Цивилизация
В Москву приезжает Джош Гробан, потомок русских эмигрантов, ставший в США звездой кроссовера: шесть его студийных альбомов, на которых записаны романтические песни на стыке поп-музыки и оперы, разошлись общим тиражом в 25 миллионов экземпляров. По популярности Гробан, безусловно, в высшей лиге — на одном уровне с Джастином Бибером, Леди Гагой или Рианной. В преддверии первого московского выступления, которое пройдет 19 мая в «Крокус Сити Холле», Гробан рассказал «Газете.Ru» об иностранных языках, судьбах классической музыки и мечте написать саундтрек к боевику.
— В вас же течёт русская кровь, верно? А бывать здесь раньше доводилось?
— Нет, и поэтому я особенно жду именно этого концерта. Самое лучшее, что мне дала музыка, — возможность путешествовать и видеть места, куда я бы иначе точно не доехал. Но Россия и здесь стоит особняком; пока что приезд в Россию для меня — самое долгожданное событие в году.
— Ваши первые три ассоциации со словом «Россия»?
— Хм, дайте подумать…
— Нет, если можно, как раз не думайте. Просто — первое, что приходит в голову.
— Первой в голову приходит бабушка. Моя бабушка по отцу. У неё был гигантский альбом фотографий, где она вела генеалогическое древо нашей семьи: от неё я многое узнал про своих русских предков. Во-вторых, еда! У нас тут в Нью-Йорке много хороших русских ресторанов. Ну и, наконец, русская музыка — правда, в основном классическая.
— А языком вы владеете?
— Признаюсь честно, мне надо его немножко подучить, поэтому, с вашего позволения, я сейчас не буду ставить себя в неловкое положение и пытаться что-то сказать. Но в Москве у меня будет несколько дней — надеюсь, вспомню кое-какие фразы и выражения!
— Вы же поёте не только на английском, но и на других языках — итальянском, португальском… Это значит, что вы бегло говорите на них или просто заучили конкретные слова?
— Ни то ни другое. Когда нужно спеть песню на иностранном языке, я не просто заучиваю какие-то буквы и слоги, но прошу перевести себе песню так, чтобы к моменту начала записи я уже полностью ориентировался в этом тексте и мог его прочувствовать. Что касается умения разговаривать на языке, то нет, это в данном случае не обязательно. Хотя в каждой стране, где я бываю, я стараюсь усвоить хотя бы несколько самых расхожих слов и выражений.
— Нет ли у вас привычки в каждой экзотической стране, где вы выступаете, спеть песню или хотя бы какой-нибудь небольшой отрывок на языке этой страны?
— Вот в России мы хотим именно так сделать. Пианист в моём ансамбле русский, его зовут Руслан, и он обещал мне подумать, какую именно песню было бы лучше спеть. Так что, может быть, мы сможем кое-чем удивить московскую публику! Тем более что русский, возможно, на первый взгляд кажется не таким мелодичным языком, как тот же итальянский, но зато сами мелодии русских песен, безусловно, из самых красивых в мире.
— Согласитесь, для носителей языка иностранец, пытающийся на нём разговаривать, порой выглядит забавно. Вы вообще не боитесь казаться смешным?
— Я, вообще-то, в жизни выгляжу довольно смешно, не находите?
— Но уж музыка-то у вас довольно серьёзная по большей части.
— Это правда, потому что я очень серьёзно к ней отношусь. Но, тем не менее, есть и другой Джош Гробан, и иногда ему тоже удаётся проявить себя. Например, недавно на телешоу Джимми Киммела я положил на музыку твиты рэпера Канье Уэста (Гробан с очень серьёзным лицом сидит за роялем и поёт такие строчки, как, например: «Вы не знаете, где найти мраморный стол для конференции? Я хочу созвать конференцию, но не раньше, чем найду подходящий стол». — «Газета.Ru»).
— И как Канье на это отреагировал?
— Ну, он ретвитнул моё видео — думаю, это высшая похвала, которую можно было ожидать. Теперь, правда, я всё жду, когда же он наконец как-нибудь надо мной поиздевается в текстах своих песен!
— Ваше первое громкое выступление было, когда вы вышли на сцену вместо заболевшего Андреа Бочелли, да и вообще кажется, что поп-музыка и оперное искусство для вас одинаково важны. А ведь ещё относительно недавно это были два отдельных мира, которые, казалось, никогда не сойдутся друг с другом. Как вам работается на их пересечении?
— Это интересный вопрос. Я, пожалуй, не соглашусь с тем, что опера и поп-музыка совсем недавно пришли друг к другу. А три тенора? А Марио Ланца? Да и вообще, многие произведения искусства, которые мы сейчас считаем оперой и классикой, были поп-музыкой своего времени, а пение открытым голосом было популярным, народным пением. И классическая музыка на самом деле с тех пор не то чтобы значительно изменилась (за вычетом разве что экстравагантных экспериментов современных академических композиторов). А вот поп-музыка, наоборот, стала очень узкой и закрытой, и поэтому сейчас, когда в её пространстве появляется нечто значительное, широкое, открытое, панорамное, то люди мгновенно чувствуют разницу и говорят: ну, это уже опера, это уже классика.
