В ночь на 4 июня 1989 года на перегоне Аша – Улу-Теляк в Иглинском районе Башкирской АССР произошла крупнейшая железнодорожная катастрофа в истории СССР и России. В момент прохождения пассажирских поездов № 211 «Новосибирск — Адлер» и № 212 «Адлер – Новосибирск» случился мощнейший взрыв облака легких углеводородов, образовавшегося в результате аварии на расположенном поблизости газопроводе Сибирь – Урал – Поволжье.
По официальным данным, жертвами трагедии стали 575 человек, в их числе – 181 ребенок. Свыше 600 получили ранения различной степени тяжести, ожоги и остались инвалидами. В других сведениях приводились еще более внушительные цифры погибших: и 675, и даже 780 человек.
Как показало расследование, в трубе образовалась щель длиной 1,7 м.
Из-за протечки газ накопился в 900 м от эпицентра – в низине, по которой была проложена Транссибирская магистраль. Приборы показали падение давления в трубопроводе примерно за три часа до катастрофы. Однако дежурный персонал предпочел не заниматься поисками утечки газа, а лишь увеличил его подачу.
О сильной загазованности в районе 1710-го километра магистрали в 11 км от города Аша Челябинской области диспетчера участка несколько раз предупредили машинисты проходящих поездов. Но и этим сигналам почему-то не придали значения – позже газеты напишут, что трагедии можно было избежать, прояви ответственные лица необходимую бдительность. На деле же к необратимым последствиям привел пресловутый человеческий фактор: иначе говоря, преступная халатность и вопиющее пренебрежение служебными обязанностями.
Взрыв произошел в ненаселенной и, как подчеркивали тогда, — труднодоступной местности, что, впрочем, не уберегло от массовой гибели людей.
В начале курортного сезона поезда следовали в Краснодарский край и обратно в крупный сибирский город забитыми под завязку.
Среди 1384 официально зарегистрированных пассажиров двух составов было 383 ребенка, в том числе детская хоккейная команда из Челябинска «Трактор-73», погибшая практически в полном составе. Не исключается, что в действительности пассажиров было значительно больше: кто-то мог ехать без оформления, по договоренности с проводником. Кроме того, билеты не выписывались детям до 5 лет. Еще 86 человек входили в поездные команды.
Взрыв прогремел в 1 час 15 минут ночи по местному времени. Его сила, как определили военные, достигала 3-4 кг на квадратный сантиметр, общую мощность оценили в 250-300 т тринитротолуола. Некоторые эксперты сравнивали случившееся чуть ли не с ядерным взрывом в Хиросиме, указывая, что взрыв на перегоне Аша – Улу-Теляк был всего лишь в семь раз слабее.
Без оторвавшихся хвостовых вагонов составы прошли по инерции соответственно 600 и 200 м. Взрыв разрушил 37 вагонов и оба электровоза, семь вагонов сгорели полностью, 26 выгорели изнутри, 11 были оторваны от состава и сброшены с путей взрывной волной. Деревья в радиусе четырех километров обуглились либо превратились в щепки. В деревнях и городе Аша лопнули стекла, а столб пламени можно было увидеть за 100 км. На людях плавились золотые украшения. Как отмечали очевидцы, на мгновение стало светло, как днем.
«Ночью нас разбудил страшный удар, — рассказывал «Московским новостям» житель Новосибирска Леонид Чубыкин, ехавший в Адлер вместе с внуком. – Меня придавило дверью соседнего купе. Когда я выбрался, увидел внука, заваленного грудой железа. Под ним лежали два солдата и женщина. Я вытащил Антона, помог освободиться остальным. Одежда на мне начала гореть. Я сбросил ее и вылез в окно. Взял внука на руки и как можно быстрее пошел вперед, потому что вокруг все уже горело.
В больнице его положили в реанимацию. Он умер на моих глазах».
А это слова пассажирки Натальи К. из Адлера:
«Проснулась от того, что упала со второй полки на пол — а вокруг все уже пылало. Мне казалось, что я вижу какой-то кошмарный сон: горит и сползает кожа на моей руке, под ногами ползает охваченный огнем ребенок, на меня идет с протянутыми руками солдат с пустыми глазницами, я ползу мимо женщины, которая не может потушить собственные волосы, а в купе нет уже ни полок, ни дверей, ни окон».
Через полчаса после взрыва на помощь пострадавшим прибыли жители окрестных населенных пунктов. К трем часам ночи у места аварии уже находились три спасательных поезда. Как докладывал министр здравоохранения СССР Евгений Чазов, у большинства пострадавших были выявлены ожоги дыхательных путей, ног, лица и туловища.
Из-за особенности местности и несовершенства тогдашних раций связь с медиками представляла серьезную проблему. По словам уфимского врача Михаила Калинина, в ту ночь на месте крушения работали все бригады «скорой помощи» города, из-за чего пришлось отказать 456 позвонившим на пульт по телефону. Докторов не хватало, поскольку многие разъехались на выходные по дачам. В отделениях оставались в основном дежурные. Те же, кто прибыл в район крушения поездов, столкнулись с острой нехваткой машин для транспортировки и медикаментов.
