Цивилизация
В один и тот же день умерли двое — московский газетный фотограф, мой хороший знакомый, и совершенно незнакомая мне американка Терри Шиаво. В тот же день умирал еще один человек — папа римский Иоанн Павел II. Мне кажется, что в этих трех жизнях и двух пока смертях заключен весь смысл мировой политики.
С московским газетным фотографом мы работали вместе еще в Ташкенте. Иногда — редко — ходили вместе на редакционные задания. Чаще я просто по долгу службы делал подписи к его замечательным фотографиям. Он был по духу кочевником, а я человек предельно оседлый и крайне тяжелый на подъем. Но мы оба в разное время сорвались, уехали из страны, где родились и могли бы прожить всю жизнь, потому что в ней попросту нельзя было прокормиться нашими профессиями. В нашу жизнь вмешалась политика — тоталитарные режимы обычно плохо кормят журналистов, которые отказываются быть придворными слугами. В общем, всю жизнь не было нам покоя. Теперь ему, увы, есть.
Пока мы взрослели, получали образование, женились, заводили детей, молодая американка Терри Шиаво чертовски хотела похудеть. Ничего удивительного: большинство женщин и мужчин искренне хотят иметь вес в обществе. Только мужчины политический и побольше, а женщины физический и поменьше. Путь к похудению вызвал у Терри какую-то сердечную болезнь, а ошибка врачей привела ее в состояние комы, в котором она существовала целых 15 лет. И все ветви демократической власти Америки включились в борьбу одновременно за жизнь и за смерть не живой, но и не мертвой девушки. В конце концов, вся судебная система по иску мужа Терри постановила отключить ее от искусственного питания. А законодатели и президент Буш приняли специальный закон, чтобы сохранить ей эту «не жизнь — не смерть». Но в Америке судебная власть независима от исполнительной, и президент с парламентом подчинились суду. Подчинились ему и врачи.
И Терри Шиаво тоже обрела свой вечный покой. Хотя часть американского общества уверена, что ее попросту убили.
Папа Иоанн Павел II по должности является наместником Бога на земле. Таких политических тяжеловесов в мире больше практически нет, разве что президент Буш. Но вокруг наместника Бога существует вполне себе земной политический аппарат, иерархия, структура. Будет новый папа — многие кардиналы лишатся своих постов. К тому же долго сидящий на своем посту и действительно авторитетный руководитель — это, простите за пошлость, залог стабильности. Он уже не может говорить, его тело искромсано двумя десятками тяжелейших операций, у него неизлечимая, как известно, болезнь Паркинсона. Но ему не дают и не дадут уйти на заслуженный покой. Конкретным влиятельным людям политически невыгодно, чтобы он ушел. Иначе они перестанут быть влиятельными.
Папа тоже обретет свой покой. И тоже, увы, только после физической смерти. Вот и получается, что вся мировая политика, в сущности, сводится к тому, чтобы не дать нам, людям влиятельным и совершенно ни на что не влияющим, богатым и бедным, успешным и неудачникам, обрести состояние покоя при жизни. Политика действительно занимается нами, даже если мы не занимаемся политикой. Политика убивает нас под лозунгами счастья, справедливости, целесообразности.
Конечно, все это можно списать на обычную внутривидовую борьбу за существование. Но в любом школьном учебнике биологии вы прочитаете эту мантру: «Человечество отодвинуло от себя естественный отбор».
Если это правда, в ней и должен был заключаться весь смысл нашей политики, это и должно было стать главным и единственным доказательством превосходства человека над другими живыми существами.
Сделать так, чтобы не сбрасывали со скалы слабого. Чтобы могли существовать в рамках своих возможностей умный и глупый, ребенок и старик. Чтобы могла реализоваться точная пушкинская формула земной жизни: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».
Счастья на свете, похоже, действительно нет. С волей тоже какие-то перебои. Может быть, поэтому нет и покоя. Разумеется, пока человек живет — он двигается. А пока двигается — живет. Разумеется, все мы не только физические лица, но и физические тела. Но, черт возьми, в этом очень непродолжительном состоянии движения должны быть вкрапления состояния покоя. Мы должны дать друг другу покой. Или оставить друг друга в покое. И замечать друг друга при жизни как физические тела физических лиц.
