Последняя ошибка президента

Первый и последний президент СССР Михаил Горбачев выступил в несколько неожиданной для себя роли адвоката президента России Владимира Путина. Прежде уже бывало пару раз, что осторожный Горби сплетал свое фирменное затейливое словесное кружево, из которого можно было разобрать, что политику Путина он одобряет. А можно было – что и нет.

На сей раз выступление отца перестройки и гласности не оставило возможности для альтернативных интерпретаций. Отвечая на критику в адрес нынешних обитателей Кремля, он заявил:

— Да, недостатки есть, есть и откаты. Мы не сомневаемся, что демократия — это хорошо, но сначала необходимо обеспечить фундаментальные потребности граждан. И если для этого нужен авторитаризм — я такой авторитаризм приветствую. (Выделено мною. – Е. К.)

Когда я прочитал это первый раз две недели назад, то поначалу все-таки не поверил своим глазам. Подумал – оговорка, случайность. Подумал — корреспондент неточно цитирует Горбачева, благо те самые словесные кружева Михаила Сергеевича не всякий иногда распутает. Но в это воскресенье увидал Горбачева в соловьевской программе на НТВ, где он говорил примерно то же самое, и понял: цитаты точные.

По иронии судьбы, выступал Горбачев не где-нибудь, а в знаменитом берлинском отеле «Адлон», который стоит прямо у Бранденбургских ворот, буквально в сотне шагов от того места, где пролегала граница между свободным Западным Берлином и социалистической ГДР. Сам он, кстати, заметил, что это символично.

Именно тут двадцать лет назад, в 1987 году покойный президент Рональд Рейган, немного театрально взгромоздившись на наблюдательную вышку на западноберлинской стороне, обратился к Горбачеву, словно тот был в толпе и слышал президента США в тот момент: «Если вы хотите мира, если вы хотите процветания, господин Горбачев, снесите эту стену!»

Сносить Берлинскую стену, которая более четверти века была символом разделения Германии, Европы, всего человечества на два враждебных лагеря, возможно, не входило в планы Горбачева ни тогда, ни 9 ноября 1989 года, когда стена рухнула в одночасье под напором жителей ГДР, которые отказались жить по-старому. Михаил Сергеевич, как это видно из опубликованных ныне документов, записей его переговоров, скорее шел за событиями. Не он один в те дни был озабочен и даже напуган – сама мысль об объединении Германии страшила и многих западных политиков.

Но сегодня, спустя 18 лет, это может интересовать только историков. Публика же в Германии, как и во многих странах Запада – но в Германии особенно — воспринимает Горбачева как человека, который действительно внял призыву Рейгана и разрушил Берлинскую стену. Недаром чуть ли не каждый год ему вручают какую-нибудь очередную немецкую премию.

Вот и на этот раз Горбачев, рассуждая о том, что готов приветствовать авторитаризм, если он нужен для обеспечения «фундаментальных потребностей граждан», а демократия уже потом, выступал на церемонии вручения ему престижной премии имени доктора Фридриха Йозефа Хааса.

Имя этого человека на самом деле очень хорошо знают в России, а еще лучше знают изречение, выбитое на его могиле в Москве, на Введенском, бывшем Немецком кладбище в Лефортове: «Спешите делать добро!» В России его звали доктор Гааз, он жил в жестокое, бесчеловечное николаевское время и двадцать пять лет был главным врачом московской тюремной больницы. Его считали святым. Он и вправду жил ради того, чтобы помогать униженным и оскорбленным, бедным и оступившимся, он не считал зазорным встать на колени перед Николаем I и умолять его помиловать какого-то никчемного, старого, больного преступника. Когда Гааз умер, за его гробом шла двадцатитысячная толпа.

«Спешите делать добро…» Ох, сдается мне, что-то совсем недоброе, совсем не в духе завещания доктора Газа, делает Михаил Сергеевич, когда грудью встает на защиту Владимира Владимировича.

Собственно говоря, ничего не предвещало столь эмоциональной реакции Горбачева на выступление экс-спикера бундестага профессора Риты Зюсмут, которая, можно сказать, дежурно обвинила российские власти в авторитаризме и подавлении демократии. Только ленивый сегодня этого не видит.

Но вдруг Горбачев заявил в ответ: «За пять лет нынешнее руководство достигло многого, хотя вы хотите, чтобы оно сделало за этот срок то, на что вам потребовались сотни лет».

М-да… Не знаю, как насчет достижений последних пяти лет, но восемнадцать лет назад, когда Горбачев был у власти, а молодой офицер, сотрудник дрезденского филиала представительства КГБ в ГДР Владимир Путин в дни крушения Берлинской стены бесконечно жег секретные бумаги в печке, свободы и демократии в нашей стране было, ей-богу, больше, чем сейчас.

Даже такая строгая и придирчивая организация, как Freedom House, ведущая мониторинг соблюдения политических прав и гражданских свобод в десятках стран мира, в последние два года правления Горбачева ставила СССР оценки выше, чем она ставит сейчас путинской России.

В 1990 и 1991 году Советский Союз впервые перешел в группу «частично свободных стран». Наследовавшая ему Россия оставалась там все годы ельцинского правления, но в 2004-м вернулась к прежнему советскому состоянию – «несвободная страна». Вот такие достижения…

Зачем, не пойму, Михаил Сергеевич хвалит нынешнего президента, который по сути дела, демонтирует последние этажи того шаткого здания протодемократии, которое Горбачеву кое-как удалось возвести за недолгие годы перестройки и гласности? Который уничтожает те немногие реальные достижения, которые можно поставить в заслугу экс-президенту СССР? Не могу найти ответа.

К чему это мелкое политиканство? Зачем он суетится, пытается понравиться нынешнему хозяину Кремля, который – я уверен – не испытывает к Горбачеву никакой симпатии? Он же небожитель, он принадлежит истории; пусть большинство не любит его дома, в родной стране, но нет пророка в своем отечестве, а время все расставит по своим местам.

Может быть, смерть Бориса Ельцина, незримо присутствовавшего в жизни Горбачева, его постоянного заочного оппонента, его политического alter ego, так выбила Горбачева из колеи? Возможно. Но все равно – зря Михаил Сергеевич делает то, что он делает. Ведь он теряет последние симпатии тех, кто раньше были готовы простить Горбачеву всё: шараханья из стороны в сторону, бесконечные колебания, явные ошибки, мелкие просчеты только в благодарность за одно – что он все это начал. Если Горбачев оттолкнет от себя последних своих твердокаменных почитателей, это будет, как говорил Талейран, хуже, чем преступление. Это будет ошибка.