«Для перевозки пострадавших мы приняли решение привлечь вертолетное училище, — констатировал Калинин в разговоре с РИА Новости в 2009 году. — Спасибо службе ГАИ, которая помогла организовать беспрепятственный проезд машинам «скорой помощи», блокировала магистраль города для подъезда к вертолетной площадке. Был привлечен дополнительный и транспорт — такси и автобусы.
Спасло нас тогда то, что было лето и люди не мерзли.
Прибывший на рабочее место заместитель главного врача скорой помощи Рамиль Зайнуллин вскрыл склады с сильнодействующими препаратами, и все пострадавшие получили обезболивающие средства практически на месте происшествия. Помогло то, что на складах гражданской обороны было достаточное количество носилочных средств и перевязочных материалов».
Калинин также признался, что все работавшие на месте крушения поездов специалисты пережили сильнейшее психологическое потрясение.
«Я ушел на работу русым, а вернулся седым. За ночь голова не только у меня побелела. После трагедии мы не могли какое-то время говорить об этой катастрофе, настолько это было страшно. Не дай Бог видеть такую человеческую трагедию», — резюмировал медик.
Специальные группы еще долго прочесывали прилегающую территорию, натыкаясь на фрагменты человеческих тел. На месте трагедии побывали председатель Верховного Совета СССР Михаил Горбачев, заявивший, что «борьбу с безответственностью и беспечностью нужно вести всем миром», и глава Совмина Николай Рыжков. Из Москвы прибыл специализированный модульный госпиталь, из США — аппараты «искусственная почка». Поступали медикаменты из Японии, Италии и других стран. Главный травматолог Минздрава СССР Владимир Кузьменко тогда отмечал, что советским медикам впервые пришлось иметь дело с таким количеством ожоговых больных.
Около 300 раненых, нуждавшихся в специализированной помощи, затем отправили в Москву, Ленинград, Свердловск, Куйбышев и Горький. Это была уже открытая информационная эра – каждый день новые подробности катастрофы передавали газеты, радио и телевидение. Ничего не утаивалось.
«Я помню, как последовавшей за воскресеньем ночью мы всей авральной вызванной на работу редакцией делали экстренный выпуск газеты об этой беде, — и как стучали зубы у нашего фотокора Рустема, приехавшего из Улу-Теляка с пленками шокирующих кадров, — вспоминал журналист Виктор Савельев. – «Дайте водки, ребята!» — попросил Рустем. Ему налили – было слышно, как его зубы клацают о стакан.
Пока в редакции проявляли его фотопленки с места трагедии, он все говорил про обгорелую детскую ручонку, лежавшую под откосом, был в шоке, как человек, окунувшийся в ад!
А ведь первые журналисты были привезены на место катастрофы примерно через 14 часов после того, как похоронные команды почистили место адского пожара. Но им хватило и этого. А что же было с теми, кто побывал там утром? Говорят, солдатам-спасателям на пожарище, как на фронте, выдали спирт: их тошнило, трясло при разгребании завалов из обугленных тел и железа…»
Очевидцы свидетельствуют, что даже в уфимских колониях матерые уголовники по собственной инициативе стали создавать спасательные отряды, требуя отправить их на место катастрофы. Когда им было решительно отказано, преступники стали сдавать кровь. Одновременно на месте аварии орудовали мародеры.
Уже днем 4 июня к работе приступила правительственная комиссия во главе с заместителем председателя Совмина СССР Геннадием Ведерниковым. Расследование показало, что поезда не должны были встретиться в районе утечки газа. Но один из них опаздывал более чем на час. Если бы он выдержал график, то встреча состоялась бы за 35 км от взрыва, уточнял министр путей сообщения СССР Николай Конарев. Известно, что один поезд шел со скоростью 50 км/ч, другой – 70 км/ч.
Судебное разбирательство продлилось шесть лет, завершившись уже в новой России. Обвинение было предъявлено девяти должностным лицам. Двое из них подлежали амнистии. Максимальная мера наказания составила пять лет. Согласно официальной версии, утечка газа началась за 40 минут до взрыва и произошла из-за повреждений, нанесенных трубопроводу ковшом экскаватора при его строительстве в октябре 1985 года.
По другой версии, причиной аварии явилось коррозионное воздействие на внешнюю часть трубы электрических токов утечки, так называемых «блуждающих токов» железной дороги.
При встрече двух поездов, возможно, в результате торможения, возникла искра, которая послужила причиной детонации газа. Но, вероятнее всего, причиной детонации газа явилась случайная искра из-под пантографа одного из локомотивов. В свою очередь, конспирологи винили в случившемся Солнце и магнитные бури.
После трагедии под Уфой пассажирские вагоны стали делать из других, менее горючих и более жаро- и огнестойких материалов.