Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Пандемия решила вопросы импортозамещения в российских биотехнологиях»

Вирусолог Волчков рассказал, как ученые будут работать без американских реактивов

Пандемия естественным образом привела Россию к импортозамещению в медицинских биотехнологиях, а также переориентации на китайский рынок, рассказал в интервью «Газете.Ru» вирусолог, руководитель лаборатории геномной инженерии МФТИ Павел Волчков. Но даже если медицинские технологии частично удалось заместить, остается проблема с участием в научных прикладных биотехнологических исследованиях, с участием в международных коллаборациях. Ученый рассказал о том, что будет, если американские компании перестанут поставлять в Россию наборы реагентов, а также осуществлять техподдержку сложного научного оборудования.

— Павел Юрьевич, в нынешней ситуации российский биотех сталкивается с беспрецедентными санкциями иностранных компаний, которые могут сильно повлиять на возможности создавать ПЦР-тесты, вакцины, новые лекарства. Можем ли мы остаться без всего этого?

— Никогда не думал, что буду радоваться пандемии, но в данном случае для России она сыграла положительную роль. Пандемия нас естественным образом привела к импортозамещению. Так как COVID-19 пришел одновременно во все страны, специалисты были одинаково неготовы к этому. И получилось, что в 2020 году страны-производители всех ключевых реагентов и оборудования переориентировали поставки на собственные рынки. В результате Россия автоматически осталась без всего. И, таким образом, уже в 2020 году РФ пришлось решать вопросы о производстве собственных реагентов, создании тест-систем, вакцин.

— Но нам все-таки помог Китай?
— Я считаю, что помешал. Он очень оперативно развернул производственные мощности, и не дал шанса российскому биотеху развиться полноценно. Китай сказал: «Ребят, не парьтесь, мы все равно уже все сделали. Вот, пожалуйста, забирайте, и обратите внимание на то, что все это относительно дешево».

— Это касается реагентов. А что со сложным оборудованием?
— Оно существует, но пока проигрывает по уровню американскому и европейскому. Но тут я думаю будет то же, что и с китайскими телефонами. Они тоже были сначала не очень, а сейчас уже смело конкурируют с американскими Apple и корейскими Samsung. В нынешней ситуации с санкциями Китай имеет шанс на прорывное развитие, так как не собирается уходить с российского рынка.

— Что было бы, если бы Россия попала под многочисленные санкции до пандемии?
— У нас бы не было ничего.

— То есть получается, что у нас во время пандемии произошла революция в биотехе?
— Революция и переориентация на Китай.

— И все же… Россия закупила большое количество американских секвенаторов (приборов для чтения генома. – «Газета.Ru») Illumina. Как я понимаю, к ним подойдут только американские же наборы реагентов. Они закончатся, и что тогда?
— Секвенаторы производит как американская компания Illumina, так и китайская BGI (Beijing Genomics Institute). Здесь есть паритет. В России есть и те, и другие секвенаторы. Но, если говорить про Illumina, — то, конечно, кроме того, что закончатся наборы, еще будут поломки. Сервис-инженеры должны прилететь из США, починить свой прибор. С этим будут проблемы, и в худшем случае американские секвенаторы могут превратиться в шкафы.

— А российские специалисты не смогут скопировать эти наборы и начать их производить? Или китайцы?
— Боюсь, это будет не выгодно. Производство достаточно сложное. Кроме наборов нужно производить еще и чипы — это та самая подложка, на которой формируются эти кластеры секвенирования, которые являются частью оптико — флуоресцентной системы для детекции. Китайцам же гораздо выгоднее продавать свои секвенаторы и наборы к ним. Другое дело, что

через месяц-два производители реагентов, — та же самая Illumina, — подсчитают свои убытки, и, как я надеюсь, вернутся в Россию.

— А что с высокотехнологичными микроскопами? Приборами для проточной цитометрии, которые позволяют изучать отдельные клетки?
— Микроскопы китайцы тоже производят, но пока они еще не догнали США. В России достаточно большое количество именно американских приборов, очень классных, топовых, лучших на рынке. То же самое и с проточной цитометрией, которая нужна в гематологии, иммунологии, — например, с ее помощью можно оценивать состояние ВИЧ-инфицированных. В основном это приборы американского производства, компании BD – Becton Dickinson. Это сложное оборудование, которое стоит десятки миллионов рублей. Понятно, что оно будет постоянно ломаться, — для научных приборов это нормально, так как они производятся в штучном количестве. В их стоимость обычно сразу закладывается инженерное обслуживание. Это оборудование именно штучное, дизайнерское, созданное под конкретных клиентов. И именно поэтому для ученых так важны коллаборации, — можно приехать в чужую лабораторию для работы на уникальном приборе.