Но на самом деле я никогда не пел оперу или в опере — мне для этого потребовалась бы совершенно иная вокальная подготовка. То, что я делаю, — это, безусловно, поп-музыка, но скорее в классическом смысле слова — как у того же Марио Ланца. Да и не только у него: если задуматься, то просто поразительно, как широко влияние классики проникло в нынешний поп. Послушайте, скажем, группу Muse — и пожалуйста, вот вам классические арпеджио. Или Queen — Фредди Меркьюри вообще пел в верхнем регистре не хуже Паваротти. Музыкальным журналистам свойственно придираться к мелочам, а на самом деле пресловутый синтез разных традиций наблюдается сейчас буквально где угодно.
— На первых порах вы пели много чужих песен, а на вашем последнем альбоме «All That Echoes» больше половины песен собственного сочинения. Вы уже можете сказать, что освоили профессию композитора?
— Честно говоря, я сочинял музыку с самого детства — приходил после школы домой, садился за фортепиано и начинал играть, придумывать что-то на ходу. Впрочем, конечно, композитором я себя не считал и становиться им не собирался. А потом, представьте себе, вам семнадцать лет, у вас контракт с лейблом, вокруг вас начинает вертеться куча народу, и все говорят: так, нужно сделать ему по-настоящему крутой дебют, надо его пригладить, упаковать в красивую обёртку — что вы ответите? Я растерялся и сказал: да, пожалуйста, давайте. И в общем, пожалуй, не жалею об этом, потому что до сих пор считаю себя всё-таки прежде всего певцом, и если есть хорошая песня, то с радостью её спою, вне зависимости от того, кто её написал.
Но потом мне стали приносить всё больше мелодий, которые казались — как бы это сказать — несколько шаблонными, стереотипными. Я не чувствовал, что могу в них раскрыться и показать себя с лучшей стороны. И тогда я сказал себе: слушай, хватит лениться, ты всю жизнь что-то сочинял — давай-ка вспомни, как это делается! Но, тем не менее, я по-прежнему ещё полностью не привык к роли композитора, и всегда радуюсь, когда в финальную версию альбома попадает больше двух-трёх моих собственных треков.
— Следующим шагом должно стать освоение ещё и продюсерского ремесла, нет? Ведь вы тогда вообще сможете всё делать в одиночку.
— Я конечно, совру, если скажу, что никогда об этом не думал (смеётся). И, может быть, однажды это и произойдёт: я работал с многими замечательными продюсерами и более или менее представляю себе, из чего состоит эта профессия. Правда, честно говоря, мне вряд ли удастся выйти на тот же уровень — по крайней мере, я бы сначала попробовал спродюсировать чью-то чужую музыку. Потому что когда ты работаешь в студии над собственными песнями, то погружаешься в материал настолько глубоко, что просто-напросто требуется какой-то сторонний, нейтральный наблюдатель, который сможет сказать: нет, это плохо получилось, а вот этот отрывок давай уберём, а этот передвинем… Мне нравится обмениваться мнением с продюсерами. Так что, если говорить обо мне в этой роли, моё эго всё время нашёптывает: да, давай, попробуй, ты сможешь! Но мой мозг отвечает: нет, парень, оставь-ка лучше это профессионалам, таким как Роб Кавалло или Дэвид Фостер!
— От чего устаёт Джош Гробан? От популярности? Может быть, от некоторых своих песен, которые приходится петь раз за разом?
— Усталость от песен проходит в момент, когда я выхожу на сцену. За кулисами я могу немножко поворчать — мол, ну что за дела, опять петь одно и то же… Но когда ты чувствуешь энергетику зала, звучит первый аккорд — всё, ты снова в деле. Потому что хорошая песня есть хорошая песня, и когда я слышу по радио, например, «Unchained Melody» или «My Girl» (американские поп-стандарты. — «Газета.Ru»), то понимаю, что никогда от них не устану. Что касается популярности, то да, чрезмерное внимание к твоей жизни, конечно, изрядно раздражает.
— А девочки-группиз? Они вообще преследуют артистов в наши дни или это реалии 1960-х годов?
— Знаете, технология сделала большой шаг вперёд, и это наложило свой отпечаток в том числе и на эту сферу. Теперь ничто не остаётся за кулисами, ничто нельзя скрыть! Когда в интернете сотни форумов, а в любом мобильном телефоне есть видеокамера, вас неминуемо застукают и потом будут долго вам косточки перемывать. Так что даже если бы я вёл рок-н-ролльный образ жизни, крутить романы с группиз у меня всё равно, скорее всего, не вышло бы. Ну а так мне это особо и не нужно — я любитель серьёзных отношений.
— У вас уже шесть альбомов, на которых записаны разные песни, но приблизительно в одном и том же стиле. Нет иногда желания порвать со всем этим и заняться какой-нибудь принципиально иной музыкой?
— Я думаю, мои поклонники подтвердят, что в каждом моём альбоме есть что-то, чего они от меня совершенно не ожидали. С другой стороны, хочется всё же делать то, что у меня лучше всего получается, так что между одним и другим просто нужно нащупать равновесие. Мой девиз звучит так: давать поклонникам то, что они хотят услышать, но сами об этом и не подозревают! Поэтому я люблю экспериментировать — например, сотрудничать с другими музыкантами или петь в мюзиклах. Давно мечтаю саундтрек к фильму написать.
— Что же это будет за фильм?
— О, я даже не знаю. Боевик, наверное? Это было бы интереснее всего — я однажды видел, как Джеймс Ньютон-Говард записывает музыку к «Бэтмену», и это очень увлекательно: везде сплошные барабаны, тарелки, всё бьётся, колотится, взрывается! Веселуха! Хотелось бы когда-нибудь поработать на чем-то подобным.
