Социолог Максим Шугалей, проводивший полевые исследования в Ливии, утверждает, что большая часть населения страны сегодня хочет возвращения во «времена Каддафи».
«Больше десяти лет страна находится в состоянии гражданской войны, количество оружия, которое находится у населения, зашкаливает! Все решается «по понятиям», бандитскими методами, любой конфликт бытовой запросто перерастает в стрельбу прямо на улицах. Выросло целое поколение, которое слышало от родителей, что были другие времена, когда не стреляли и можно было ходить по улицам без оружия. Они являются уже культовыми. Даже поколение, которое тогда не жило, хочет, чтобы все это закончилось», – рассказал «Газете.Ru» Шугалей.
Дорогая цена за свободу
В том, что Ливия сегодня – страна победившего насилия, Шугалей смог удостовериться не как ученый-теоретик, а на практике. В мае 2019 года, уже в ходе гражданской войны в Ливии, социолог вместе со своим коллегой и переводчиком Самером Хасаном Али Суэйфаном был захвачен исламистской группировкой RADA и два года провел в плену в тюрьме «Митига».
Ученого удалось вызволить благодаря усилиям российского МИДа, хотя вступить в прямой контакт с похитителями и новыми властями Ливии дипломатам было затруднительно: персонал российского посольства еще летом 2014 года был эвакуирован из Триполи в Тунис. Шугалея обвиняли в попытках «повлиять на политическую ситуацию в Ливии», но сам он считает, что все гораздо проще – боевики хотели выкуп. Торговля людьми в тюрьмах стала в стране самой обычной, типовой историей.
«Там жуткие тюрьмы. Многие сидят за очень мелкие преступления. Вот человек вышел на улицу. Останавливает его патруль без опознавательных знаков. Якобы он фрукт украл. И человек садится в тюрьму. Он может там сидеть год, пять лет, шесть лет, десять и может получить пулю в затылок за то, что он спросил: «Когда меня отсюда выпустят?» Единственный способ выйти – заплатить. И родственники годами копят деньги на выкуп из тюрьмы», – вспоминает Шугалей.
Самер Суэйфан добавляет, что особенно тепло о временах Каддафи вспоминали именно в тюрьме.
«Мне заключенные рассказывали, что на самом деле жили хорошо при Каддафи, если сравнить с сегодняшним днем. Тогда было все дешевле, валюты хватало, денег хватало; электричество, вода — без перебоев. Сейчас орудуют бандиты, мародеры, убийцы. Сейчас вообще безопасности нет, денег нет, сейчас все плохо», – говорит Суэйфан.
За свою свободу был вынужден платить бывший судебный чиновник Тахер Дахеш, который первоначально поддерживал протестующих и сам ходил на демонстрации. Однако после победы повстанцы наведались к нему в дом.
«Моя проблема в том, что я был связан с правительством. Пускай я был просто мелкий судебный клерк, который никому не мешал и никого никогда не обидел. Когда правительство рухнуло, я продолжал ходить на работу. Мне перестали платить, но я все равно ходил в министерство. Потом ко мне пришли восставшие. Сказали, что раз я работал на бывшую власть, то должен платить. Они в первый раз меня избили и забрали все деньги и ценности. Во второй раз унесли технику, телевизор. В третий раз уносили даже стулья и другую мебель. Моя семья уехала из Триполи, мы спрятались у родственников. Но это не помогало нам. Нас захватили восставшие из «Бригады Мухаммеда аль-Мадани». Мне пришлось отдать все, чтобы меня отпустили», – рассказал Дахеш.
Война всех против всех
Убийство Каддафи не остановило гражданскую войну, а напротив усилило ее и сделало перманентной. Воевать теперь стали все и со всеми.
В 2011-2015 годах еще было активно так называемое «зеленое сопротивление» – каддафисты объявили партизанскую войну новому правительству. По ночам нападали на представителей новых властей. Если раньше в чиновников, полицейских и военных стреляли из-за угла исламисты и революционеры, то теперь в бывших революционеров, сделавшихся чиновниками, стреляли бывшие полицейские.
