1 июля 1858 года лондонское Линнеевское общество заслушало письма Чарльза Дарвина и Альфреда Уоллеса с изложением новой эволюционной теории. За прошедшие 150 лет идея естественного отбора вышла далеко за рамки биологии и отлично работет в новых областях. А в самой биологии появились новые методы, благодаря которым учёные надеются скоро заполнить последние «белые пятна» эволюционной теории.
«Прошедший год не был отмечен поразительными открытиями, которые тотчас же становятся революцией в той области науки, к которой они относятся», – так подытожил 1858 год Томас Белл, председатель лондонского Линнеевского общества. А 1 июля 1908 года эта же организация академичных натуралистов учредила медаль имени Дарвина и Уоллеса – авторов письма, зачитывание которого на заседании общества ровно 50 годами раньше положило начало теории естественного отбора. Единственным обладателем её золотой версии остаётся сам Альфред Рассел Уоллес.
Полностью теория естественного отбора будет изложена в дарвиновском труде «Происхождение видов» годом позже, но именно 1 июля 1858 года считается днём рождения современной теории эволюции.
Попытки объяснить развитие жизни научным способом предпринимались и до Дарвина с Уоллесом. Платон, например, предполагал «улучшение породы людей за счёт отбора лучших представителей». Две тысячи лет спустя Жан Батист Ламарк высказал гипотезу, согласно которой орган развивается благодаря его постоянному упражнению.
В середине XIX века идея эволюции носилась в воздухе. Неудивительно, что многие биологи, среди которых были Чарльз Дарвин и Альфред Уоллес, не просто занимались описанием новых видов, а пытались открыть тайну их происхождения.
Материал для будущих исследований Дарвин собирал во время кругосветной экспедиции 1831—1835 годов на корабле Beagle, вошедшей в историю благодаря остановке на Галапагосских островах. Уоллес провёл 50-е годы позапрошлого века в бассейне Амазонки и в Юго-Восточной Азии, будучи полностью «профессиональным» учёным – свои экспедиции он финансировал, продавая ещё не обнаруженные виды в музеи и частные коллекции.
Ещё до возвращения в Британию Уоллес пришёл к тем же выводам, что и Дарвин, в корне отличающимся от господствовавших в то время креационистских и ламаркистских представлений. Едва выздоровев от малярии, он изложил свои идеи в письме, которое в июне 1858 года получил его более именитый коллега.
Дальнейшее стало редким проявлением джентльменства среди учёных, обычно очень ревностно относящихся к вопросам приоритета.
Дарвин, получив письмо, сразу же сообщил геологу Чарльзу Лайелю, что «никогда не встречал более поразительного совпадения идей двух людей», и пообещал, что использованные Уоллесом термины станут главами его будущей книги. 1 июля 1858 года сообщения Уоллеса и Дарвина в Линнеевском обществе были зачитаны друг за другом. Уоллес, впрочем, всегда считал, что ему не удалось бы развить теорию до того уровня, на который её поднял Дарвин, и даже настаивал на использовании термина «дарвинизм».
С выходом «Происхождения видов» события стали развиваться уже более размеренно. В конце XIX века человечество переоткроет для себя работы Менделя, ещё через пару десятилетий Морган объяснит принципы изменчивости, и лишь в середине прошлого века Уотсон и Крик раскроют структуру ДНК.
По мнению Александра Маркова, ведущего научного сотрудника Палеонтологического института РАН,
в ближайшем будущем революционных прорывов ждать не стоит.
Имеет место лишь количественное уточнение модели, и максимум, что может произойти – это переоценка относительного вклада отдельных элементов эволюционного механизма. Например, постепенных и скачкообразных переходов между группами живых организмов.
По мнению учёного, самые значимые события в развитии теории эволюции за последние 150 лет – это синтез дарвинизма с классической генетикой и материальной основы наследственности и изменчивости – ДНК и генетического кода.
Биолог-эволюционист образца 1858 года – это натуралист с блокнотом и карандашом в руках. Основной его метод – сравнительная анатомия и палеонтология, позволяющая судить о родстве и развитии видов по сходству их органов или окаменелых остатков. Сейчас инструментов для изучения эволюции стало больше: к сравнительной анатомии, эмбриологии и палеонтологии добавилась эволюционная генетика. По словам Маркова, именно генетика в арсенале эволюционистов сейчас занимает первое место. «Второе почётное» остается за палеонтологией, анатомия довольствуется лишь третьим.
Несмотря на сомнения креационистов, глобальных «прорех» в современной теории эволюции уже не осталось.
«Прогресс есть во всех направлениях, – говорит Марков. – Но есть две области, в которых белых пятен осталось больше, чем в других».
Эти области – путь от генов и яйцеклетки к взрослому организму и вопрос о происхождении жизни и химической эволюции первых её форм. В последнем, кстати, даже сам Дарвин пошел на уступку апологетам «создания».
Построение древа жизни также не остается без внимания современных наследников Уоллеса и Дарвина: «Мы семимильными шагами приближаемся к тому, чтобы нарисовать древо жизни, в котором не будет никаких сомнений», — говорит учёный, сравнивая успехи современной генетики с мозаикой, в которой отдельные виды становятся «последними детальками», замыкающими общую картину.
Основные принципы эволюционной теории за 150 лет мало изменились, однако возникло новое понимание некоторых вопросов.
Часто с дарвинизмом связывают и философию Ницше и его последователей, и евгенику. Тем не менее, идеология социальной эволюции возникла ещё раньше, в работах Герберта Спенсера, а приход дарвинизма лишь переформулирована её в более чётких биологических терминах, заодно подправив и логику этого подхода.
Однако, как поясняет Александр Марков, от очень упрощённого «Слабые уступают сильным» учёные отказались уже давно. Идеология естественного отбора сейчас: распространяются те гены и признаки, которые эффективнее всего обеспечивают собственное распространение. Это кажущееся едва ли не тавтологией утверждение, на самом деле обладает огромной силой. Иногда, например, складывается ситуация, когда для эффективного распространения собственных генов выгодно быть альтруистом, помогать другим и даже жертвовать собой: на способность генов к распространению влияет множество разных факторов.
Например, с точки зрения естественного отбора пожертвовать жизнью ради спасения двух родных братьев или двух собственных детей может быть выгодно, (так как у тех и других как минимум 50% генов идентичны твоим). Такое поведение будет поддерживаться естественным отбором: в этом случае получается, что «сильный» - это тот, кто пожертвовал собой и погиб, а «слабый» -тот, кто выжил. С точки зрения естественного отбора важно только одно: сколько «твоих» генов в итоге будет передано следующим поколениям. И эта задача далеко не всегда наиболее эффективно решается силовыми методами. Понимание этого - одно из важных «поздних дополнений» к дарвиновской теории, относящееся примерно к 50-м - 60-м года XX века.
Впрочем, следы упрощённого понимания дарвинизма можно отыскать и в других областях. Например, в социологии есть «теория мема», согласно которой единицы социокультурной информации распространяются подобно генам. Очень похожие на биологические принципы отбора при этом обеспечивают развитие культуры. А у физиков встречается так называемый «квантовый дарвинизм» – теория возникновения классического описания мира из квантовых законов, согласно которой классические параметры просто наиболее устойчивы к так называемой квантовой декогеренции, быстрее размывающей описания, основанные на других параметрах.
Наверное, Дарвин и Уоллес даже не подозревали о том, насколько будут расширены их выводы о внешнем виде и развитии отдельных видов животных.
Цивилизация
