Цивилизация
О работе в Госдуме
«Газета.Ru»: Как вам первые недели в Госдуме? Ведь до этого вы всю жизнь занимались другими делами, бизнесом. И тут сразу такой переход.
Алексей Нечаев: Ну все-таки не всю жизнь одним бизнесом. Я в юности, еще в студенческие годы и после этого, до 1990 года занимался общественной работой, со школьниками и со студентами. За последние 10 лет я создал экологическое движение ЭКА, образовательную программу «Капитаны». Плюс выборы — это два года моей жизни. Я уже приличное время бизнесом не занимаюсь.
— Так какие впечатления именно от работы в Думе?
— Впечатления хорошие. Знаете, иногда в кулуарах люди из других партий подходят и говорят: «Здорово, что вы прошли».
— Видел, что Зюганов предлагал вам подходить к нему за советом.
— Да, с коммунистами нормально общаемся. До этого кто-то говорил, что «старички» нас будут учить жизни. Но в итоге если это и происходит, то только в хорошем смысле слова, подсказывают.
— Вы запомнились ярким выступлением в защиту ректора Шанинки Сергея Зуева, которого задержали. Недавно стало известно, что у него случился гипертонический криз, ему делают операцию на сердце. Вы сделали это из-за того, что знаете его лично? Или видите какую-то тенденцию в целом?
— Скорее, последнее. Я же выступал в Думе и в защиту иноагентов. Хотя я лично, например, не знаю эколога Евгения Симонова или Алексея Смирнова из Иркутска (признаны иноагентами — «Газета.Ru»). Но у меня есть активисты на местах, которые говорят, что это очень достойные люди.
Зуева я действительно знаю. У него есть этика, такой человек не будет красть. Но, к сожалению, я бы не преувеличивал возможности депутата Госдумы. Ветви власти не просто так разделены, мы не можем вмешиваться напрямую. Мы делаем, что можем — привлекаем общественное внимание.
— А как в целом вы будете добиваться поставленных задач в Госдуме? Ведь у вас всего 15 из 450 депутатов. Ищете союзников?
— Мы сами об этом много думаем. Как вы помните, Эйнштейн сказал, что мир — понятие не количественное, а качественное. И к нашей ситуации это относится тоже.
Но если даже меньшинство поднимает публично какой-то разумный вопрос, то большинству его неудобно будет задвигать. Например, мы подняли вопрос о первом рабочем месте для студентов. Коммунисты говорят, что у них такое же предложение. На самом деле у них другая идея, но в этом же направлении. И, значит, здесь мы вместе с ними. Так что, если ты вносишь что-то хорошее, и это замечают в обществе, то против такого предложения никто не рискует идти. Но в целом мы пока осваиваемся, давайте не торопиться.
— С коммунистами у вас, получается, в целом нормальные отношения? В первый день вы говорили, что их выступления вас разочаровали.
— Речь шла только о выступлении Дмитрия Новикова, их кандидата в спикеры. Потому что он очень агрессивно выступил. У нас и так слишком много воинственной тематики, мы и так живём в логике осаждённой крепости. И когда Новиков начинает говорить, что «мы ещё тогда боролись со всякой либеральной сволочью», извините… Зачем коммунисты занимаются расчеловечиванием людей?
Если начнется расчеловечивание, то коммунисты первые попадут под каток. Конечно, Зюганов это понимает, а Новиков этого не понимает. Или же его просто понесло на трибуне?
О результатах выборов
— Вы говорили, что вы реалист, а не утопист. Означает ли это, что у вас были какие-то договоренности в администрации президента до выборов?
— Конечно, нет. Никаких договорённостей не было.
— Как вы вообще оцениваете выборы этого года?
— Ну есть, например, ДЭГ (дистанционное электронное голосование — «Газета.Ru»). Мы готовы были посмотреть, как это работает. Но то, как получилось по одномандатникам в Москве, — это, конечно, не очень. Наши ребята были в штабе Венедиктова, и когда эти цифры в момент переворачиваются… терзают смутные сомнения. Мы сделали исследование по Москве: 56% допускают, что в ДЭГ были нарушения, которые могли исказить результат. Только 32% прекрасных людей считают, что подтасовка на электронном голосовании невозможна. 12% затруднились ответить. Половина опрошенных полностью или скорее не доверяет результатам ДЭГ.
