Цивилизация
В «Гоголь-центре» представили «Маленькие трагедии», поставленные худруком театра Кириллом Серебренниковым уже после вступления «дела «Седьмой студии» в горячую фазу, но еще до театрализованного задержания режиссера в Петербурге и этапирования его в Москву.
Спектакль так и тянет назвать «болдинской осенью» Кирилла Серебренникова — ведь именно в период вынужденного заточения в Большом Болдино из-за холерного карантина Пушкин и написал «Маленькие трагедии». Спектакль по этому тексту, кажется, стал своего рода «моим Пушкиным» для режиссера, своего рода энциклопедией отношений режиссера с русской литературой, разыгранной лучшими силами его театра.
«Газета.Ru» рассказывает, из кого состоят «Маленькие трагедии» Кирилла Серебренникова.
Артист Алексей Агранович
В миру — кинопродюсер и устроитель фестивалей, Агранович впервые вышел на сцену «Гоголь-центра» в «Обыкновенной истории» в роли Адуева-старшего, режиссерской волей переселенного в современную Москву — и уже тогда заставил говорить о себе как об артисте безо всяких список на статус непрофессионала. В «Маленьких трагедиях» от его игры едва не присвистываешь —
совершенно неожиданный Барон Агроновича в «Скупом рыцаре» хранит в подвале книги вместо золота и заставляет зрителя полюбить свою усталость от жизни и отказ быть с веком наравне.
Странную преемственность с ним образует Председатель в «Пире во время чумы», в котором действие разыгрывается в доме престарелых, где пожилые пациенты устраивают концерт тайком от администрации. Герой Аграновича оказывается среди них самым молодым — и за чуть усталой деловитостью взрослого мужчины, пришедшего проведать и немного развлечь стариков, просвечивает сыновняя влюбленность в тех, кому есть что вспомнить и о чем рассказать.
Артист Никита Кукушкин
В «Маленьких трагедиях» этот артист с острохарактерной внешностью и органикой как будто восстает против и того, и другого. Из актера, который запомнился и прославился заглавной ролью в двухлетней давности »(М)ученике», Серебренников сделал Сальери — тонкого и любящего творца, неизменно спасающего своего друга, смертельного пьяницу Моцарта буквально ценой собственной крови и подбирающего за ним разбросанные части партитур. Так что когда происходит отравление и смерть в дружеских объятьях, оно выглядит неожиданным сюжетным пируэтом. Затем он появляется в спектакле в роли покорного, но хитрого Жида, а затем, уже
в «Каменном госте» вдруг выскакивает с боевитой и развеселой вставной «Срамной интермедией» Пушкина, выглядящей на фоне жутковатой новеллы как салют на похоронах.
Артист Семен Штейнберг
А вот роль Дона Гуана досталась харизматичному Семену Штейнбергу, на сцене «Гоголь-центра» сыгравшего, среди прочего, Чичикова (и Манилова) в «Мертвых душах» и — почти бессловесную, построенную на микромимике — заглавную роль в «Кафке».
В «Маленьких трагедиях» у него настоящий парад умений — от тонких нюансов в подаче текста до почти что акробатических номеров.
Он играет здесь даже своей выраженно еврейской внешностью — что в сочетании с папахой на голове Дона Карлоса и хиджабом, в который закутывается Донна Анна (Виктории Исаковой) переносит действие новеллы в самую что ни на есть современность.
Актриса Виктория Исакова
Звезда «Оттепели» на ТВ и »(М)ученика» Кирилла Серебренникова на сцене «Гоголь-центра» фантастически перевоплощается из запакованной в хиджаб Донны Анны, приходящей проведать своего покойного мужа в семейную гробницу, в восемнадцатилетнюю старлетку Лауру, поющую песни по скайпу и многозначно высовывающую язык на манер гадюки. А затем режиссерской волей появляется в «Пире во время чумы» в белом халате главврача дома престарелых (так Серебренников трансформировал образ Священника из оригинального пушкинского текста) — чтобы пристыдить и изгнать Председателя (см. «Агранович»).
