Цивилизация
Оба фильма объединяет не только вынесение за рамки конкурса, но и — немаловажное для Берлинале — количество и качество задействованных в них звезд: внимание прессы и публики две такие премьеры обеспечивают не хуже десяти фильмов поменьше.
На пресс-конференцию Клуни и компании было не пробиться — пришлось перекрывать лестницу.
Те, кто не попал внутрь, стояли и смотрели прямую трансляцию на площади перед фестивальным дворцом.
Пресс-конференция перед фильмом Ларса фон Триера вновь (как и в случае с представлением его «Меланхолии» в Каннах три года назад, на котором режиссер смутил публику разговорами о понимании чувств Гитлера) стала самой обсуждаемой — несмотря на то, что сам режиссер на нее не явился. Зато он позировал перед фотографами в черной футболке с Золотой пальмовой ветвью и надписью «Persona non grata», напоминающей о выдворении из Канн в 2011-м. При этом
многие выражали и продолжают выражать уверенность в том, что премьера режиссерской версии второй части «Нимфоманки» состоится именно на Каннском кинофестивале.
На самой же пресс-конференции роль возмутителя спокойствия взял на себя актер Шайа Лабаф: выглядел нарочито помято (неаккуратная щетина, армейская куртка, ссадины на лице, кепка надвинута на глаза), просидел молча минут десять. Когда один из вопросов был наконец адресован и лично ему, процитировал футболиста Эрика Кантону: «Если чайки летят за траулером, так это только потому, что они ждут, когда сардины выбросят в море», — после чего встал и вышел.
На красную дорожку он явился с бумажным пакетом на голове, на сцену после показа не поднимался. Пакет украшала надпись «Я больше не знаменит».
На повышенном внимании к фильмам и их звездам сходство «Охотников за сокровищами» и «Нимфоманки» заканчивается:
на фильм Клуни зрители отреагировали со сдержанным разочарованием, Триеру аплодировали.
Нимфоманка. Том I
Сюжет нового фильма Ларса фон Триера уже многократно пересказывался, но для порядка повторим: избитую Джо (Шарлотта Генсбур) находит в проулках и приводит домой человек по имени Зелигман (Стеллан Скарсгард). Джо утверждает, что заслуживает того, что получает от жизни, называет себя ужасным человеком и в доказательство начинает рассказывать историю своей жизни, в которой центральное место занимает эгоистичный секс.
Рассказ делится на главы. В одной Джо (молодую героиню играет дебютантка Стэйси Мартин) вспоминает о подростковой дружбе с Би (Софи Кеннеди Кларк), из которой выросло тайное девичье общество. Входившие в него, среди прочего, распевали вместо католического «Моя вина, моя величайшая вина» (Mea culpa, mea maxima culpa) богохульное «Мое влагалище, мое величайшее влагалище» (Mea vulva, mea maxima vulva). На это Зелигман отвечает мини-лекцией о полифонии в мессах Баха.
В другой раз речь идет о первом сексуальном опыте с парнем из гаража, а Зелигману на ум приходят числа Фибоначчи.
Когда же Джо ссылается на нехватку образования, герой Скарсгорда погружается в доведенные до абсурда фантазии о студентке в гольфах и клетчатой юбке, которая играет с указкой, томно озвучивая урок географии Шотландии: «Глазго. Абердин».
Шумиха вокруг сокращения «Нимфоманки» Ларса фон Триера для кинотеатрального проката подпитывалась опасениями, что массовому зрителю будут показывать смягченную версию радикального авторского экскурса в порнографию.
Премьера полной режиссерской версии первой из двух частей картины отчасти развеивает эти опасения.
По части откровенности версия Триера не сильно отличается от представленной в прокате продюсерской: зритель увидел несколько крупных планов оральных ласк, галерею пенисов из мысленного архива Джо (Шарлотты Генсбур),
но, судя по всему, продюсеры больше старались избавиться от слишком длинных сцен, как раз не связанных с сексом.
В режиссерской версии слушающий рассказ Зелигман выдает больше подробностей о ловле рыбы на блесну, математике и полифонии, а герой Кристиана Слейтера (он играет отца Джо) дольше умирает в больнице, впадая в помешательство.