— Основываясь на этом, вы будете выступать за отмену электронного голосования?
— В целом в использовании электронного голосования мы не видим проблем. Но московский ДЭГ отличается от российского тем, что там есть функция переголосования. Мы будем выступать за отмену этой функции.
— Партия набрала больше 5% по всей стране и прошла в Думу. Почему при этом не получилось провести ни одного одномандантника? Вы надеялись в каком-нибудь из округов на победу?
— Конечно. Знаете, хорошо, когда идет одномандатник со своим рейтингом плюс рейтинг партии. Но у нашей партии всю дорогу был низкий рейтинг, он стал расти только за три недели до выборов. Был бы выше рейтинг, думаю, наши одномандатники прошли бы.
О членах фракции и нью-нью-эйдже
— А вы готовы были приглашать сильных одномандатников с политическим бэкграундом? Или это не противоречит концепции партии «Новые люди»?
— Концепция «нового человека» — гуманистическая концепция конца XX века. Люди новой эпохи, условно, нью-нью-эйдж. Они приходят в момент, когда закончилась индустриальная эпоха, когда закончился мир идеологий. Это другое время, постиндустриальное. Новые люди — глубокое понятие, это не новые люди в политике, так просто совпало. И мы готовы были приглашать людей новых с точки зрения этой концепции. Например, Сардана Авксентьева. В политике ведь она не новый человек.
— К вам присоединились два человека уже после начала работы новой Думы — Олег Леонов и Дмитрий Певцов. Когда вы начали с ними переговоры?
— Мы следили за ними и конкурировали с ними на выборах. Предложили присоединиться, когда посмотрели, кто из самовыдвиженцев прошел. С Леоновым получилось почти сразу.
— А с Певцовым в чем были сложности?
— Он очень занятой человек, часто в разъездах, у него много выступлений.
— Певцов при этом много чего требует запретить, ввести цензуру и Госплан. Это разве не движение в другую сторону от вас?
— Мы сейчас с ним много общаемся. Часто ты говоришь что-то одно, а СМИ твои слова трактуют, может, не специально, иначе. И еще мы понимаем, что проблема в неточности слов. Мы сейчас много общаемся по содержанию. И, например, есть слово «идеология», которое Дмитрий Певцов употребляет в другом значении. Я спросил: «Вы, наверное, имеете в виду «онтология»?». Он говорит: «Да, конечно, онтология. Просто «онтологию» никто не поймёт». А я считаю, что люди понимают слово «онтология».
— А про цензуру его же слова?
— Его. Но мы обсуждали, единственный ли метод — запрещать. Согласились, что есть и другие.
У всех есть вещи, которые нужно переосмыслить. Дмитрий прошёл избирательную кампанию, много общался с людьми. Одномандатная кампания — это очень непростая вещь, как вы знаете. И он много чего от людей такого впитал. Он готов развиваться, я уверен в этом.
Есть какая-то часть идей, где мы не совпадаем. Но например, он не согласен с тем, что на оборону тратится в 25 раз больше, чем на культуру. Это не популизм, это реально его волнует. Мы друг друга обогащаем. В чём-то он больше «Новые люди», чем я.
О пенсионной реформе, иноагентах и вакцинации
— Что, с вашей точки зрения, нужно делать с пенсиями в 2021 году, спустя три года после реформы?
— Это была не реформа, а просто повышение пенсионного возраста с оговорками. Все принималось без широкого общественного обсуждения. Так не делается, здесь нужен общественный договор.
В целом вопрос пенсий в России требует большой проработки и дискуссии. Это необходимо. В экспертных кругах, в элитах, на уровне общественности.
Но при этом коммунисты и «Справедливая Россия» говорили во время избирательной кампании, что они за возвращение прежнего возраста. А люди ответили на это тем, что эсеры еле прошли в парламент. Никто не верит, что при конституционном большинстве «Единой России» это можно отыграть. Это феномен.
