Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

«Тяжелее всего — вытерпеть друг друга». Как проходит кругосветка на надувном тримаране

Путешественник Евгений Ковалевский рассказал о следующем этапе кругосветки на тримаране

Как проходит кругосветное плавание на надувном тримаране, как приготовить кофе на открытом огне посреди океана, что делать, если подломилась единственная мачта, какие простые бытовые действия на судне можно приравнять к цирковому трюку и что самое трудное в длительной экспедиции, «Газете.Ru» рассказал кругосветный путешественник из Томска Евгений Ковалевский.

— Евгений, вы и ваш партнер по экспедиции Станислав Березкин уже год находитесь в кругосветном плавании. Какие задачи поставлены перед экипажем?

— Мы хотим поставить три спортивных мировых рекорда. Это первое в мире кругосветное плавание на надувном парусном тримаране — судне, которое не оборудовано, полностью лишено удобств. У нас экспериментальное уникальное судно, которое мы сделали сами, такого не существует больше нигде на свете. Второй рекорд — самое дальнее кругосветное плавание на надувном судне. Третий рекорд — впервые в мире мы идем вокруг мыса Горн на надувном парусном судне. Этого тоже никто никогда не делал.

Кроме того, время нам диктует новые условия. Мы стартовали в разгар пандемии — 1 июля 2021 года — и вынуждены преодолевать ковидные ограничения. И еще один вызов, который нас застиг уже в океане, – поменявшаяся международная ситуация. Перестали полностью работать наши банковские карты, возникли большие визовые ограничения. Но мы бодры, веселы, пытаемся все это преодолеть.

— Откуда вы стартовали?

— Мы стартовали из Кронштадта и пошли с востока на запад по пути первых русских кругосветных мореплавателей XIX века. Первые русские кругосветчики — это Крузенштерн, Беллинсгаузен, Литке, Коцебу, Головнин, Врангель. Это морская слава России. Первая русская кругосветка — 1803 год. Крузенштерн вместе с Лазаревым впервые пошли из России вокруг света, и шли они три года на двух кораблях «Нева» и «Надежда». Мы идем, в целом интегрально повторяя путь этих первых русских кругосветок.

— Кто спроектировал тримаран?

— Сибирский путешественник Анатолий Кулик — основной конструктор и дизайнер. Он рассчитал прочность, сделал чертежи, заказал изделие, а потом мы вместе с ним собирали судно своими руками.

— Тримаран оправдывает ожидания?

— Тримаран – это три надувных баллона. Обычно они используются русскими спортивными туристами для походов по пресным акваториям, для морских – практически не использовались. Морская акватория — это соль, коррозия, длительные ударно-волновые нагрузки.

В циклической нагрузке наступает усталость, предел выносливости, начинаются трещины в балках и катастрофический крен. Несколько экспериментальных вариантов мы опробовали с самим Куликом, и я участвовал во всех его походах. Все эти суда так и остались экспериментальными — они недоработаны, до конца не просчитана прочность, до конца не выбраны материалы и соединительные узлы. Поэтому мы с начала экспедиции провели уже четыре существенных реконструкции.

— Вы что, прямо посередине океана ремонтируетесь?

— Что-то в океане, а серьезные поломки на берегу. Когда мы пришли в Испанию на третий месяц, у нас лопнула передняя основная балка. Тримаран состоит из металлического каркаса — поперечных и продольных труб, мачта стоит в центре на пирамиде из труб. Вокруг пирамиды натянута ткань — это палатка, в которой можно отдыхать.

Мы поменяли, начиная с Испании, переднюю алюминиевую балку на стальную, потому что алюминий начинает корродировать, не выдерживает. Все узловые сварные соединения полопались, заклепки разлетелись, болты алюминиевые отверстия расшатали. То есть, отверстие в 10 мм становится отверстием в 20 мм. Оно, естественно, не держит, начинаются цикловые удары. Этих соединений у нас 100 штук, и эти все 100 штук непрерывно болтаются, потому что на волнах вверх-вниз ходит, переваливается туда-сюда. Сейчас, в Аргентине, идет четвертая серьезная реконструкция. Мы меняем полностью алюминиевые трубы на стальные нержавеющие.

— Какие самые большие волны выдерживает тримаран?

— Мы считаем, что он может выдержать волны до 12 метров. Волны 8 метров выдерживает точно, у нас уже опыт есть. Чтобы чувствовать себя в океане увереннее, сейчас мы добавляем дополнительные элементы, которые должны усилить конструкцию. Кроме этого, мы укорачиваем два боковых баллона, они называются аутригеры, на полтора метра. Они у нас были больше 12 метров, сейчас будут 11 метров.

— Каким образом вы их укорачиваете?

— Многие вещи мы делаем сами. Нам, главное, нужна судоверфь, где мы тримаран можем поднять на бочках или деревянных столбах, можем подлезть, гайки раскрутить. На сварку мы должны нанять подрядчика, потому что сварка алюминия — не простая, только в аргоне с присадкой. У нас лучшие подрядчики в Аргентине. Это, конечно, стоит баснословных денег, и то, что мы рассчитали на два года кругосветки, уже увеличилось, наверное, в три раза. Очень сложный момент: в связи с санкциями карты Сбербанка заблокировали — это создает дополнительные проблемы.

