о насилии в современном обществе, да еще и в традициях «уся» — сказок с боевыми искусствами. Японец Хирокадзу Коре-Эда («Каков отец, таков и сын») — автор интересный, но неровный: рядом с выдающейся притчей «После жизни» в его фильмографии несколько необязательных, проходных работ. Французский алжирец Абделлатиф Кешиш («Жизнь Адель») долго ходил в фестивальных фаворитах, но вопиющий радикализм его предыдущей ленты «Черная Венера» остался непонятым даже завзятыми синефилами: его новая картина — трехчасовая сага о лесбийской любви тинейджеров, что звучит одновременно интригующе и тревожно. Работающий в Мексике испанец Амат Эскаланте («Хели») — друг и соратник Карлоса Рейгадаса, также радикал и самый молодой конкурсант.
Таким образом, наиболее многообещающие участники программы принадлежат к сравнительно экзотическим культурам и направлениям, и здесь самое время вспомнить о том, кто возглавит отборочную комиссию.
Канн — фестиваль прежде всего режиссеров, а не направлений, тенденций, жанров или школ; главным же постановщиком всего действа оказывается, как правило, харизматичный президент жюри.
В этом году выбор персоны на это место трудно не признать идеальным: Стивен Спилберг. С одной стороны, центральная фигура индустриального американского кино, некоронованный король Голливуда. С другой — автор со своей яркой эстетикой и идеологией, которую трудно спутать с чьей-либо еще. Но, кроме того, человек, крайне редко участвовавший в фестивалях (почти никогда в конкурсе) и никогда не возглавлявший на таких мероприятиях жюри.
О его вкусах в кино известно не так уж много, но
опубликованный некоторое время назад список из 206 «лучших фильмов по версии Спилберга» наводит на мрачные мысли.
Европейского авторского кино там крайне мало — например, на шесть картин Фрэнсиса Форда Копполы и пять Фрэнка Капры приходятся один Годар, один Трюффо и один Феллини. Что до Азии, то во всем перечне нашлось место лишь до одного фильма — «Семи самураев» Акиры Куросавы.
Выходит, заведомо в фаворе американцы? Кроме Коэнов и Содерберга в конкурсе Александр Пейн («О Шмидте», «Потомки») — режиссер скромного дарования, но давний любимец «независимых» в США. Его новая лента «Небраска» — малобюджетное черно-белое роуд-муви; по описанию, идеальный фестивальный лауреат. Но присутствует в раскладе и попавший туда в последний момент Джим Джармуш с «крипто-вампирской историей любви», как ее определяет сам режиссер, «Выживут только любовники».
Джармуш — безусловно, человек уникального таланта, да только в Канне к нему отношение специфическое.
Его «форматные» житейские трагикомедии — «Более странно, чем рай» и «Сломанные цветы» — заслужили здесь овации и призы, зато «Мертвеца» в свое время жестоко освистали. А предыдущий фильм, «Предел контроля», попросту отказались брать в программу. К тому же трудно представить себе более разных авторов, чем Спилберг и Джармуш.
Хотя бить тревогу не стоит: жюри для Спилберга подобрали соответствующее — сильное; в нем есть и лидер «новой румынской волны» Кристиан Мунджиу, и радикальная японка Наоми Кавасе, и социально ориентированная британка Линн Рэмси, и лауреат всех фестивалей и премий на свете режиссер-протей Анг Ли. Плюс Даниэль Отой, Николь Кидман, Кристоф Вальц и молодая индийская дива Видья Балан. Невозможно представить себе, на каком фильме эти люди — столь разные и столь яркие, каждый по-своему — смогут договориться. Тем интереснее.