— Но такая ситуация и по иноагентам тем же, по другим законам последних лет.
— Нет. За закон об иноагентах «Единая Россия» не заплатила дорогой цены, это для неё бесплатное путешествие. А за пенсионную реформу она заплатила снижением рейтинга в полтора раза. Цена очень высока. Кроме того, люди понимают, что с пенсиями глобально, во всём мире что-то не так.
— Вы выступаете против принудительной вакцинации. А как можно убедить людей в таком случае вакцинироваться?
— Людям нужно предоставить максимум информации о побочных эффектах и дать выбор из всех сертифицированных на мировом уровне вакцин. Ни в коем случае нельзя увольнять тех, кто по ряду причин вакцинироваться не готов или не может. И уж точно нельзя ограничивать их в правах.
Об отношении к президенту
— Вы также провели встречу с Путиным по видеосвязи. Какие впечатления, что там обсуждали?
— Я рассказал президенту о том, что «Новые люди» уже сделали, что мы планируем делать. Он с интересом отнёсся к нашим идеям по развитию предпринимательства и образования.
Для нас важно, чтобы в России не только обсуждали, но и делали. У многих людей у нас грустно-пессимистическое настроение, и нельзя сказать, что это без оснований. Но мы – партия исторического оптимизма. Мы видим, что сейчас очень многие люди хотят реализоваться в бизнесе, а теперь благодаря нам – и в политике. Не с помощью государства, а самостоятельно. У нас это получается, и это нашло большую поддержку у президента.
Он спросил и про сложности в реализации, которых пока нет. Но если нам будет не хватать инструментария, то мы будем обращаться к нему.
— В целом фигура президента для вас непререкаемый авторитет? Или вы же можете с чем-то принципиально не согласиться?
— Я помню 1999 год. И в том, что Россия сохранилась – конечно, огромная заслуга Владимира Путина. Я думаю, для него не проблема, если его кто-то критикует. В интервью Андрею Ванденко он сказал очень точно, на мой взгляд: «Даже рядовой гражданин хочет видеть не только то, как ругают власть, а он хочет слышать и понять, а что же предлагают те, кто её критикует». Я живу по этой логике всю жизнь. Критикуешь — предлагай. Предлагаешь — делай.
— Как вы относитесь к выстроенной в стране вертикали власти?
— Каждый человек отвечает на вызов, который он видит. Вертикаль власти — ответ на вызов, который стоял перед страной в начале двухтысячных. Пришло время добавить к ней ещё и горизонталь.
Но важно, кто это будет делать. Нужны не «служивые люди», которые возьмут под козырёк и которым важнее отчитаться, чем сделать. А нужны вольные люди, которым главное — сделать. Запрос на обновление есть.
Вопрос, с кем строить эту горизонтальную, а не вертикальную Россию. Например, Никиту Белых поставили губернатором. Но разве это человек «прекрасной России будущего»? Его же взяли с отпечатками на пальцах на деньгах в ресторане. Я уверен, что президента не устраивает, когда он делает свою работу, а кто-то свою не делает.
О смерти идеологий и наций
— Какая у вашей партии идеология? Что из принципиальных вещей вы готовы отстаивать? Создалось впечатление, что во время кампании вы просто выступали «за все хорошее».
— Слово «идеология» появилось в начале XIX века во Франции. До этого такого слова не было. Была религиозная онтология — представление о мире, созданном Богом. Когда рождался индустриальный век прибыли и машин, появился запрос на управление людьми на основе не религиозного сознания, а чего-то другого. Так родилась идеология: как обманка элит и широких масс. И дальше пришёл XX век, когда идеологии завладели большинством.
И у людей со временем произошло отторжение от идеологий, потому что они стали просто прикрытием других интересов. Американцы не несли свободу во Вьетнам, а мы не несли социализм в Афганистан. Это была просто геополитика.
Век идеологий закончился. Вот разве у кого-то из современных успешных политических проектов есть ярко выраженная идеология?
— Хорошо, если не идеология, то хотя бы принципы у вас есть?
