Цивилизация
— Как вам удается сохранить и творческое долголетие, и высокую мотивацию за шахматной доской?
— Я объясняю это просто: однажды на Большом проспекте Васильевского острова я вел машину и ударил автомобиль ГАИ. У меня не отобрали права, но шок был сильный. С тех пор я много хожу пешком и таким образом поддерживаю свою спортивную форму.
— С какими чувствами вы приезжаете в Санкт-Петербург?
— Это мой город, где я родился, пережил блокаду, начинал играть в шахматы. Но сегодня я для него гость, иностранец. У меня ведь швейцарский паспорт, и, чтобы оформить многократную визу в Россию на год, приходится платить 660 франков. Это чуть больше 400 долларов.
— Вам интересно бывать в современной России?
— Конечно, я ведь в некотором роде соучастник перестройки. Когда я бежал из Советского Союза, за границей находилось свыше 40 тысяч «невозвращенцев». Но властям удавалось скрывать это. Мало кто из рядовых советских граждан знал даже о Мстиславе Растроповиче и Рудольфе Нурееве. И вдруг появился «претендент», игнорировать существование которого было невозможно. Он ведь обыгрывал одного за другим нескольких советских гроссмейстеров и стал участником самого драматичного в истории мировых шахмат матча за чемпионское звание. После этого многие стали задумываться, многие стали уезжать. Руководители страны поняли, что без интеллигенции она погибнет. Может быть, с этого и начались реформы.
— Почему же вы не стали заниматься политической деятельностью?
— Я никогда не был политическим деятелем, не был диссидентом. Просто хотел заниматься шахматами. И с удовольствием делаю это по сей день.
— В последнее время вы охотно участвуете в ретро-соревнованиях, сыграв матч с Борисом Спасским и в турнире, посвященном 40-летию претендентской битвы на Кюрасао…
— Матч со Спасским был данью Ленинградскому университету, который мы оба окончили. Конечно, сегодня вспоминать годы обучения на историческом факультете в сталинские времена не слишком приятно. Но все же это альма-матер, где проходило мое становление. А Кюрасао — это любопытная веха в истории мировых шахмат. В своих воспоминаниях Роберт Фишер писал, что советские гроссмейстеры тогда, в 62-м, объединились против него. На самом деле пострадал не только будущий 11-й чемпион мира, но и мы с Михаилом Талем. Я ведь лидировал после половины четырехкругового турнира, но потом в дело вмешалась Рона Яковлевна Петросян. Она сумела договориться даже с Палом Бенко, который бежал из социалистической Венгрии в США. Это в те-то времена! И вечно боявшийся Пауль Керес поспособствовал успехам Тиграна Вартановича Петросяна.
— Чего же боялся известный советский гроссмейстер, любимец всей Эстонии?
— Он ведь был шахматным профессионалом и в то время, когда Эстония еще не была частью Советского Союза. А в годы второй мировой войны никуда не эвакуировался, а спокойно играл в чемпионатах Великой Германии и других турнирах. За такое должны были к стенке поставить или как минимум отправить в сибирские лагеря. Кересу же все простили, и уже в 1952 году он был капитаном сборной СССР. Но страх в душе наверняка оставался. Семейству Петросян не составило труда на этом сыграть.
— Отношения с девятым чемпионом мира у вас были очень напряженные…
— Поверьте, в этом нет моей вины. Петросян незадолго до кончины раскаялся, и мой друг, ленинградский мастер Александр Геллер, это раскаяние принял.
— Есть ли у вас друзья в шахматном мире?
— С киевлянином Шайновским мы дружим еще с 50-х годов, с тем же Александром Геллером. Хотя отношения с его однофамильцем Ефимом у меня не сложились. Моим хорошим другом был многолетний тренер Вячеслав Оснос, но, когда я бежал, он ужасно испугался. И дружба закончилась.
— Виделись ли вы с психологом Рудольфом Загайновым, помогавшим вам в первом противостоянии с Анатолием Карповым?
— Мне не нравятся такие люди. У них нет принципов, и они готовы работать сначала со мной против Карпова, потом с Карповым против Каспарова. На дух не переношу такого двуличия.
— Используете ли вы компьютер?
— Да, смотрю дебютную базу, иногда с помощью техники анализирую позиции. Но, вообще, я не в восторге от вторжения компьютеров в мир шахмат. Со временем они могут просто уничтожить человеческие шахматы.
— Будет ли преодолен раскол, существующий сейчас в шахматном мире?
— Это меня совершенно не интересует.