— Сколько раз с июля 2021 года вы попали в штормы?

— Мы шли через Северное и Балтийское моря, там в целом штормовая погода. Было очень холодно, штормило, ветер сильный. Нас заливает морской водой, у нас негерметичная палатка. Человек, который спит, вроде как должен отдохнуть и быть сухим, а на самом деле отовсюду хлещет, в итоге одежда мокрая. Мы шли вдвоем, нужно было нести вахты круглосуточно, а автопилота у нас нет — и это означает, что человек ночью на вахте четыре часа или три часа не может ни на секунду сомкнуть глаз, он должен смотреть вперед, направо, налево, назад, на звезды, на компас, на картплоттер. Шли по судоходным территориям — а это значит, что, не дай Бог, влетишь, погибнешь. Это все очень тяжело было.

— Судно при шторме держит курс?

— Если шторм, это невероятно тяжело. Я, например, должен рукой держать руль: во мне шестьдесят килограмм веса, а судно весит три тонны. Самый жестокий был удар при пересечении Атлантики, когда нас накрыло два циклона. Мы шли через Атлантику от Кабо-Верде до Бразилии. Несколько метров волны, сильный ветер. Только ночь спустилась, и вдруг подломило основание мачты. Мы быстро сбросили все паруса, легли в дрейф.

— И что же делать?

— Мы взяли спутниковый телефон (в тот момент спутниковый телефон работал, на данный момент он заблокирован), позвонили в береговой штаб в Томске и в Москве. Береговой штаб вышел на российское посольство в Бразилии, те вышли на военно-морской флот Бразилии, а те — на спасательные службы Бразилии, и к нам послали большой корабль. Когда мы убираем паруса, у нас есть возможность идти на бензиновом двигателе. Но в этот момент бензин уже кончился. У корабля-спасателя мы попросили бензина, но они нам ответили, что имеют только 20 литров. Из-за 20 литров мы останавливать большой британский сухогруз длиной 500 метров не стали. Он ушел.

— И как же дальше?

— Спасательная служба его завернула, дала ему приказ нас эвакуировать, потому что мы терпим бедствие. Мы ночь как-то проболтались на палубе, кемарили, потому что боялись, что если мачта упадет, а мы в палатке, нас просто зашибет или порвет что-нибудь. А на утро придумали подставить бревно, закрепить его резиной и веревками. Мачта заработала.

— Почему вы не хотели эвакуироваться? Ситуация же угрожала жизни.

— Выбор был таков. Либо мы эвакуируемся и экспедиции конец, либо продолжаем ее в невероятно тяжелых условиях. Мы понимали, что надо продолжать, потому что вызов, который мы себе бросили, предполагал такие ситуации и то, что мы должны будем с ними справиться. Если мы получили ситуацию, с которой мы не справились, значит, мы вызов бросили напрасно. Дискуссии были, мы все это обсуждали. Но в глубине души и Стас, и я понимали, что мы не эвакуируемся, надо терпеть.

— Что же было дальше?

— Мы подняли передний парус, стаксель, два квадратных метра, и нас начало дрейфовать в сторону Бразилии очень медленно, а потом в жесточайших условиях мы шли четыре месяца до Аргентины. Встречный ветер, очень тяжело держать курс. Мы бьем-бьемся, например, сутки несем вахты, валимся от усталости, без сознания падаем. Наступает утро — ноль продвижения.

— Как вы дальше будете поступать в подобных ситуациях, если спутниковый телефон уже не работает?

— На эти случаи у нас есть еще буй SOS. Когда этот буй попадает в воду намеренно или случайно, он автоматически включает сигнал SOS и в течение суток его испускает. Те, кто ловит SOS, видят наше местоположение, потому что там встроен GPS. По морским законам, если от кого-то идет сигнал SOS, надо спасать.

– А если он случайно упадет в воду?

— У него есть защитный каркас от брызг. Он должен быть полностью погружен в воду. В данном случае его обливает волнами, но вода стекает, а нужно, чтобы он полностью оказался в воде, либо его нужно вскрыть и нажать на кнопку. Мы даже боимся его трогать, он запломбирован весь. В инструкции написано, что он должен сам сработать, а как это реально происходит, мы пока не знаем.

— Во время шторма вы привязаны к тримарану?

— Мы пристегиваемся страховочными леерами — это мощная капроновая тесьма с резинкой внутри. На себе полная экипировка, штормовой костюм, спасательный жилет обязательно. Ночью тоже обязателен спасательный жилет. Даже если ты вышел по нужде из палатки, нужно его надеть. В шторм обязательно все пристегнуты, и даже спящим в палатке желательно находиться в спасжилете, полной экипировке, в обуви. Мы прячем все документы и телефоны в герметичный бокс, этот бокс на карабине пристегиваем. Например, мы ожидаем, что нас перевернет. Мы должны с перевернутой посудиной достать бокс, в котором телефоны, должны привязать пресную воду, потому что без воды мы просто помрем. С едой проще, без еды, думаю, две-три недели мы выдержим. Обычно мы варим либо макароны, либо рис с кетчупом. Если мы только отошли от берега, на первый день можно мяса взять.

