Цивилизация
29 декабря 1940 года, через 11 дней после утверждения Адольфом Гитлером плана «Барбаросса», о намерении нацистской Германии напасть на СССР стало известно советскому военно-воздушному атташе в Берлине Николаю Скорнякову (псевдоним «Метеор»). Полковник получил информацию от агента «Альты» — немецкой журналистки Ильзы Штебе, которой, в свою очередь, передал секретные сведения «Ариец» — завербованный работник имперского МИД Рудольф фон Шелиа. Он с 1937-го сотрудничал с советской разведкой, получая за свои услуги материальное вознаграждение.
Скорняков немедленно сообщил невероятные сведения в Москву. Оттуда потребовали «более внятного освещения вопроса».
Как утверждается в книге известного автора на военную тематику, полковника Михаила Болтунова «Душа разведчика под фраком дипломата», Штебе подтверждала, что данные «основаны не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, о котором известно лишь ограниченному кругу лиц».
Текст сообщения «Метеора» доступен на сайте архива историка и государственного деятеля Александра Яковлева:
«Альта» сообщила, что «Ариец» от высокоинформированных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года».
Эта информация по сути совпала с шифротелеграммой военного атташе СССР в Румынии. Он, в свою очередь, предупреждал: по полученным от источников данным Германия начала подготовку к войне с СССР и перебрасывает войска в Болгарию и Румынию.
Оба сообщения получили Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов, а также нарком обороны СССР Семен Тимошенко и начальник Генштаба РККА Кирилл Мерецков.
Любопытно, что последнего уже в январе 1941-го объявили «паникером войны» и сняли с должности, заменив на Георгия Жукова. На совещании Главного военного совета совместно с членами Политбюро ЦК ВКП(б) Мерецков заявил, что война с Германией неизбежна, что нужно переводить на военное положение армию и страну, срочно укреплять границы. Ему не поверили.
В различных источниках можно встретить доводы о том, то 29 декабря 1940 года секретную информацию от «Альты» передал в Москву не полковник Скорняков, а другой резидент разведки, военный атташе в Германии генерал Василий Тупиков, работавший под псевдонимом «Арнольд». Однако, согласно данным Минобороны России (доступны на сайте ведомства), первым проинформировал о подготовке Гитлера к войне против СССР именно Скорняков.
Есть утверждения, что только его Сталин услышал и весной 1941 года даже принял для беседы.
Израильский исследователь Яков Верховский в своем труде «Сталин. Тайный сценарий начала войны» добавляет, что за несколько часов до сообщения из Берлина, в 15:20 по московскому времени 29 декабря 1940-го, из Токио пришла телеграмма от Рихарда Зорге, в которой «агрессивные намерения Гитлера были изложены уже в более конкретной форме».
Примерно через неделю после первого донесения, в начале января 1941 года, полковник Скорняков направил в Москву новую шифровку: «Альта» подтвердила, что Гитлер готовится напасть на СССР, и сообщила, что, по данным «Арийца», германские генералы крайне низко оценивают состояние боевых способностей Красной армии».
Поток донесений от советских разведчиков со всех концов планеты все нарастал. 9 марта 1941 года военный атташе и резидент в Югославии генерал-майор Александр Самохин (псевдоним «Софокл») сообщил: «Германский генштаб отказался от атаки на английские острова, ближайшей задачей поставлено – захват Украины и Баку, которая должна осуществиться в апреле-мае текущего года, к этому сейчас подготавливаются Венгрия, Румыния и Болгария».
Согласно британскому историку Александру Верту, серьезные предупреждения о скором начале войны делали советским представителям англичане и американцы. Эти предупреждения, однако, воспринимались с подозрительностью и как небеспристрастные. Советские руководители подозревали США и Великобританию в стремлении втянуть СССР в войну. На взгляд Верта, нельзя сомневаться, что Сталин и Молотов «полностью сознавали угрозу нападения Германии, но все еще надеялись, что они могут отсрочить роковой час».
Многие историки отмечают колоссальную работу, проделанную генералом Тупиковым. В середине марта 1941-го он сообщил о том, что нападение на Советский Союз может произойти между 15 мая и 15 июня того же года.
Тупиков информировал Москву о переброске немецких войск на восток и о планах немецкого командования.
Известна его записка начальнику Разведуправления Генштаба РККА генерал-лейтенанту Филиппу Голикову от 25/26 апреля 1941 года (текст доступен на сайте архива Яковлева). Тупиков напоминал, что за 3,5 месяца своего пребывания в Берлине послал Голикову до полутора сотен телеграмм и несколько десятков письменных донесений.
«Все они являются крупинками ответа на основной вопрос: стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом? — писал Тупиков. — Советско-японский пакт о нейтралитете, на мой взгляд, явился своего рода проявителем курса германской политики в адрес Советского Союза».
Далее резидент подробно описывал предпринятые действия, добытые сведения и собственный анализ ситуации. На основе представленных материалов Тупиков делал вывод, что «в германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник».
«Сроки начала столкновения — возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года», — констатировал военный атташе СССР в Германии.
12 июня 1941 года «Арнольд» (Тупиков) вновь сообщал начальнику Разведуправления Генштаба РККА:
«Ариец» в переданном нам сейчас материале называет сроки вероятного выступления против нас 15-20 июня».
Как можно судить по количеству шифровок, Тупиков работал на износ и с большим риском для жизни. Так, 16 июня он отправил очередное донесение: «В кругах штаба верховного командования упорно циркулирует версия о выступлении против России 22-25 июня. Финляндия и Румыния готовы выступить вместе с немцами».
Несмотря на все предостережения, высшее руководство страны, в отличие от Тупикова и многих других, не сумело извлечь правильные выводы. Как известно, это крайне отрицательно сказалось на ходе боевых действий в первые месяцы войны.
В этой связи любопытны воспоминания Никиты Хрущева. В своих мемуарах он замечал: «В конце 1940 и в начале 1941 года мы чувствовали, что движемся к войне. Сталин в моем присутствии ни разу не поднимал вопроса о том, что война неизбежна, но видно было по его настроению, по его поведению, что он чувствует это и очень встревожен. Когда начала надвигаться война, Сталин стал совершенно другим».
Другой непосредственный участник событий, маршал СССР Александр Василевский в своей книге «Дело всей жизни» признавал, что
«военные действия развернулись бы во многом по-другому», если бы вооруженные силы страны были своевременно приведены в боевое положение.
«Можно предположить, что уже в первые дни войны были бы нанесены противнику такие потери, которые не позволили бы ему столь далеко продвинуться по нашей стране, как это имело место», — считал Василевский.