Цивилизация
История о том, как «иконоборца» Авдея Тер-Оганьяна не пустили на выставку современного российского искусства в Лувр из-за подписей к картинам вроде «Это произведение направлено на возбуждение религиозной вражды» и все соратники по выставке из солидарности отказались участвовать, нами уже освещалась. Интрига сейчас в самом разгаре, так что нет необходимости восстанавливать хронику событий. К сказанному можно лишь добавить некоторые сведения, только что поступившие из разных источников. В частности, с разъяснением своей позиции выступил ГЦСИ (Государственный центр современного искусства), который совместно со Stella Art Foundation является устроителем парижской выставки «Контрапункт: современное русское искусство» с российской стороны.
По словам гендиректора ГЦСИ Михаила Миндлина, они не причастны не только к запрету на вывоз из страны произведений Авдея Тер-Оганьяна, но даже и к отбору для экспозиции конкретных опусов из серии «Радикальный абстракционизм».
Выбор был сделан куратором от Лувра Мари-Лор Бернадак с подачи Марата Гельмана, владеющего вышеупомянутыми произведениями. К подписям под изображениями первоначально не прилагались переводы на французский – таким образом, «куратор был введен Гельманом в заблуждение», делает вывод господин Миндлин.
Несколько иначе в этой трактовке выглядит и сюжет с запретом на вывоз. ГЦСИ сообщает, что Росохранкультура лишь предложила задержать отправку груза до проведения консультаций с французской стороной.
В результате переговоров, в которых принимал участие и президент Лувра Анри Луарет, французские музейщики подтвердили свой отказ брать на выставку заявленные ранее работы Тер-Оганьяна.
После чего автофургон с остальными экспонатами отбыл во Францию. В Росохранкультуре особо подчеркнули, что не препятствовали бы вывозу опусов Авдея Тер-Оганьяна, если бы их отправкой занималось не госучреждение, а частные лица.
Попытка решить вопрос путем получения файлов от самого Тер-Оганьяна и распечатки их уже в Париже (тип работ позволяет это сделать) привела к появлению открытых писем автора. В них он сообщает о решении отказаться от участия в «Контрапункте», если вывоз произведений из России не будет разрешен официально, а также в том случае, если МИД РФ не продлит загранпаспорт радикальному художнику Олегу Мавромати, который проживает в Болгарии, уклоняясь от обвинений по 282-й статье УК о разжигании национальной и религиозной вражды. Он же призвал остальных участников «Контрапункта» к бойкоту выставки в случае невыполнения его условий. Вскоре после того по информагентствам прошло сообщение, что другие авторы в знак солидарности с Тер-Оганьяном действительно готовы к бойкоту, но теперь эти сведения не подтверждаются.
Большинство авторов опровергли утверждения Марата Гельмана, заявив, что не давали никому полномочий выступать от своего имени.
Вся эта заваруха неизбежно должна будет так или иначе разрешиться в ближайшие дни. Поскольку выставка намечена на начало октября, ситуация надолго не подвиснет. То ли, как утверждают сейчас в российском Минкульте, мероприятие пройдет в срок и почти без потерь (участие Авдея Тер-Оганьяна в любом случае под большим сомнением), то ли французы решат, что со скандальными русскими лучше не связываться, и вообще все отменят, то ли возникнет еще какой-нибудь вариант – скоро увидим.
Но весь этот сюжет, сколь бы неожиданным он ни казался, выглядит довольно закономерным следствием процессов, не первый год идущих в современном искусстве.
Не только в отечественном, кстати. Международный контемпорари арт радикализировался давным-давно, и скандальные происшествия в нем случаются с завидной периодичностью. То межконфессиональные отношения облекаются в не слишком корректную изобразительную форму, то тема Холокоста затрагивается не самым удачным образом, то порнография замаячит в полный рост, то кто-нибудь из видных политиков оскорбляется на художественные инсинуации в свой адрес. На Западе к подобным историям не только привыкли, но и притерпелись – дескать, такое уж это «беспокойное хозяйство», можно ждать чего угодно. Приверженность общества к принципам свободы творчества и десятилетиями культивируемая толерантность привели к тому, что западная публика к радикальным художественным акциям и скандальным произведениям относится в целом снисходительно. Исключения обычно составляют различные религиозные общества, родительские комитеты или просто индивидуумы с обостренным эстетическим чувством.
