Изнывающая от аномальной жары Москва застыла в ожидании смога: согласно прогнозам, столицу ожидает северный ветер, который принесет с собой и дым горящих в Тверской области торфяников. В то же время некоторые жители мегаполиса уже в пятницу жаловались на ядовитую дымку и невозможность находиться на улице.
— Каковы главные причины возгорания торфа?
— От 80 до 90% всех возникающих торфяных пожаров — это человеческий фактор, неосторожное обращение с огнем. Остальные 10–15% могут возникать от молний, проезжающего транспорта: тепловоз проехал, загорелся небольшой участок залежи. А главная причина — это костры и сигареты. И в Якутии пожары, и у нас. Эти негативные моменты — продукт деятельности человека.
Самовозгорание торфа, о котором так часто говорят, — это лукавство, мягко говоря.
Потому что оно бывает не в естественных природных болотах и не в осушенных торфяных залежах. Оно бывает только в штабелях торфа при добыче, но это уже другая песня. В таком случае имеются способы предотвратить негативные моменты.
— А что можно сказать о механизмах такого горения?
— Сейчас мы имеем дело с загоревшейся торфяной залежью: это осушенные торфяники, подготовленные для добычи 20–30 лет назад и заброшенные сейчас, и естественные болота, в которых из-за спада воды оголились отдельные участки. В первом случае эти месторождения не рекультивированы и не приведены в естественное обводненное состояние.
Массовые возгорания происходят именно на таких заброшенных месторождениях. Идет неполное горение торфа — тление.
Открытые очаги пламени бывают довольно редко, там, где какая-то растительность — деревья. Они загораются и могут гореть открытым пламенем, а у корней идет тление.
Тление происходит из-за недостатка кислорода. В таком случае выделяется большое количество дыма, который представляет собой смесь горючих и негорючих газов: угарный газ (CO), углекислый газ (CO2), углеводороды и водород. И эта смесь мешает нам дышать.
Если бы торф горел с большим доступом кислорода, то никакого дыма бы не было. Просто выгорел бы участок, и все.
— Какие условия необходимы для возникновения такого возгорания?
— Горит верхушка — залежи сухого торфа на поверхности. По оценкам, критическая влажность, при которой такое возгорание возможно, — 73%. Хотя на самом деле торф подсыхает до гораздо более низких значений. В сухое лето данный показатель достигает порядка 40%, а это уже практически сухой торф. Он горит, распространяется в глубь залежи. Когда горение доходит до грунтовых вод, оно прекращается.
В отсутствие такого большого количества дыма ничего страшного бы не было. Но ветер дует, распространяет горение на леса, захватывает большие площади. Небольшой торфяной залежи достаточно, чтобы наделать много бед.
— В Белоруссии много торфяных месторождений. Почему там нет подобных проблем?
— Проблем нет, потому что есть добыча. Там, где добывают торф, крупных возгораний нет. А остальные быстро локализуются. Так и в Финляндии, и в Ирландии, и в Прибалтике.
А у нас брошенные месторождения. Никто за ними не следит, лесников не хватает. Как пасынок, брошены, горят и мстят нам за это.
Люди, которые работают на торфяном предприятии, к этому делу ответственно относятся. Они не то чтобы сильно продвинутые в плане социальной культуры, но понимают простые истины: окурки не бросают, торфяную пыль с техники смывают.
Меры по борьбе с торфяными пожарами на производстве за рубежом практически полностью скопированы с тех, что имелись в Советском Союзе. Были четко разработаны и организационные, и технические меры.
В 1972 году были серьезные пожары. Возгорания произошли именно на предприятиях, добывающих торф: слишком большие площади, сухое лето. Если торфяной пожар разгорается, без природных явлений, например дождя, потушить его довольно сложно. Самое главное — предупреждение возгорания и его быстрая локализация.
— А на уровне страны такие возгорания предотвращать реально?
— Есть метод заболачивания. Но это вещь от лукавого тоже. Ведь беда 2010 года была многими использована, чтобы серьезные средства пустить на заболачивание территорий.
Лучше всего возвратиться к добыче торфа. Сколько ни заболачивай, все равно он гореть будет.
