Цивилизация
— Как вы видите будущее медицинской науки в России?
— Я считаю, что важно развивать медицинскую науку на базе университетов. Это была большая ошибка, когда медицину отделили от университетского образования: произошел разрыв двух профессий – практики медицины и медицинских исследований. На самом деле это должно происходить в одном и том же месте. На уровне работы можно и разойтись: многие практикующие врачи не занимаются исследованиями. Но в момент подготовки, обучения эти вещи должны быть максимально совмещены, приближены. В США все крупные медицинские школы связаны с университетами. Например, я работаю в Вашингтонском университете, который по рейтингу медицинских школ занимает вторую-третью позицию. Мы уступаем Гарварду (просто по объему: они гораздо больше) и иногда Университету Джонcа Хопкинса. В нашем университете замечательная клиника, там много чего изобрели, работает много нобелевских лауреатов, но это и просто потрясающий центр исследований, занимающий ведущее положение по объемам финансирования Национального института здоровья (порядка полумиллиарда долларов в год). И любая медицинская школа, институт подготовки врачей должна иметь исследовательское подразделение, программу фундаментальной и прикладной науки, а также «инкубатор» для внедрения изобретений. У нас в университете большое количество стартапов, как и в других вузах – Гарварде, университете Джонcа Хопкинса, Университете Дьюка. Вокруг них образуется довольно много компаний, и я надеюсь, что что-то подобное появится и в России.
— Есть ли примеры такой организации медицинского образования и науки в России?
— Насколько я знаю, в МГУ уже пошли по этому пути: там уже год назад построили клинику, госпиталь. Вероятно, по каким-то политическим причинам (я не очень это знаю) она пока не открыта. Но я лично считаю идею постройки клиники гениальной.
МГУ – один ведущих университетов мира,
и, чтобы стать таковым не только по факту, но и «на бумаге», он должен обладать в том числе некими атрибутами. Практически все великие университеты мира имеют медицинскую школу. Они должны заниматься биомедициной и клиническими исследованиями. В МГУ этого, к сожалению, нет в результате нашего старого советского отделения медицинских институтов. Они смогли этот вопрос решить — клиника будет создана; со временем, я надеюсь, появится и лечебный факультет, и этот пробел будет ликвидирован.
В университете должна быть клиника, должны быть лечащие врачи, пациенты, потому что прикладные биомедицинские исследования невозможны без этой практической базы. Если МГУ сможет пройти этот путь, это будет хороший задел для других университетов – того же Нижегородского, Санкт-Петербургского, Новосибирского. Это очень важно.
— То есть вы не видите будущего российской медицинской науки вне университетов?
— Пока нет. Только через интеграцию, которая уже идет. Я узнал недавно об очень интересной программе между МФТИ и Третьим медицинским университетом. Пока они набирают не много студентов – около 10 человек.
Учиться они будут не пять лет, а семь или восемь, но они будут получать два полноценных диплома — от физтеха диплом физика, а от медуниверситета диплом лечащего врача.
Причем они прослушивают все курсы, требующиеся для обеих специальностей. На выходе получаются замечательные специалисты. Именно так куются кадры для клинических исследований в США. Кстати, программа эта была придумана Иваном Павловым. Он набирал молодых практикующих врачей, которые получили медицинский диплом, но еще не достигли того, чего они хотели, в карьерном плане. В результате появилась возможность, будучи врачом с трехлетним опытом, работать над диссертацией по физиологии. Они учились еще два-три года, но потом это давало возможность занимать очень высокие позиции.
В США есть аналогичная программа – Medical Scientist Training Program. После того как заканчивается бакалавриат, лучшие студенты участвуют в конкурсе на так называемый курс M. D. Ph. D. Туда попадают только лучшие: обучение полностью оплачивается государством (в отличие от медиков, которые выпускаются из медицинских школ с $200 тысячами долга) — это обеспечивает большую конкуренцию. Потом они учатся минимум 8 лет (на деле иногда до 20 лет) и получают степень доктора медицины, врачебный диплом и степень кандидата наук по технической специальности. На выходе это специалисты очень высокого класса — они становятся лидерами в медицине, деканами ведущих факультетов медицинских школ. И за каждым выпуском просто идет охота: это руководящие кадры системы здравоохранения. Их интеллектуальный потенциал чрезвычайно высок, их хотят нанять не только лучшие университеты Америки, но и венчурные компании. Я рад, что подобие такой программы появилось в России: такая практика должна расширяться.