Особенность российской ситуации состоит, пожалуй, в том, что наши художники склонны действовать именно по западным лекалам, а вот социум от западного заметно отличается.
Вкусы наших сограждан во многом патриархальны. К не изжитому до сих пор «целомудрию» советской эпохи в части изобразительного искусства добавились еще и религиозные установки, реализуемые с неофитским рвением. Российская публика не получала в 60–70-е годы тех эстетических «прививок», в результате которых заграничная аудитория обрела терпимость, а то и пристрастие к провокативным формам художественного творчества. Не станем вдаваться в оценки, что лучше, и подбрасывать читателям рекомендации, какое искусство нужно любить, а какое отвергать, — у каждого свои суждения на сей счет.
Просто констатируем, что западная модель, примененная к местным условиям, дает несколько причудливые плоды.
Взять хотя бы того же Тер-Оганьяна и его серию «Радикальный абстракционизм». В некотором смысле эти опусы являются «проверкой на идиотизм»: понятно же, что невинные абстракции сами по себе не могут содержать никаких призывов к свержению конституционного строя или еще какой крамолы. Своими подписями автор намеренно ставит зрителя в двусмысленное положение. Мол, если на клетке со львом видишь надпись «буйвол», то чему верить?
Самые продвинутые догадаются, что Тер-Оганьян пользуется здесь обычной концептуалистской методикой, одновременно намекая, что и его акция «Юный безбожник» с порубкой икон топором, за которую он удостоился внимания российской Фемиды, была в свое время неверно понята.
И так по многим другим пунктам. Если вникать в контексты и подоплеки различных скандалов – от уголовных процессов по выставкам «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» до брутальных акций упомянутого выше Олега Мавромати или неупомянутого Александра Бреннера – то окажется, что всему есть свое, вовсе не криминальное объяснение. Вроде бы явные враги православия перестают выглядеть таковыми, будто бы антихудожественные выходки легко вписываются в парадигму современного искусства. Порно – это не порно, политический протест – отнюдь не политический протест и так далее. Буквально никто никого не хотел обидеть, все только и делали, что самовыражались в рамках интернациональной эстетики.
В итоге между прогрессивными авторами и большинством населения возникает пропасть непонимания, преодолевать которую стороны даже и не намерены.
Художники полагают, что «не доросли вы до нашего искусства», публика же уверена, что «они за дураков нас держат, да еще и издеваются над нашими ценностями».
Увы, скорого и внятного решения этой проблемы не просматривается. Радикализм в сфере современного искусства запретить не получится – он может лишь сам собой выйти из моды. Такое, кстати, бывало. А воспитать благодарную массовую аудиторию, говорящую с радикалами на одном языке, пока что не получается, хотя в прессе за последние годы публиковались километры агитационных комментариев. Похоже, мы обречены на патовую ситуацию, когда художники и кураторы гнут свою линию, публика продолжает пожимать плечами или даже строчить заявления в прокуратуру, а власти выносят противоречивые, непоследовательные вердикты, поскольку не знают, как бы все разрулить без потери международного и внутреннего авторитета одновременно...
Сказанное означает, что и прецедент с выставкой в Лувре ни к каким соломоновым решениям не приведет.
Еще один частный случай, который как-нибудь утрясется, – а потом неизбежно возникнет следующий, чем-то похожий, а чем-то нет.
Тогда опять все начнут истерить, солидаризироваться по поводу и без повода или, наоборот, показывать друг на друга пальцами. А кто-то еще и деньги на этом зарабатывать... Ничего не поделаешь, особенности национального замкнутого цикла.
