Цивилизация
В альтернативной Англии 1970–1990-х, красиво раскрашенной в оттенки серого и сизого, люди не умирают от рака и цирроза, а живут по сто лет. Это возможно благодаря успехам в области трансплантологии и клонирования: для пущей органичности (простите за дурной каламбур) на органы растят не бессознательные тушки, а милейших диккенсовских обитателей закрытых пансионов. Выпускница наиболее гуманистического из них Кэти (Кэри Маллиган) помогает прирожденным донорам справиться со своей миссией и вспоминает годы дружбы, любви, предательства и примирения с однокашниками Томми (Эндрю Гарфилд) и Рут (Кира Найтли).
Велик соблазн прочитать роман японо-британского обладателя букеровской премии и убаюкивающей интонации Кадзуо Исигуро как социальную метафору. Жизнь клонов, которых общество растит на органы, предопределена, но разве не так же предопределена жизнь каждого из нас? В школах растят взаимозаменяемые органы социального организма. Насколько принципиальны проявления индивидуальности (вроде чувств безвольных овечек) для его существования?
Как легко общество откажется от души и прочих неосязаемых фантомных человеческих органов ради более эффективного своего функционирования? Довольно традиционные для антиутопии вопросы.
Только ответы уже содержатся в исходной предпосылке книги. Герои помещены в модель социума, в котором консенсус по поводу расходной их судьбы достигнут и никем особо не подвергается проверке на прочность. Здесь нет места бунту или сколь-нибудь сильному конфликту — максимум факультативные сомнения. «Жертвы» системы удивительным образом не склонны оспаривать свое место в миропорядке. Максимум, что они себе позволяют, — робкие надежды на короткую отсрочку.
Исигуро интересно не столько фантазировать по поводу возможного общественного порядка, сколько поговорить о неизменности человеческих переживаний. Любая фантастическая вселенная позволяет задавать условия, в которых проверяется на прочность человеческое — степень условности и правдоподобность реальности на усмотрение автора.
Пора как-то оправдать то, что уже три абзаца посвящены роману, а о фильме еще ничего не сказано.
Дело в том, что сценарист и режиссер крайне бережно обходятся с первоисточником и все вышесказанное переносится на картину без существенных поправок.
Роман для экрана переписал большой любитель историй про испытание человеческого запредельным Алекс Гарланд. В принципе и «Пляж», и «28 дней спустя», и «Пекло» были о том же — о сохранении человеческого в экстремальных условиях, предполагающих его изничтожение. Только экстремальность в романе Исигуро намеренно тихая, приглушенная. Ну, клоны, да, с полностью задавленным в зародыше представлением о свободе воли. А что такого?
Зато сентиментальный гуманизм их переживаний универсален до скрежета зубовного.
Режиссеру Марку Романеку, кажется, даже меньше, чем самому Исигуро, интересно устройство мира, в котором обитают их герои. Автор мощного высказывания про жизнь, которую всегда приходится прожить так, что в финале мучительно больно (смотрим его клип на «Hurt» Джонни Кэша), сосредотачивается на любовном треугольнике, примирении со смертью и экзистенциальной тоске. За последнюю отвечают скрипки на саундтреке и крупные планы печальной Маллиган на фоне одинаково печальных кирпичных стен, полей и одиноко стоящих деревьев. Маллиган здесь красива той хрупкой красотой викторианских героинь, которых обычно отдают Кире Найтли.
Найтли для контраста убедительно играет стервозную суку. Пожалуй, это самое интересное режиссерское решение в картине.
Жертвуя вслед за Исигуро возможными этическими и социальными коллизиями, Романек увязает в иллюстративности, превращая каждый кадр почти двухчасового фильма в сентиментальную открытку, а финал в торжество тривиальности. Живешь ты сто лет или тридцать — конец один, а поиски высших сил, способных отсрочить неизбежное, лишь расходуют впустую время, которое можно было бы разделить с ближним своим.