— Какие у вас есть совместные научные проекты с российскими лабораториями?
— Проектов несколько. Во-первых, есть работа с Нижегородским университетом, с заведующим кафедрой Григорием Осиповым. Он физик-теоретик, математик, занимается моделированием физиологии сердца (как сердце работает с точки зрения проведения электрических импульсов, ионных каналов), и он хочет наладить экспериментальную базу в университете, которая сейчас почти не существует. Я ему в этом помогаю. Мне кажется, очень важно, чтобы в университете была биологическая база помимо прекрасного математического образования, которое там дают. А образование действительно самого высокого уровня: фирма Intel открыла в Нижегородском университете самое большое отделение в России – около тысячи инженеров. Это серьезное признание качества образования. Но в плане медицинской науки к этому замечательному инженерному потенциалу, таланту нужно добавить биомедицинскую экспериментальную базу. Именно это мы и пытаемся сделать. Этот проект двухлетний — в следующем году он будет продолжаться: выделены деньги, будет куплено необходимое оборудование. Его поддерживают и из других источников. В частности, Нижегородский университет выиграл большой грант программы по поддержке исследовательских университетов, что, на мой взгляд, закономерно. Я с большим энтузиазмом отношусь к нижегородскому проекту — думаю, все пойдет замечательно.
Второй проект здесь, в Москве, совместно с Зеленоградом и Институтом трансплантологии создать лабораторию по электрофизиологии сердца, но уже более прикладную, с выходом на рынок, на разработку терапии для лечения мерцательной аритмии. В России несколько миллионов больных мерцательной аритмией, у которых сейчас нет сейчас средств терапии. В существующих центрах с помощью процедуры, которая называется облация, лечится всего несколько сот человек в год. В сердце вставляется катетер, и участок миокарда прижигается, чтоб остановить аритмию. Но реально миллионы пациентов так не вылечишь. Фармацевтические препараты почти не дают эффекта, поэтому у таких больных сейчас нет больших перспектив.
Мы пытаемся создать некий имплантируемый прибор, который будет купировать мерцательную аритмию электрическим разрядом.
«Электронная» часть проекта — это Зеленоград: это очень старая организация, связанная с работами по дефибрилляции, у них хорошая приборная база. Со стороны медицинской и лабораторной экспертизы будет работать Институт трансплантологии. Они готовы предоставить базу, на которой мы развернем экспериментальную лабораторию.
Кроме того, мы планируем несколько проектов с МГУ, с МФТИ: они сейчас в разной стадии переговоров. Там есть хорошие эксперты в разных областях, в основном теоретики, которые нуждаются в помощи в экспериментальных подходах. Мы, со своей стороны, нуждаемся в их знании теории. Это хорошее сотрудничество, очевидно взаимовыгодное. Найти источники финансирования можно, как российские, так и американские, но это уже следующий вопрос. Сначала нужно найти задачу и выстроить отношения в коллективе, сделать работу взаимовыгодной.
— Как в организации международных проектов в России участвуют ассоциации ученых-соотечественников?
— Я представляю две организации – RASA и RAMA (Russian-speaking Academic Science Association и Russian American Medical Association). Мы много работаем над проектами по привлечению зарубежных ученых в Россию, в том числе на стадии их разработки. Результаты уже есть. В частности, в прошлом месяце была запущена новая программа — создание германо-российской школы по физике, по нанотехнологиям, в которой будут участвовать четыре основных профессора из Германии, все русскоязычные. Задача – найти группу талантливых студентов в МФТИ, которые будут получать «двойное» образование: прослушают курс лекций на физтехе, а часть обучения будет проходить в Германии, куда они будут ездить на определенный срок. Программа будет оплачиваться как Германией, так и Россией. С российской стороны это будет МОН. С немецкой несколько земель решили вложить в это деньги: у них есть свой интерес, естественно, в связях с российской наукой, с российской технологией. Это совершенно живой пример того, чем занимается RASA.
Кроме того, мы продолжаем обсуждать программы министерства, в том числе ФЦП «Кадры». Мы в разработке этой программы приняли участие с самого начала, обсуждали ее, а теперь члены RASA выступают как эксперты, рецензируют заявки. Я лично в экспертизе не участвую из-за конфликта интересов: я сам подал заявку на грант. Но вообще мы такую работу ведем. Мне кажется, это хорошие, плодотворные контакты.