— Теоретически в России могли бы разработать и сделать свои секвенаторы такого уровня? Наборы реагентов?
— Теоретически да. Но экономически это абсолютно не выгодно. И если для медицинского применения это еще имеет смысл, то для научного точно нет. Очевидно, нужно начать заниматься импортозамещением в тех отраслях, где есть понятная продуктовая составляющая. Допустим, это производство вакцин, производство аденовирусов (система доставки разных белков в клетки человека. – «Газета.Ru»), антител.

Это все применимо для фармацевтики, и в данном случае заместить всю эту линейку можно и нужно. Но в науке нужна мировая глобальная интеграция. В современном мире выигрывает тот, кто наиболее гибок и договороспособен, может находить пути решения, перестраиваться.

— То есть, если мы не будем сейчас коллаборировать, то мы откатимся назад?
— Так было всегда.

Тот самый тезис, что наука не приемлет границ — это не философия, а финансово-экономическая, логистическая составляющая.

Просто нереально ее сделать в формате одной страны, даже очень большой как наша. И чем дальше мы технологически развиваемся, тем более невероятно делать науку в отдельно взятом государстве, в замкнутом формате. Даже в Китае, хотя во многом он самодостаточен.

— А если представить, что Китаю вот прямо сейчас придется полностью перейти на «научное импортозамещение», производить для себя все. Сколько процентов ему нужно будет заместить?
— Думаю, 80%.

— Российские ученые, которые работают в коллаборациях с иностранными специалистами, чувствуют давление, изменение отношения к ним?
— Безусловно, чувствуют. И те, кто работает на Западе, и те, кто в России. Но надо понимать, что

если вы работаете на Западе, у вас альтернативной точки зрения по вопросу спецоперации на Донбассе быть не должно. И если у кого-то до сих пор есть иллюзия, что на Западе существует свобода слова, — это глубокое заблуждение.

Поэтому ученые пытаются существовать в предложенных обстоятельствах. Более того, насколько мне известно, наши соотечественники обязаны сейчас публично осудить Россию. Думаю, многим очень тяжело это сделать. Более того, сейчас я вижу, что пошли предписания со стороны различных университетов полностью разорвать договоры с российскими научно-исследовательскими организациями. И совсем уж печально, что многих просят разорвать и дружеские, неформальные отношения.

— Так коллаборации с участием российских ученых распадутся?
— Я надеюсь, что ученые все-таки вспомнят слоган «Наука вне политики». Мне кажется, логика и здравый смысл должны остаться с обеих сторон, несмотря на огромное давление на администрацию университетов на Западе.

Кроме того, речь идет о биомедицинской науке, которая к военным действиям в принципе никакого отношения не имеет. Скорее наоборот.

— По последним данным, правительство РФ намерено отказаться при выполнении федеральных проектов и программ, а также государственных заданий от требования по наличию публикаций в зарубежных журналах. Как тогда оценивать эффективность ученого?
— С моей точки зрения, сейчас для российской науки наступил уникальный момент. Вольно или невольно создаются идеальные возможности для того, чтобы деньги оставались внутри страны.

Конечно, они будут сейчас израсходованы на стабилизацию экономики, но довольно значимые ресурсы можно потратить на инвестиции в технологии и науку. Сейчас самое время создавать идеальные условия для инвестиций в короткие, средние и длинные процессы. Для этого также нужно реструктурировать и налоговую систему. Основной показатель эффективности ученого, с моей точки зрения, это его вклад в ВВП. Понятно, что за короткий промежуток времени оценить это невозможно. Но ученого можно оценивать по возможности привлечь на свою разработку частные и государственные инвестиции. Именно через призму софинансирования я предлагаю оценивать любые проекты. На науке, которая создает продукт, в данные времена, как мне кажется, нужно делать акцент.

— А как же фундаментальная наука? И научные журналы? Они же погибнут?
— Я не предлагаю отказаться от фундаментальной науки. Я предлагаю переместить акцент. Что же касается российских научных журналов, я считаю, что с ними можно поступить, как с университетами в проекте «5-100». Тогда выбрали 20 университетов, влили в них деньги, и попытались вывести их в рейтинге в 100 лучших университетов мира. Туда должно было выйти пять наших. Я считаю, что и с российскими научными журналами нужно поступить так же. Взять сильные, финансово их поддержать и пусть составят конкуренцию Nature и Science.

— Будут ли дальше международные журналы брать российские научные статьи?
— Сейчас идут противоречивые сигналы.

Например, есть издательство Elsevier, в которое входит огромное количество научных журналов. Оно официально выступило с заявлением, что остается вне политики, что они готовы рассматривать статьи из России.

И они обратились к своим редакционным комитетам, ревьюверам, с призывом обращать при рецензии статьи внимание только на научную составляющую, а политику оставить политикам. А вот издательство группы Nature Publishing Group и Science с таким сообщением не выступили.

Загрузка