Но перед этим ее Донна Анна превратится в персонажа в старейшину труппы «Гоголь-центра» Светланы Брагарник, встречающую в конце «Каменного гостя» покрытого меловой сединой персонажа Семена Штейнберга.
Старейшины труппы
Брагарник затем появится вместе с другими ветеранами — Майей Ивашкевич, Михаилом Карапетяном, Галиной Якушиной и Ольгой Науменко в «Пире во время чумы» — в самой необычной новелле этого, и без того не самого обычного, спектакля. Его действие, как описано выше, разворачивается в богадельне, для жителей которых устраивает праздник Председатель.
В своих выступлениях-песнях старики (как несложно догадаться, это артисты, перешедшие в коллектив «Гоголь-центра» из прежнего, безвестного Театра им. Гоголя)
начинают тихонько отступать от пушкинского текста, тайком подмешивая в текст истории из собственной жизни. Так из текста начинает уходить цветистая художественность и начинает проявляться прозрачная документальность.
А герой Алексея Аграновича этой прозрачности только добавляет, начиная называть артистов по их реальным именам. «Майечка, ну не позорьтесь вы перед ними», — совершенно от себя и не по тексту восклицает выталкиваемый санитарами Председатель, когда врачиха-Исакова волочит в палату упирающуюся Ивашкевич, героиня которой щеголяет в накладных пушкинских бакенбардах. И вот в этот момент туго набитый визуальными метафорами спектакль перестает воздействовать на голову и бьет напрямую по сердцу, придавливая попутно и слезные железы. Или смеховые — например, в момент,
когда бесцеремонная Исакова произносит пушкинское «Ступай! Матильды чистый дух тебя зовет» зал хохочет до упаду.
Артист Филипп Авдеев
Начинавший свою карьеру с исполнения роли маленького Саши Григорьева в знаменитом «Норд-Осте», а на сцене «Гоголь-центра» играющий заглавную роль в «Гамлете» и выступающий сопостановщиком интереснейшей «Иоланты», Филипп Авдеев в «Маленьких трагедиях» играет самые главные роли. В прологе,
став героем пушкинского «Пророка», именно он становится объектом хирургической операции, с кровавой буквальностью производимой громадным шестикрылым серафимом.
Все его персонажи затем наследуют пророческий статус: Моцарт оказывается средоточием всех бытовых пороков и забулдыгой, моментально трезвеющим при воспоминании о Черном Человеке, а Фауст так и вовсе претендует на собирательный портрет нынешних двадцатилетних. Он неистово кричит в трубку айфона «Все утопить!», и вместо Мефистофеля с его услужливым «Сейчас» Авдееву отвечает встревоженная Siri — предлагает позвонить в экстренные службы и заявить, что хозяин телефона находится в опасности.
А еще Авдееву, как пророку, дан голос — и право исполнять рэп вместе с рэппером Дмитрием «Хаски» Кузнецовым, исполняющем вживую свои композиции в спектакле.
Рэпер Хаски
Именно Дмитрия Кузнецова, также известного как Хаски, театр решил сделать лицом постановки — на листовке он держит в руках маску, на афише — задумчиво смотрит в пол на фоне надписи «Жги», очевидно, выступая в качестве адресата призыва пушкинского «Пророка».
Вместо того, чтобы появляться на саундтреке, Хаски здесь выходит на сцену живьем, входит в мизансцены, совершает движения — и тем не менее, остается самим собой, выделяясь из разномастной толпы актеров.
Вместе с Филиппом Авдеевым он в перерывах между новеллами (или, скорее, в качестве предисловия) исполняет здесь несколько песен из своего последнего альбома «Любимые песни воображаемых людей».
Сергей Женовач, Константин Богомолов
В «Маленьких трагедиях» есть две важных, сознательных или нет, цитаты. Во-первых, планшет сцены смотрит в зал под углом, уходя вверх — и это отражается на характере движений всех, кто на нее выходит.
Каждый уходящий в глубину сцены как будто идет в гору, каждый выходящий к зрителю — как будто скатывается по ней.