В результате многим даже кажется, что продюсеры сделали благое дело, подсократив длинноты, но не тронув главное: мастерски сконструированную историю нисхождения, сексуального и чувственного.
Согласиться с такой точкой зрения после просмотра полной версии, из которой не хочется изъять ни минуты, сложно.
Каждое вступление Зелигмана, прерывающего рассказ комментарием, подчинено ритму повествования.
Каждая вставка, иллюстрирующая его комментарии, от сцен рыбалки до исполняющего Баха хора, вмонтирована так, что производит впечатление случайно выхваченной из потока подобных, словно память наобум подбирает первую попавшуюся, но единственно верную, точную ассоциацию.
В первой части дилогии Триер делает зрителя наблюдателем аборта, демонстрируемого студентам-медикам, превращает специфический и, если вдуматься, тревожащий опыт героини в комедию — и все это легко и размеренно. Только финальные титры с нарезкой кадров из второй части обещают совершенно другое кино, в чем могли убедиться те, кто видел обе части в продюсерском монтаже.
Охотники за сокровищами
Джордж Клуни, режиссер манифеста независимой прессы «Спокойной ночи и удачи!» и посвященных предвыборной возне и коррупции душ «Мартовских ид»,
взялся за историю специального подразделения, которое должно было обеспечивать сохранность материально-культурного наследия.
История эта описана бывшим нефтяником и энтузиастом истории искусств Робертом М. Идселем в книге «Люди-памятники: Герои-союзники, воры-нацисты и величайшая в истории охота за сокровищами» (The Monuments Men: Allied Heroes, Nazi Thieves and the Greatest Treasure Hunt in History). Название фильма сокращено до «The Monuments Men», российским прокатчикам же приглянулась часть про охоту за сокровищами.
В прологе искусствовед и лейтенант Фрэнк Стоукс (Джордж Клуни) докладывает президентской комиссии о потерях, которые понесла и может понести мировая культура:
едва не уничтоженная союзнической бомбой фреска Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», превращенные в руины памятники архитектуры, сгоревшие произведения искусства.
Президент Рузвельт дает добро на создание специальной комиссии, которой поручается выявлять в районах боевых действий памятники культуры и искусства, требующие сохранения, и Стоукс
собирает команду из реставратора (Мэтт Деймон), архитектора (Билл Мюррей), скульптора (Джон Гудман) и музейщика (Боб Балабан). В Европе к ним присоединяются англичанин (Хью Бонневилль) и француз (Жан Дюжарден).
В Париже карикатурные немецкие начальники приглядываются к содержимому Лувра, сотрудница музея Клэр Симон (Кейт Бланшетт) буквально плюет ядом — в бокал с шампанским для немецко-фашистского захватчика.
Клуб выдающихся джентльменов в погоне за украденным нацистами европейским наследием — могла бы выйти увлекательная многофигурная авантюра с моралью.
Увы, выстроить внятный сюжет режиссер и его соавтор Грант Хеслов не смогли, многофигурность рассыпается на безыскусно связанные фрагменты. Остается только мораль, но и она не выводится зрителем из происходящего на экране, а буквально проговаривается героем самого Клуни:
«Если истребить целое поколение, культурное наследие позволит восстановить утраченное, но если истребить саму культуру, останется только прах, словно люди, создавшие все эти вещи, никогда и не существовали».
Забавным выглядит появление красноармейской трофейной бригады, командира которой сыграл болгарин Захари Бахаров из фильма «Дзифт» Явора Гырдева. Но оно так и остается искусственной вставкой, весь смысл которой сводится к тому, чтобы
сравнить благородство союзников, возвращающих украденное немцами искусство владельцам, с советским желанием получить своего рода компенсацию за урон от войны.
Складывается ощущение, что режиссер собрал на съемочной площадке прекрасных людей и решил, что их обаяние превратит разрозненные эпизоды в единое целое. Но Клуни не Содерберг: приключенческой составляющей его сценария не хватает динамики, комедийной — вкуса и свежести, эпической — хоть какой-нибудь жизни в кадре на втором плане. Его герои изображают братство на фоне пыльных декораций, шутки сводятся к издевательствам французов над пытающимся говорить на их языке героем Дэймона.