— Безусловно. Первое — принцип развития. Любое отставание в развитии очень болезненно. Россия в 1917 году во многом пала жертвой неравномерного развития. В каком-то смысле, с начала девяностых мы живём в мире неравномерного развития. Но сейчас с развитием в России большие проблемы. Наш ВВП уже 10 лет растёт в четыре раза медленнее, чем среднемировой.
Второй наш принцип — ценность жизни. После Второй мировой ценность жизни очень выросла и в мире, и в России. Фраза «бабы новых нарожают», которую приписывают маршалу Жукову, теперь выглядит чудовищно.
— А что насчет стабильности?
— Одной стабильности мало. Например, история Faberlic — это история четырёх очень мощных волн роста бизнеса по экспоненте. И двух неудавшихся. Но если ты застрял в стабильности, то тебя съедят. Сначала тебя объедают по краям, потом ты гниёшь в сердцевине, и потом ты падаешь.
— СМИ сообщали, что до Новых людей вы могли войти в партию «Родина». Это правда?
— Да. Переговоры были в феврале-марте 2020 года, когда у всех было ощущение, что выборы в Госдуму пройдут не планово в 2021 году, а на год раньше. Мы понимали, что хотя партия и зарегистрирована, для думской кампании нужно будет собирать подписи. Чтобы выдвигаться без подписей, нужно было пройти в региональные заксобрания, но мы бы не успели это сделать, если бы выборы в Госдуму прошли в 2020 году.
Кроме «Родины», мы обсуждали партнёрство с ещё одной партией. Но для нас в каждом случае было слишком много компромиссов. А потом в конце марта стало понятно, что выборы пройдут в 2021 году, и мы вышли из переговоров.
— «Родину» ассоциируют с гражданским национализмом. Эти идеи вам близки?
— Это было первое, о чем мы спросили Журавлёва. Он мне объяснил, почему они не националисты. Просто все помнят их ролики из двухтысячных.
Национальное строительство — это очень содержательная тема, но время, когда в мире строились нации — это эпоха 19 века. Россия проскочила это строительство сначала как Российская империя, потом как Советский Союз. И Россия сейчас, с одной стороны, не достроена как национальное государство, с другой стороны, и не империя. Поэтому тема любого национализма в России так болезненна.
— То есть, нации мы оставляем там же, где и идеологии?
— В каком смысле да, нации — тоже такой крепкий XIX век.
— По поводу внешней политики. У вас в программе сказано, что Россия должна стать самостоятельным центром мировой силы. Но в основе политики вовне должны быть не свои интересы, а своя правда. Это разве не идеологический подход?
— Смотрите, у России есть место в Совбезе ООН, есть ядерное оружие. Я разговаривал с голлистами во Франции, с некоторыми людьми в штатах. Они говорят: «Мы от вас чего-то ждём. Россия всегда что-то миру предлагала». И не только через литературу и искусство, а совокупно.
Вот был старый гуманизм энциклопедистов Французской революции — свобода, равенство, братство. Один из крестьян, другой из священников, третий из дворян, но мы все равны.
Второе равенство — это то, что придумали марксисты, которое потом легло на староверческие корни в России. Гуманизм 2.0. — назовём его так. «Давайте всех уравняем», но это равенство бедности, когда ни у кого ничего нет.
Третий гуманизм стал зарождаться в 60-е годы XX века, и в СССР, и на Западе. Это не только равенство в правах, но и равенство как возможность раскрыть себя. Самый яркий художественный образ в этом плане — «мир Полудня XXII века» братьев Стругацких. Это мир Владимира Матвеева, создателя «Учительской газеты», мир Владислава Крапивина, «Школа третьего тысячелетия» Михаила Щетинина. Выдающиеся гуманисты – это те, кто помогает людям развиваться, это равенство в возможности творить, создавать.
И я бы хотел, чтобы Россия предложила миру концепцию именно этого, третьего гуманизма. И сама Россия стала бы совсем другой страной. Где были бы невозможны ни пытки, ни преследования людей, которые ищут, но, может быть, ошибаются. Но это концепция, а никакая не идеология.