Ожидая спасения

Если включить телевизор утром (в любой день) и выключить, когда экран опустеет и начнет рябить, обязательно дождешься этой пошлятины — какой-нибудь пэтэушный певец, или малограмотный обозреватель моды, или наемный политический комментатор ляпнет: красота, мол, спасет, блин, мир. Как сказал Федор Степаныч Достоевский. Давайте будем помнить слова великого русского поэта.
       Ну, что ж поделаешь. Великая литература скончалась, валить на нее можно все, как на всякого мертвого. Религиозный смысл слов грешного мученика скрыт от темных его потомков, тут и ждать нечего, так что ни к чему и претензии предъявлять. Лучше согласиться с формой и обсудить вкладываемое этими «мыслителями» коммунально-бытовое содержание.
       Красота понимается как блатная мелодия с тупыми словами, положенная на электрический бас на четыре четверти, или как полуголое платье, надетое на косоногую дылду, или как новый уродливый памятник какому-нибудь историческому гаду... Вокруг же обычное российское уродство повседневности.
       Пятизвездные отели поднимаются среди оставшегося навеки строительного мусора, разбитых тротуаров и грязных луж.
       Стотысячные автомобили моделей этого года едут в омерзительно-сером пейзаже, будто выпавшем из картин передвижников: кривые деревья, грязное небо, круто замешенная колея.
       Дамочки в одежде от Jamamoto и Dries van Noten рыскают злыми глазами выбившихся в богатство детдомовок.
       Миллионеры в пиджаках с рукавами, закрывающими ладонь, и в брюках гармошкой — тысяч на пять долларов в сумме — поглядывают на 20-тысячные Patek Philippe из-под челочки второгодника.
       Политики в сутенерских костюмах садятся в наркобаронские автомобили.
       Идут солдаты-дистрофики ростом метр шестьдесят в ситцево-ватной форме, способной превратить Дольфа Лундгрена в недоноска.
       Милиционеры в картузах полицаев-предателей из фильмов про войну болтаются по улицам со ржавыми автоматами.
       В Москве, Питере, Самаре, Нижнем, Екатеринбурге реклама, купеческие и чиновничьи новостройки и иномарки слегка маскируют безобразие, оттягивают взгляд, хотя принципиально стиля не меняют. По остальной стране хочется идти с закрытыми глазами, как это всегда было.
       В пригородных богатых поселках все растут и растут из грязи красно-кирпичные замки, и ведь это навсегда – и тюремный кирпич, и грязь вокруг. На моей короткой дачной улице таких домов пять из тридцати, на дороге уже опять — после первого же хорошего дождя — начали застревать их «крузеры», но договориться, скинуться и заасфальтировать или хотя бы засыпать щебнем в головы не приходит. Предложение встречается прозрачным взглядом. Но один ответил гениально: «Ага! А потом я еще в Москве подъезд буду мыть, да?»
       Лучше не скажешь. Евроремонт кончается за железной дверью, сразу за ней можно давить бычок. То ли киллер накурил, дожидаясь, то ли сам выходил, чтобы дома выровненные белые стены не коптить.
       Говорят, уже есть ковры на лестницах, цветы в холлах, зеркала на площадках. Но и это большой надежды не внушает. В каком-нибудь не самом чистом в Европе Париже все это есть в домах, которые целиком стоят меньше, чем входная дверь в такой российский форпост цивилизации. На цветы или хотя бы чистый пол во всех подъездах по таким ценам даже у нас денег не хватит.
       Почему у нас грязно, некрасиво, нет стиля, все недоделано и в щелях? Почему у нас не лакируют поверх синих, зеленых или белых эмалей входные двери и не привинчивают к ним медные сияющие ручки? Почему официанты, подав еды на полтысячи настоящих денег, смотрят в сторону, а если улыбаются, то криво или фамильярно? Почему прямо с неба идет дождь с глиной?
       Уже и писал сам об этом, а все не найду ответа.
       Ну, молодая страна, ну, все бывшие деревенские, ну, татаро-монгольское иго. Ладно. А американцы? 150 лет назад в их постоялых дворах строго писали: «Джентльмены! Ложиться больше пятерых в одну постель в сапогах запрещается!», в салунах стаканы протирали рукавом, один сортир строили на целый этаж набитого работягами браунстоуна... Но ведь научились! А здесь? Нет надежды на следующие 150 лет, поскольку предыдущие не помогли.
       Есть робкое предположение: возможно, все дело именно в красоте. У нас она должна спасти мир, не меньше. Поэтому совершенно нет желания спасать собственный засранный подъезд: мелкая задача. Что толку засевать пустырь, с которого льется на асфальт поганая жижа, разве от этого уменьшится вселенская несправедливость и неустроенность? Зачем прилично одевать военных, если они все равно голодные и поэтому не растут? Как говорил мой старшина, армия, которая не носит портянок и спит в пижамах, войну не выиграет. Кстати, история показывает, что он прав...
       Мы максималисты. А бытовая красота – монополия жлобов. Русский человек никогда не опустится до мелочей. Ну, уступит моде, отлакирует паркет в квартире, но не в подъезде же! Там, за пологом юрты, за сенями курной избы, начинаются степь, тоска, вой ветра, кочевье, разбитая копытами земляная тропа. И, чуть отгородившись от России, он начинает размышлять о ее судьбах, а не о ее дорогах.
       Мне рассказывали об одном алюминиевом экспортере. Все как положено: заказанная дизайнерам квартира на Патриарших, дом на Рублевке, вилла в Испании, Armani и Audi S8, приличный business English... Но дома, когда можно расслабиться, он ходит не в шелковом халате с инициалами, заказанном на Savile Row, и даже не в джинсах по-простому, а в трениках. Да, именно так: в синих трикотажных штанах с низкой мотней и пузырями на коленях и в синей же кофте-олимпийке с кривой короткой молнией, гербом и надписью «СССР».
       Ему так красиво.
       Интересно, как будет красиво его сыну, который сейчас доучивается, страдая (да ну их, козлы, в общаге холодно, на занятия в галстуке, пива не выпей), в хорошей английской private school (то есть в частной школе)?
       Ох, вряд ли он там научится стричь газон. Да если и научится в конце концов, значит, еще ждать 300 лет до результата.