Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Я здесь не равен себе, я здесь минус что-то, оставленное в России»

Как сложились судьбы русских писателей в эмиграции

После революции 1917 года многие деятели культуры, среди которых Мережковский, Гиппиус, Ходасевич, Бунин, Эренбург и Цветаева, были вынуждены бежать из России. «Газета.Ru» рассказывает, как сложились судьбы писателей и поэтов в эмиграции.

Иван Бунин

Иван Бунин категорически не принял Октябрьскую революцию. В 1918 году писатель перебрался в Одессу, где на протяжении двух лет документально фиксировал конец эпохи. В дневниках, не случайно названных «Окаянные дни», среди описаний увядающей природы то и дело встречаются свидетельства о множащихся в России бедствиях — арестах, зверствах большевиков, а также утрате манер русским человеком, который даже ест не ради вкуса, а только чтобы «нажраться».

В 1920 году Бунин с женой обосновался в Париже. Несмотря на невзгоды, в основном финансовые, творчество писателя с годами только набирало высоту. В 1933 году Бунин впервые в истории стал лауреатом Нобелевской премии по литературе как «лицо без гражданства».

В 1946 году, уже после Второй мировой войны, Бунин узнал о своем восстановлении в гражданстве и даже хотел вернуться на родину, но так и не решился, опасаясь преследования.

Марина Цветаева

Для Марины Цветаевой первой остановкой стал Берлин, куда она переехала из Москвы в мае 1922 года с девятилетней дочерью Ариадной. В то время здесь уже работали русские издательства и типографии: еще до приезда Цветаевой в Берлине вышли два ее сборника.

В июне 1923 года поэтесса перебралась в Прагу к мужу Сергею Эфрону, белому офицеру, эмигрировавшему раньше нее. В феврале 1925 года родился сын Георгий. Семья жила бедно, и к тому же назревал развод — у Цветаевой был роман с другом Эфрона Константином Родзевичем, многие даже полагали, что ребенок от него.

Осенью 1925 года семья переехала в Париж, но счастливой жизни не случилось — ко всему прибавился туберкулез у Эфрона. Тогда же он всерьез задумался о возвращении в Советскую Россию — и нашел себя среди сотрудников НКВД. Вскоре Эфрон оказался замешанным в заказном политическом убийстве. Ему срочно пришлось уехать в Москву.

В 1939 году Цветаева вместе с сыном вернулась к семье. Правда, воссоединение было недолгим — через 2 месяца по обвинению в шпионаже была арестована дочь Марины, а еще через полтора — муж. Эфрона ждал расстрел, Ариадну — 8 лет концлагерей. В 1941 году Цветаева покончила с собой.

Илья Эренбург

Друг Цветаевой, публицист и писатель Илья Эренбург впервые уехал в Париж в 1909 году — прямо из российской тюрьмы, куда попал за революционные листовки. Во французской столице Эренбург в общей сложности прожил 20 лет — время от времени возвращаясь домой. И на то у него были свои преимущества: десятилетия писатель жил за границей с советским паспортом. Для многих эмигрантов сохранение гражданства было непозволительной роскошью. «Природа щедро одарила Эренбурга — у него есть советский паспорт», — шутил в то время Виктор Шкловский, который сам был беженцем в Берлине и паспорта не имел.

В годы эмиграции Эренбург выпустил сатирический роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», который, со слов Надежды Крупской, одобрил сам Ленин, а также «Трест» и рассказы «Тринадцать трубок». Под впечатлением увиденных во время визита на родину строек первых пятилеток писатель написал восторженный роман «Не переводя дыхания». Однако возвращаться на родину Эренбург не спешил и жил в Париже вплоть до захвата города немцами во Вторую мировую войну. Именно тогда писатель опять переехал в Москву, где буквально сразу же опубликовал роман «Падение Парижа», за который вскоре был удостоен Сталинской премии.

Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский

Крахом надежд на светлое будущее в России для Зинаиды Гиппиус и ее мужа Дмитрия Мережковского стала Октябрьская революция — победа большевиков означала для них буквально сошествие темных сил, «надмирного зла», «грядущего Хама». В дневниках тех лет Гиппиус писала о неспособности людей протестовать из-за голода, о массовых убийствах граждан, о горах мертвых лошадиных туш на улицах.

В 1919 году Мережковскому удалось получить разрешение на выезд из Петрограда для чтения красноармейцам лекций по истории и мифологии древнего Египта. Перебравшись в Варшаву, супруги начали редактировать газету «Свобода». В октябре 1920 года они обосновались во Франции, где основали общество «Зеленая лампа», ставшее сакральным местом для российских эмигрантов.

В 1932 году положение россиян в Париже серьезно ухудшилось из-за убийства эмигрантом французского президента Поля Думера. Одновременно с этим творчество Мережковского, который уделял в своих романах много внимания истории Рима, стало набирать популярность в Италии. После серии лекций о Леонардо да Винчи супруги по приглашению Бенито Муссолини переехали из Франции в Италию на три года.

В 1941 году Мережковский, будучи антикоммунистом, призвал нацистскую Германию бороться с советской властью. Гиппиус же занимала непримиримую антифашистскую позицию. Ее секретарь Владимир Злобин писал, что после речи Мережковского она сказала ему: «Теперь мы погибли». Необдуманный шаг разрушил семейное благополучие: их квартиру в Париже опечатали за неуплату аренды, произведения Мережковского запретили во Франции.

В конце 1941 года писатель умер. Последние годы своей жизни Гиппиус провела практически в одиночестве.

Владислав Ходасевич

Владислав Ходасевич покинул Россию в 1922 году, рассчитывая в скором времени вернуться, как Андрей Белый, но не смог. До 1925 года литературный критик жил в Германии, после — перебрался в Париж, где оставался до конца своих дней.

Жизнь Ходасевича, бежавшего от захвативших власть большевиков, в эмиграции протекала в нужде. При этом он не потерял связь с литературой — зарабатывал переводами, печатал стихи. В то же время жизнь вдали от родины Ходасевича и сломала, о чем свидетельствуют образы в его произведениях: лирический герой — обязательно прокаженный, а вокруг него только «уродики, уродища, уроды».

«Я здесь не равен себе, а я здесь минус что-то, оставленное в России, при том болящее и зудящее, как отрезанная нога, которую чувствую нестерпимо отчетливо, а возместить не могу ничем», — писал Ходасевич своему другу Михаилу Гершензону в 1922 году.

Загрузка