Все мы политзэки

Пытаюсь вспомнить, когда именно я впервые задумалась, что вообще-то выражение «политические заключенные» шире, чем вот буквально те, кого держат в буквальной тюрьме?

Наверное, впервые еще при советской власти. А в нынешние времена, может быть, когда стали подписываться под требованием об освобождении Светы Бахминой. То есть когда солидарность начала приобретать объем. И помню, как подробно останавливалась на каждой фамилии учителей, инженеров, безработных, ученых, домохозяек, которые требовали освободить мать малолетних детей, попавшую под удар не касающейся ее «высокой» политики. Такие разные люди — и их было много, больше, чем я думала. Испытывающие схожие с моими чувства.

С октября 2008 года, когда люди подписывали эту петицию, до сего дня общество, или по крайней мере некоторая его часть, прошло колоссальный путь утрачивания равнодушия. Судилища, которые сегодня вызывают открытое возмущение, пикеты, собрания людей перед судами еще четыре года назад были бы встречены в лучшем случае неодобрительно-равнодушно. Или не были бы замечены вовсе. Люди не задумались бы над точностью названия «Русь сидящая». Реакция на наводнение в Крымске ограничилась бы несколькими репортажами в СМИ и фотографиями и видео от блогеров.

Шаг от «одиночек» — типа прекрасной доктора Лизы — до попытки массовой самоорганизации в оказании помощи страдающим гигантский.

Конечно, подчас со всеми издержками порыва: быстро вспыхивает — легко гаснет. Но порыв и способ его реализации есть и доказан: помощь больным, потерявшим крышу над головой, неправедно преследуемым, лишившимся работы. Это солидарность — и это больше, чем благотворительность. Движение души, для которого не придумана мера. Его не купишь и не продашь.

Я не знаю, стал ли выход людей на улицы, который начался после объявления о возращении в президентское кресло Путина, причиной или следствием этого пробудившегося неравнодушия. Но, безусловно, именно видимый массовый протест — причина возникшего у власти дискомфорта. И страха. Ну да, а клин надо вышибать клином — пусть будет страшно другим. Этим власть и занялась. Все ее действия после восстановления статус-кво в Кремле оказались прогнозируемо репрессивными. Великая спячка — это же отлично: она позволяла власти чувствовать себя уютно и заниматься своими делами. Кого надо, она уже внятно испугала с 2000-го до 2004-го. Но даже вот это первое ленивое потягивание надо глушить всеми доступными методами, пока организм под названием «страна», или «общество», не очухался окончательно и не потребовал завтрака.

Все последовавшие «звенья гребаной цепи» — самозащита системы. А поскольку систему по собственной воле олицетворяет один человек, то защита его единственного. Результат? Двенадцатый год во власти — это не первый, не пятый и даже не восьмой. Всему рано или поздно приходит закат. Вы, кстати, заметили, что в России есть очень важный показатель изменения общественного настроения? Это когда люди перестают бояться ругать вслух. То есть перестают молчать или кривить душой, а начинают вербально выражать недовольство, что сейчас и происходит при упоминании фамилии Путина, если верить социологии. Поскольку система совершенно сознательно нанизана на одного лицо, его волю и его интересы, то закат персонажа тащит с собой вниз и систему. Закат объективен: он случился бы – позднее, скорее всего, и без пробуждения весьма незначительной части общества. Но вот этот один открытый глаз великанской страны — он уже открыт, и тут ничего не поделаешь, проснулся. Всеми силами отправить в нирвану. Дать понять, что дальше будет хуже. Усыпить обратно — и быстро. Запугать. Ну, наверное, теоретически можно было бы. Но тогда не стоит над ухом бить в литавры. Это я про Толоконникову и подруг, например.

Что такое «дело о беспорядках 6 мая»? Безусловная репрессия с единственной целью — испугать, показать, что на месте каждого из задержанных мог быть ты – ты, вышедший на демонстрацию, или ты, на нее не вышедший, но проходивший мимо, или ты, оказавшийся в неправильное время в неправильном месте.

Это дело — отвратительный спектакль, у которого только одна цель — породить страх у той части общества, которая не равнодушна, которая проснулась. Провальный спектакль, чего уж там. Как и все остальные судебные постановки власти.

В результате, спасая себя, слуги системы ведут себя как вертухаи в лагере, разделяя подопечных для более эффективного контроля на касты и группы, и даже дробя на подгруппы внутри. Одних наказывая, других поощряя, третьим обещая, четвертых опуская. Вообще не задумываясь, к чему это может привести завтра.

Система не умна — она будет ощетиниваться и дальше. Она будет возводить стены и сжимать свободное пространство. Поскольку время работает против ее лидера, то количество людей, не боящихся говорить, выходить, пикетировать, демонстрировать, думать, которым тесно в этих давящих стенах, будет возрастать. Естественно и объективно опять же. С тех пор, когда люди проявили солидарность в отношении заключенной Бахминой, за каких-то четыре года, это понятие — «солидарность» — перестало быть чужим словом, напоминающим лишь о славной польской истории, которая через десятилетие закончилась крушением СССР. Когда в России сегодня поют «давай разрушим эту тюрьму», то речь не идет о «Бутырке». А когда говорят «свободу политзаключенным!», то речь идет не только о тех, кого власть посадила по политическим мотивам.

Система вот прямо сейчас, у нас на глазах прикладывает максимум усилий, чтобы граждане страны почувствовали себя политзаключенными в собственной стране. Это лишь начинается с небольшой группы людей, потом таких людей становится все больше. К концу совка таких были миллионы. Не думаю, что с тех пор люди сильно поглупели.

Так что стены, конечно же, рухнут. Довольно утомительная история. Пробуждение народа у нас всякий раз оказывается столь же неожиданным, как и снег зимой. Самоощущение власти, что она пришла навсегда, всякий раз присутствует и всегда оказывается ошибочным. И никаких уроков никто не учит. И уже прямо несбыточная мечта какая-то, чтобы те, которые придут вслед за нынешними, оказались хотя бы немного другими.