С одной стороны, заболачивание обводняет территорию и предотвращает пожары. А с другой стороны, что делать с людьми, которые живут на дачных участках в таких районах? Опять же никто не застрахован от того, что уровень воды спадет и засушенные участки снова начнут гореть.
Во времена Советского Союза огромные деньги были вложены, чтобы осушить эти территории. Сейчас мы хотим их заболотить. А пользы от торфа, который там находится, никакой.
Даже в Италии торф добывают. А мы просто берем этот ресурс и выбрасываем. Нужна некая программа, а любая программа — это люди. Нужные люди должны выполнять эту программу — нерадивые и нечестные ребята используют это все себе на руку.
У нас слишком много торфа: всего в стране примерно 200 млрд тонн, это почти 40% мировых запасов. И огромные площади осушены и брошены.
Можно провести аналогию с ребенком: если его бросить в детстве на самотек, кем он вырастет? То же самое и здесь: осушили, бросили. Качаем нефть, газ, а этот ресурс забыли, и он нам мстит. Если ты не занимаешься торфом, торф займется тобой в виде пожаров.
— Чем торфяные пожары 2010 года отличаются от нынешних?
— Прошло не так много времени, поэтому все хорошо помнят, что это такое, и намного быстрее ликвидируют. Например, в Тверской области сразу серьезные средства были переброшены на локализацию пожаров. А в 2010 году многое было упущено. Когда нет дождя и хороший ветер, торфяной пожар не остановить.
Проводился эксперимент в лаборатории: взяли сухой торф и засыпали им горку, примерно 1 м2, и бросили на эту горку окурок. Через полчаса на месте торфа была воронка диаметром 30 см, и возгорание продолжалось. Если бы в это жерло дунул ветер в лесу, возгорание было бы не остановить.
— А какие потенциально горящие точки есть на территории России?
— Это все места, где раньше проводилась добыча торфа: Ивановская, Костромская, Тверская, Московская, Ярославская и другие области. Вы слышали про торфяные пожары в Ленинградской и Псковской областях? Нет! Там работают люди и за всем этим следят. А области, в которых добыча торфа шла, огромные площади: их заболотить и затопить довольно сложно технически и финансово. Поэтому там и возникают такие очаги пожаров.
Главная проблема — воспитание людей.
На краю Тверской области есть поселок Кувшиново. Неподалеку расположено бывшее Ранцевское торфопредприятие. В 2010 году там даже школьники с ведрами ходили и патрулировали потенциальные очаги возгорания. Если организовать все нормально, ничего страшного не будет.
— Можно ли увязать торфяные пожары с изменением климата?
— Климат нам регулировать сложно, мы можем только пытаться его предсказывать и быть готовыми к чему-то. В СМИ мало информационных роликов об опасности торфяных пожаров: они приезжают снимать пожары, но не предупреждают людей о том, чего категорически нельзя делать.
Без этого люди всей этой информации знать не будут, тем более люди малограмотные и малокультурные. Многие территории брошены были, а в тех поселках, где люди занимались добычей торфа, имеет место социальная деградация.
Надо решать проблему моногородов, которую пару лет назад поднимал Владимир Путин. Ведь, по сути, эти поселки — моногорода. Именно из них брали трудовые ресурсы для развития предприятий. А теперь на бывших торфяных предприятиях проводят газ. Газ провели, а сидят на торфе — абсурд! Сидишь там и начинаешь культурно разлагаться.
Это глобальная проблема. Сейчас снижают балл ЕГЭ, уровень образования падает. Раньше в сельской школе уровень образования почти не уступал московскому. А теперь там бросают окурки где попало в лучшем случае.
— Сопряжены ли торфяные пожары с лесными?
— Конечно, ведь торфяные месторождения чаще всего прилегают к лесным массивам. На торфяники ходят ягоды и грибы собирать поздним летом и по осени. Причем чаще всего именно лесной пожар перекидывается на торфяники, но бывает и наоборот. Все-таки лес — это верховой пожар, а почва лесная, минеральные грунты почти не горят. Горит опавшая листва, веточки какие-то сухие.