Цивилизация
С абстракционизмом в нашей стране вышла довольно удивительная история. Он вдруг оказался символом противостояния тоталитарному режиму – во всяком случае, сама власть долгое время к этому так и относилась. Подозрения провоцировались непониманием: мол, что-то темнят ребята, недоговаривают, выдают одно за другое – не иначе, задумали погубить культуру социалистического реализма, а вместе с ней и все завоевания строя. На Западе художники-«беспредметники» считались очарованными служителями муз и алхимиками от искусства, у нас же – почти диссидентами.
Правда, в последние годы советской власти многое из ранее табуированного потихоньку легализовалось.
Важное место среди таких идеологических послаблений занимали достопамятные выставки «20-ти московских художников» в Горкоме графиков на Малой Грузинской. Народ туда буквально ломился, обуреваемый тягой к полузапретному искусству. Одним из инициаторов и главных фигурантов тех выставок был Игорь Снегур. Имя его было на слуху вплоть до начала 90-х, потом как-то выпало из «ротации». Оказалось, впрочем, что художник никуда не делся и работает до сих пор. В его персональной экспозиции произведения, датированные XXI столетием, весьма многочисленны. Они соседствуют с опусами более ранними. Весь хронологический диапазон умещается в рамки 1959–2009.
За эти полвека Игорь Снегур несколько раз менял творческие ориентиры, но главный принцип оставался одним и тем же.
С того момента, как под влиянием знаменитого художника и педагога Элия Белютина автор пришел к абстракционизму, в его лоне он и оставался. Эволюционировала манера, возникали попеременно отблески супрематизма, конструктивизма, сюрреализма, менялась цветовая гамма и переставлялись геометрические акценты – однако Снегур всегда держался той эзотерической идеи, что предметный мир отвлекает от сущности искусства.
Глубокомысленное проникновение в тайны мироустройства когда-то вызывало отклик у широкой аудитории. Сегодня такого и близко нет.
Если к работам андеграундного периода еще сохраняется то самое отношение – как к знакам культурного оппортунизма, тягавшегося с официозом, то новые работы Снегура едва ли тронут массового зрителя.
К чему теперь «маркеры» и «элементалы» (термины, вводимые художником в ходе его модернистского эксперимента), когда всех врагов свободного творчества уже победили? Раньше снегуровские смыслы, если и считывались, то трактовались в качестве альтернативы воспеванию созидательного труда на благо социалистической родины. Теперь же мало кто и задумывается, что бы это значило. Может, просто дизайн такой или постмодернистская прихоть. Визионерская серьезность автора не берет за душу, пафос его не проникает в сознание.
Можно было бы списать этот эффект (вернее, как раз отсутствие эффекта) на нынешнюю «обочинность» нефигуративного искусства. Оно категорически не в моде, оттого, дескать, и не вызывает моментального резонанса. А придет время, так все еще ахнут и кинутся переосмыслять.
Но не похоже.
То есть переосмыслять кинутся, конечно, только вряд ли в том ключе, какого хотелось бы адептам. Скажем, недавно появилось поветрие насчет возрождения былого «модернистского проекта» – это подразумевает отказ от иронии и строительство самодостаточных художественных миров. Что бы из такого тренда не вышло в итоге, уже сейчас понятно, что к отцам-модернистам оно имеет самое косвенное отношение. Те бы явно не одобрили. Вот и понимание творчества Игоря Снегура грядущими поколениями не обещает ничего оптимистичного. Наверняка все извратят, переиначат, профанируют и упакуют в ненадлежащую обертку. Что абсолютно нормально. На том вся история искусства и построена. Главное, чтобы не забывали начисто.
