Цивилизация
Знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс посещал Россию трижды – в 1914, 1920 и 1934 годах. Он – один из немногих иностранцев, кто имел уникальную возможность сравнить жизнь в империи Романовых перед Первой мировой войной, в молодой республике в конце Гражданской и Советском Союзе в разгар индустриализации. В первом случае Уэллс посетил Санкт-Петербург и Москву, а по возвращении в Англию призвал ввести в школах русский язык как третий иностранный после французского и немецкого.
100 лет назад он прибыл уже на пике славы по приглашению своего друга Максима Горького, с которым познакомился 14 годами ранее.
Выбор времени для знакомства с новой Россией был не случаен. В сентябре-октябре 1920-го стало окончательно ясно, что большевистский режим прочно укрепился в Кремле. Угроза со стороны белых, продолжавших сопротивление в Крыму и на Дальнем Востоке, уже носила локальный характер, в отличие от событий годичной давности. К моменту визита Уэллса страна, по сути, лежала в руинах. Всюду царила тотальная разруха, вызванная потрясениями последних лет. Практически полностью было парализовано производство. Неэффективно работали институты управления. Свои впечатления от поездки Уэллс подробно описал в книге «Россия во мгле» — в нее вошли статьи, сделанные им для газеты The Sunday Times.
Это был ответный визит после посещения Лондона советской делегацией. Вновь приехать в Россию англичанина пригласил глава Моссовета Лев Каменев. В тот раз писатель провел в России 15 дней. Гвоздем программы стала его встреча с председателем Совнаркома Владимиром Лениным в Кремле 6 октября 1920 года. Ради нее статусному гостю пришлось потратить около 80 часов на разъезды, телефонные переговоры и ожидание. Он вспоминал, что связанные с подготовкой встречи формальности были утомительно длинны и вызывали раздражение. Этой части своей поездки Уэллс посвятил главу «Кремлевский мечтатель». Сохранилась фотография, на которой хозяин кабинета с интересом смотрит на посетителя, будто изучая его.
«Мне было интересно повидаться с ним, и я должен сказать, что был предубежден против него. На самом деле я встретился с личностью, совершенно непохожей на то, что я себе представлял, – объяснял Уэллс в своей книге. — Ленин — не человек пера; его опубликованные труды не дают правильного представления о нем. Написанные в резком тоне брошюры и памфлеты, выходящие в Москве за его подписью, полные ложных концепций о психологии рабочих Запада и упорно отстаивающие абсурдное утверждение, что в России произошла именно предсказанная Марксом социальная революция, вряд ли отражают даже частицу подлинного ленинского ума, в котором я убедился во время нашей беседы».
Делясь подробностями своего визита в Кремль с читателями, писатель проводил сравнения с 1914 годом. Если при Николае II на территорию Кремля можно было пройти беспрепятственно, чем пользовались группы богомольцев и туристов, то теперь свободный вход был отменен. В воротах у него спросили пропуск и разрешение. Прежде чем попасть к Ленину, Уэллсу с сопровождавшими его лицами пришлось пройти через пять комнат. Часовые постоянно спрашивали документы.
Гость отмечал, что это необходимо для личной безопасности главы Совнаркома, но затрудняет живую связь России с ним.
Ленин сидел за письменным столом, заваленным книгами и бумагами. Уэллс разместился справа от стола. Началась, по его выражению, интересная беседа.
По комментариям вождей большевистской партии можно сделать вывод, что английского фантаста, несмотря на его социалистические взгляды, в РСФСР власти восприняли не слишком серьезно. Так, перед одним из заседаний Политбюро ЦК РКП(б) Ленин перекинулся парой фраз об Уэллсе с Львом Троцким. Если верить наркому по военным делам, глава советского правительства так высказался о своем недавнем госте: «Ну и мещанин! Ну и филистер!». При этих словах Ленин приподнимал над столом обе руки, смеялся и вздыхал. Троцкий считал, что, входя в Кремль, Уэллс «принес в своем сознании весь мусор международной буржуазной информации и своим проницательным глазом открыл в кабинете Ленина то, что выудил заранее из Times или из другого резервуара благочестивых и прилизанных сплетен». Глава Реввоенсовета оценивал писателя как английского салонного социалиста, фабианца, беллетриста на фантастические и утопические темы, приехавшего взглянуть на коммунистические эксперименты.
«Уэллс ожидал, что встретится с каким-то монстром, а оказалось, что это была беседа с интеллектуалом и философом, — цитирует биографа Ленина, писателя Льва Данилкина «История.РФ». — И Уэллс оценил это, как и многие. На самом деле к Ленину приезжало много иностранцев. Общение с именитыми иностранцами было как раз одной из его функций в качестве председателя Совнаркома. К нему, например, приезжал философ Бертран Рассел. Результатом встречи стала книга Уэллса «Россия во мгле», в которой он увлеченно и с сочувствием пересказал план Ленина, касающийся электрификации. Уэллса поразило то, что крестьянская, не модернизированная страна, став Советской Россией, планирует принять столь грандиозный план электрификации. То есть этот свет, который, как говорили, хлынет сюда и выведет Россию в будущее, стал теперь не только идеологическим, но и буквальным – свет как электричество».
После разговора с Лениным Уэллс решил не задерживаться в Москве – вечерним поездом он отбыл в Петроград, где жил в квартире Горького на Кронверкском проспекте. Оттуда его путь лежал в Ревель (ныне Таллин) и далее пароходом в Стокгольм.
Тем не менее, фантаст успел составить впечатление о советской столице, найдя ее более привлекательной по сравнению с Петроградом.
«Жизнь в Москве, озаренной ярким октябрьским солнцем и украшенной золотом осенней листвы, показалась нам гораздо более оживленной и легкой, чем в Петрограде, — писал он. — На улицах — большое движение, сравнительно много извозчиков; здесь больше торгуют. Рынки открыты. Дома и мостовые — в лучшем состоянии. Правда, сохранилось немало следов ожесточенных уличных боев начала 1918 года. Один из куполов нелепого собора Василия Блаженного, у самых ворот Кремля, был разбит снарядом и все еще не отремонтирован. Трамваи, которые мы видели, перевозили не пассажиров, а продукты и топливо. Считают, что в этом отношении Петроград лучше подготовлен к зиме, чем Москва. Десять тысяч крестов московских церквей все еще сверкают на солнце. На кремлевских башнях по-прежнему простирают крылья императорские орлы. Большевики или слишком заняты другими делами или просто не обращают на них внимания. Церкви открыты; толпы молящихся усердно прикладываются к иконам, нищим все еще порой удается выпросить милостыню».
14 лет спустя Уэллс вернулся в Москву для беседы со Сталиным.