— На чем вы варите?

— У нас с собой есть крошечная плиточка, баллон с обычным газом, как на даче. Мы везем с собой три баллона. Поэтому готовим на открытом огне, и на волне в пять метров можем даже сделать в турочке кофе, только нужно постоянно держать ее на весу. Ночью, когда я на вахте, замерзаю непрерывно, потому что ночью дубак, хотя надеваю четыре комплекта одежды. Если позволяет ситуация отпустить руль хотя бы на десять секунд, я бросаюсь к этому баллону, его открываю, быстро поджигаю, и снова за руль. Потом бросаюсь, ставлю чайник, снова за руль. Чайник вскипел — я бросаюсь, хватаю турочку, держу одной рукой руль, другой турочку — вот такая жизнь.

— Что у вас из продуктов есть кроме макарон и риса?

— У нас есть еще чечевица, но ее надо замачивать. Есть сахар, соль. Еще сухое молоко, чай и кофе. Готовим мы максимум два раза в день. А когда шли по Северному и Балтийскому морям, мы готовили один раз в два дня.

— А как вы умудряетесь во время шторма сходить в туалет?

— О, это целая история. Самое ужасное, что надо ж снять с себя всю одежду! Это вообще труба. Более того, надо не выпасть за борт. Если выпадешь ночью — все, это конец. Если я на вахте и мне сильно хочется в туалет, то это просто цирковой номер: как-то нужно исхитриться рассупониться, чтобы не будить товарища, и сходить по-маленькому за борт. А вот если планы большие — то необходимо будить товарища, чтобы он сел вместо тебя на вахту. Нужно полностью догола раздеться, уйти на нос. У нас палатка большая, и с кормы, где сидит вахтенный, носа не видно. И дальше каждый это делает по-своему. Я никогда не видел, как это делает Стас, он никогда не видел, как это делаю я. Иногда я просто прыгаю за борт, если спокойная погода, за веревку привязываюсь и плыву в состоянии исполнения желания.

— Самая холодная вода, которая была у вас, это сколько градусов?

— Может быть, 15 °C. Но даже в самой теплой воде, даже если она 24 °C, через пять минут ты начинаешь замерзать. Например, нужно в океане очистить от ракушек дно баллона. Тримаран перестал идти, двигается медленно, потому что оброс водорослями и ракушками, они цепляются за воду и не дают возможности двигаться. Или лопнул трос какой-то, или, не дай Бог, напала акула и пробила дыру. Каждый раз я сильно замерзаю. Но мы должны быть готовы к забортной работе.

— Что вообще самое сложное в экспедиции?

— Вытерпеть друг друга. В спокойном состоянии многие вещи ты просто не замечаешь. А здесь мы предельно утомлены, и раздражает все. Как ты дышишь, как прошел, что-то задел, как ты сел, надел очки. Но мы опытные путешественники, мы понимаем, что должны терпеть, никаких претензий не предъявлять. Как только один предъявил, второй ответил, понеслась перепалка, которая может закончиться дракой, даже поножовщиной.

Когда меня спрашивает молодой человек: «Я хочу пойти вокруг света» — я говорю, что мое мнение таково: до 30 лет ни один молодой человек вокруг света в команде пройти неспособен, потому что молодежь не умеет терпеть. Этому надо научиться. Сложнее акул, пиратов, волн, штормов, ураганных ветров — уметь идти в замкнутом маленьком пространстве маленьким коллективом. Это тяжелее всего.

— В ближайшие дни что вы будете делать?

— Мы завершаем реконструкцию тримарана для обхода мыса Горн. У нас это произойдет, наверное, к 20 сентября. Моряки считают, что мыс Горн — это очень тяжелое место: встречный ветер, гигантские волны до 15 метров, непредсказуемая погода. Неслучайно моряки, обошедшие мыс Горн, имеют право вставить в ухо медную серьгу — это знак особой доблести.

Если обойдем мыс Горн – станем «руссо легендо», хотя нас так уже называют здесь в Аргентине. Многие тут никогда не видели русских, 98% тех, кого мы встречаем, про Россию ничего не знают, по нам составляют мнение о России. Мы уже вручили 20 тысяч календариков лично — там написано название нашего путешествия — Russian Ocean Way, там нарисован наш тримаран.

Как только заходишь в порт, там стоит очень много яхт — 200-300. Мы сильно привлекаем внимание. С каждым надо поговорить, каждому нужно рассказать, что да как. Они говорят: «Вы идете вокруг света?». Мы отвечаем — «Да, мы идем вокруг света. Мы из Сибири». И вся Латинская Америка: «О, руссо!» Восхищение, восторг. «Руссо фамосо» (знаменитые русские), «руссо легендо»!

Загрузка