Сходную идею десяток лет назад воплощал для «Белой гвардии» Сергея Женовача гениальный сценограф Александр Боровский. Только там, по мысли режиссера, на сцене все равно существовали два мира, две плоскости — ровная поверхность нормальной жизни «за кремовыми занавесками» на авансцене и наклоненная «военная» плоскость на заднем плане. В спектакле «Гоголь-центра» плоскости нет — «Маленькие Трагедии» со всеми их персонажами, кажется, все время пытаются съехать прямо зрителю на голову.
Во-вторых, Серебренников активно и крайне удачно пользуется титрами — они улучшают восприятие текста, когда артисты произносят его со сцены, позволяют потоку слов деликатно сопровождать, не прерываясь, молчаливые пластические этюды.
Титры даже транслируют смыслы — когда эгоцентрик Дон Гуан повторяет на все лады слово «я», подпрыгивающая в разные стороны последняя литера алфавита немало помогает артисту Фейнбергу сделать своего героя смешным во всех смыслах слова.
И еще, кажется, режиссер в этом цитирует себя — точнее, собственную сценографическую придумку . В «Маленьких трагедиях» на сцене периодечески появляется неоновая табличка с надписью «совесть», выстраивающая преемственность по отношению к аналогичной надписи «власть» из мхтовского спектакля «Околоноля», в котором Серебренников вывернул наизнанку одноименную книгу Натана Дубовицкого, приписываемую Владиславу Суркову.
С совестью здесь носятся — зажигают и гасят, носят на спине, будто крест, подбрасывают, как игрушку, выносят и уносят.
Режиссер Кирилл Серебренников
Одно время — в основном, в 2000-х — Серебренников воспринимался как режиссер, любящий актуализовывать классику через перенесение ее в современные декорации и обстоятельства. На данный момент его метод давно уже не исчерпывается этим единственным приемом.
Каждая из трагедий под завязку набита смыслами, подтекстами, захватывающими перелетами из давних времен в современность — или просто в некое условное, неокрашенное время.
У нынешнего его спектакля, среди прочих, есть одно неоспоримое достоинство — он будет ясен, понятен и читаем, даже имя постановщика до сих пор слышал только в новостях в связи с «делом «Седьмой студии» и знакомишься с его творчеством впервые. И еще одно, немаловажное достоинство нынешнего его спектакля - постановщик много и активно работает с текстом Пушкина, но, кажется, не меняет в нем ни строчки, лишь подчеркивая сценическими решениями актуальность гениального текста. И, конечно,
режиссура не нуждается ни в каких извинительных объяснениях — мол, спектакль делали в нервозной обстановке, в атмосфере обысков и арестов по невесть откуда взявшемуся уголовному делу.
Как и не вымогает эмоций бодрое появление режиссера на поклонах — нет, не живьем, а в виде небольшой и веселой видеонарезки, проецируемой на часть декорации — гофрированный лист железа.
Александр Пушкин
Поэт несомненно является и соавтором спектакля, и его персонажем. Точнее, героем — в финале сцены «Пира во время чумы» санитары в богадельне тащат расшалившегося поэта в палату, и зритель волен толковать эту метафору как угодно, если сможет сдержать слезы, настолько эмпатично воплощает его образ Майя Ивашкевич (см. «Старейшины»). А в соавторы его, кажется, взял сам Серебренников.
Формируя композицию спектакля, он дополнил текст «Маленьких трагедий» разыгранным в прологе «Пророком», «срамной интермедией», исполняемой посреди сцены «Каменный гость» (см. «Никита Кукушкин»), и стихотворением «19 октября» — по иронии судьбы и случайному совпадению, именно на этот день назначено очередное судебное заседание по мере пресечения для находящегося под домашним арестом режиссера.
А еще — строками тревожного «Предчувствия», которые проступают титрами на кулисе в самом конце спектакля. И кажутся своего рода посланием Серебренникову от коллектива театра — да что, там, от каждого зрителя, встающего на поклонах: «Но, предчувствуя разлуку, / Неизбежный, грозный час, / Сжать твою, мой ангел, руку / Я спешу в последний раз».
