Цивилизация
Опыт мировой истории свидетельствует, что способность делить мир на «хороших своих» и «плохих чужих» глубоко укорена в человеческой природе. Она и по сей день является неисчерпаемым источником конфликтов, причем как в военно-государственном, так и в бытовом масштабе (последний, впрочем, охотно перерастает в первый и наоборот). Но как объяснить подобную укорененность? Почему люди, относясь к одному и тому же виду, судят о представителях чужих социальных групп с большим пристрастием, чем о соплеменниках?
Ответ на этот вопрос вопросов философы, культурологи, историки, более приземленные политтехнологи и еще более приземленное общественное мнение ищут в многообразии культурной истории человечества.
Чисто биологическое, не «культурное», объяснение этого феномена трактуется в лучшем случае как совершенно недостаточное, в худшем — как вульгарное. Биологи-когнитивисты (специалисты, изучающие поведенческую психологию животных) из Йельского университета по итогам своих экспериментов утверждают, что именно таковым оно и должно быть, а роль культурного фактора вторична.
Macaca mulatta — обезьянки, обитающие в прибрежных джунглях Коста-Рики, о чужих представителях своего вида судят с той же степенью предубеждения, что и Homo sapiens — о «понаехавших». Результаты исследований обезьяньих предубеждений опубликованы в мартовском выпуске Journal of Personality and Social Psychology.
Популяции обезьян образуют внутри себя различные социальные сообщества, основанные на семейных связях (в отличие от людей, у которых разделение на сообщества может происходить не только «по семейным обстоятельствам»). Чтобы узнать наверняка, как у обезьян работает система распознавания «свой — чужой», была использована известная особенность животных смотреть на предметы, представляющие опасность или новизну, дольше, чем на предметы, хорошо изученные. С этой целью макакам демонстрировали фотографии их соплеменников из «своих» и «чужих» социальных групп. Было четко установлено, что на чужих, то есть на «иностранцах», обезьяны задерживают взгляд дольше, чем на «своих». Более того, поскольку происходит постоянная миграция обезьян между группами, недавние обезьяны-мигранты оказались более внимательны к фотографиям бывших «соотечественников» и рассматривали их дольше.
Таким образом, некоторое время после миграции эти обезьяны были более чувствительны к информации «свой» или «чужой», чем коренное население группы, как если бы животному было важно определиться со своей национальной принадлежностью.
Данный вывод может показаться банальным и забавным одновременно, но это не так. Способность обезьян идентифицировать представителей «чужой» и «своей» группы исключительно по внешнему виду, то есть «по лицу», была, во-первых, впервые доказана и исследована в серии контролируемых экспериментов. Во-вторых, разделение «свой — чужой» оказалось не фиксированным, а гибким: после перехода в чужую группу животные, обрабатывая информацию о бывших «соотечественниках», как бы рефлексировали над этой разницей.
Биологи на этом не остановились и в следующей серии экспериментов, оказавшейся самой интересной, попытались определить, несет ли в себе подобная рефлексия помимо маркирования принадлежности «свой — чужой» оценочное маркирование «хорошо — плохо».
С этой целью был разработан обезьяний аналог известного и статистически хорошо обкатанного теста подсознательных ассоциаций (Implicit Association Test, или IAT, хотя во избежание неправильных ассоциаций с психоанализом лучше говорить «скрытых ассоциаций»). Тест, разработанный в конце 90-х группой когнитивных психологов во главе с Энтони Гринволдом, позволяет, применяя спонтанную технику быстрых вопросов и ответов, отделить скрытые предпочтения тестируемого от экспонированных (например, скрытую неприязнь к представителю какой-либо социальной группы, в то время как «правила приличия» обязывают человека быть более толерантным — часто двойственность такой позиции не осознается самим тестируемым явно). Обезьянам демонстрировали серии фотографий «своих» и «чужих» в паре с какими-нибудь хорошими, полезными вещами, например, фруктами, и явно нехорошими или даже опасными, например, ядовитыми пауками.<3>
По-разному сочетая изображения, биологи фиксировали время, которое обезьяны тратили, рассматривая их.
Выяснилось, что фотографии своих товарищей, запечатленных вместе с фруктами, и портреты «чужаков», запечатленных с пауками, интересовали обезьян одинаково мало, они воспринималась ими как естественные и особого внимания не требующие. А вот фотографии «чужих», запечатленных с хорошими и полезными объектами, теми же фруктами, провоцировали у обезьянок легкий ступор — такие сочетания воспринимались ими как явно неестественные и тревожные, то есть плохие по формуле «товарищ + что-то хорошее = хорошо», но «чужак + что-то хорошее = плохо». Иначе говоря, обезьяны, как и люди, склонны к спонтанно положительной оценке членов своих социальных групп и спонтанно отрицательной — «чужаков».<2>
То есть склонны к предрассудкам.
Похоже, что объяснение подобных предрассудков уходит в глубь времен намного дальше, чем история цивилизационной деятельности людей, породившей культурные различия между обществами, поэтому и избавиться от предвзятого мышления, апеллируя к культурному сознанию человека, окажется намного сложней, если вообще окажется возможным. Не значит ли это, что политика толерантного мультикультурализма, консервирующая и охраняющая принцип «свой — чужой» в человеческом сообществе, скорее разжигает, чем подавляет наши звериные инстинкты: ведь поводов для предвзятости — всегда хороших фруктов у вечно «плохих» чужаков — меньше не становится?
По мнению авторов, реальная причина нетерпимости лежит вне проблем культурных (национальных, религиозных, политических и пр.) различий, а намного глубже: предрассудочность — наш общий с животными поведенческий, инстинктивный стереотип, а не следствие культурной эволюции.
Впрочем, в решении проблемы — как стать наконец гуманистами и жить дружно — вдохновляет как минимум тот факт, что даже макаки вынуждены чесать затылок, реагируя на проблему «свой — чужой».