Цивилизация
«Слава изнашивается», — не без грусти констатировал этот человек, томясь от бездействия на острове Святой Елены. Надо полагать, впрочем, что сим афоризмом он характеризовал лишь свое удручающее положение на закате жизни, но никак не посмертную славу. Насчет нее Бонапарт был спокоен — и не ошибся. Французы и сами не перестают гордиться былым кумиром, и другим не позволяют о нем забывать.
А если еще бренд под названием «Наполеон» скрестить с не менее популярным брендом «Лувр», то успех подобного гастрольного предприятия становится неизбежным.
Именно такой выставочный проект принимает у себя Исторический музей. Экспозиция «Наполеон и Лувр» послужила для ГИМа поводом осуществить «пробный пуск» своего нового выставочного пространства. Как известно, здание бывшего Музея Ленина с 2004 года находится в ведении этой организации. Однако ремонт с перепланировкой затянулся — лишь теперь появилась возможность устраивать здесь выставки и пускать посетителей. Правда, до полного окончания реконструкции дело все-таки не дошло. Архитектурным проектом предусмотрено также перекрытие внутреннего двора и освоение соседних строений, выходящих на Никольскую улицу. В новом музейном квартале должен возникнуть Музей войны 1812 года (есть вероятность, что это произойдет к 200-летию изгнания Наполеона из России). Не за горами и обустройство Национальной портретной галереи. Обещаны дополнительные выставочные площади, так что совсем не факт, что в будущем не будет пересмотрено функциональное назначение тех или иных залов. Но ознакомиться с интерьерной отделкой можно уже сейчас.
Итак, тень Бонапарта вернулась в Москву (немного разминувшись во времени с дымом пожарищ).
Как и следовало ожидать, французский император выступает на этой выставке в заглавной роли, и даже не в одной. Он и бравый покоритель Альпийских гор (легенда гласит, что при создании знаменитой картины Жака-Луи Давида «Бонапарт на перевале Сен-Бернар 20 мая 1800 года» военачальник самолично дал указание изобразить его «совершенно спокойным на вздыбленном коне»), и величественный монарх в полном императорском облачении (не менее известное полотно кисти Франсуа Жерара), и античный бог в образе Марса-миротворца, и щедрый меценат, радеющий о процветании Лувра. Он же узник Святой Елены, угасающий на одре, и даже аллегорический герой зашифрованной картины, в которой биография низложенного императора излагается в форме приключений его треуголки.
Реальная треуголка располагается в витрине неподалеку: именно она красовалась на голове Бонапарта в период русской кампании.
Помогают блистать бенефицианту члены его семьи и люди из ближайшего окружения. В экспозиции найдется и вышитый шелком портрет Жозефины де Богарне, и терракотовый бюст второй жены Марии-Луизы Австрийской, и парадный портрет матери Летиции Бонапарт, урожденной Рамолино. К широкому династическому кругу (поди управься с таким обилием покоренных земель — никаких родственников не хватит, чтобы рассадить всех по европейским престолам) примыкают верные маршалы и хитроумные царедворцы вроде графа Дарио, перебывавшего, кажется, на всех возможных должностях в имперской администрации.
Массовка расширяется за счет художников, скульпторов, архитекторов — и вот уже на сцене возникают характерные образцы искусства стиля ампир.
Демонстрируется, например, мраморное изваяние «Амур и Психея» работы Антонио Кановы, появляются тарелки севрского фарфора из личного императорского сервиза, из специального футляра выглядывает парадная шпага Наполеона с тремя ножнами. Предметы искусства призваны вроде бы отображать вкусы эпохи, но поскольку законодателем вкусов был тогда один-единственный человек, то и весь антураж работает на культ его личности. Вот фрагмент парчовых обоев для тронного зала в Версале, вот огромная ампирная ваза с фризом «Прибытие в Париж главных памятников, составляющих музей Наполеона» (так именовался в ту пору Лувр), вот центральный медальон ковра из дворца Тюильри. А вот, наконец, и золоченый императорский трон с подлокотниками в виде крылатых львов. Круг персонажей и экспонатов замыкается, и в центре снова он, Великий и Неповторимый. Кстати, написавший на закате дней: «Трон — всего лишь кресло, обитое бархатом».
Вопреки ожиданиям экспозиция оказалась не очень масштабной, зато эффектной.
Французы не пожадничали и привезли действительно важные произведения, говорящие об эпохе наполеоновского правления на языке самой эпохи. Хотя едва ли выставка повлияет на чье-то личное отношение к императору — уж слишком помпезно подана здесь его персона, чтобы рождать рефлексию. Скорее, нынешнее шоу лишний раз подтверждает правоту еще одного афоризма от месье Бонапарта: «Успех — красноречивейший в мире оратор». Этот успех, пускай недолговечный, и говорит за своего избранника уже почти два столетия.