В самом правительстве единства тоже не было. Бывшие повстанцы раскололись на светских и «религиозных». После пошло еще более мелкое дробление.
Исламисты были представлены «Бригадой мучеников 17 февраля», местной ячейкой «Аль-Каиды» (организация запрещена в России), а после 2013 года – также ячейкой ИГИЛ (организация запрещена в России). Все три направления воевали со светскими властями, но большей частью между собой.
Сторонники светского пути, в свою очередь, размежевались отдельно на сторонников правительства, отдельно на сторонников парламента, но самая мощная фракция была у военных, которые стали группироваться вокруг фигуры генерала, а впоследствии маршала, Халифы Хафтара.
Некогда Хафтар был другом Каддафи, но в 1987 попал в плен во время войны Ливии с Чадом. Каддафи от друга публично отрекся, а тот, сумев бежать из плена, обиделся и уехал в США. Якобы сотрудничал с ЦРУ. После 2011 года он вернулся в Ливию и в новом правительстве получил должность главнокомандующего. Потом поссорился и с правительством, и с парламентом. И, разумеется, с исламистами.
Совершенно отдельной силой стали туареги – народ группы берберов, контролировавший южную пустынную часть страны, и никакой другой власти не признавший.
«Вы никогда не поймете, кто и с кем сегодня воюет в Ливии конкретно в текущий момент. Хафтар может воевать против правительства. А может вместе с правительством воевать против исламистов. Или вместе с исламистами против туарегов. Более того, отдельные части армии Хафтара могут воевать друг с другом. В противостояние вмешивается Египет, Турция, Тунис, Алжир, Чад. Солдаты и наемники из этих стран приходят и уходят. Чтобы понять, кто и с кем воюют в Ливии, за этой страной надо следить постоянно. Через месяц и даже через неделю ситуация может поменяться, и ваша информация окажется неактуальной», – писал для Тhe Guardian в 2018 году британский социальный философ и публицист пакистанского происхождения Тарик Али в статье «Истоки восстания в Ливии».
С тех пор ситуация не изменилась.
«Многие тут думали, что вода в домах или электричество существуют сами по себе. Что это природные ресурсы. Что бензин сам попадает на бензоколонки. Что продукты всегда в магазинах, дома и дороги тоже сами себя постоянно строят. Каналы ирригационные сами себя роют. Было ощущение, что так было всегда и будет всегда, а режим к этому отношения не имеет. Что все всегда жили, как жили. Потом было большое удивление: убили Каддафи и исчезла питьевая вода. Оказывается, была связь. Забыли, что до революции Каддафи и офицеров-социалистов 1969 года тут была только дремучая монархия, нищета, французская колония и пустыня. Сейчас это вернулось», – рассказал «Газете.Ru» переводчик Самер Суэйфан.
«Республика абсолютного криминала»
Социальные и демографические последствия десятилетия войны до сих пор точно не изучены. По разным оценкам только погибших – от 50 до 100 тыс. человек. Впрочем, это данные сторонних наблюдателей и журналистов. Официальных данных нет до сих пор. Их не публикует правительство Ливии, такими данным не располагает ООН.
Данные в принципе обрывочны – и это тоже наглядный показатель хаоса, в котором находится страна. Отдельные сведения есть, и они шокируют. Так, в 2013 году проправительственная газета The Libya Herald со ссылкой на МВД страны сообщила, что число убийств в 2012 году по сравнению с 2010 годом увеличилось на 503%, а число краж – на 448%. «Мы превратились в республику абсолютного и полного криминала», – отмечала газета.
Социолог Максим Шугалей считает, что произошедшее – результат совершенно некритического вмешательства западных стран в жизнь чужой для них страны. «Случившееся в Ливии показывает, к чему приводит навязывание демократии, экспансия демократии в страны, где ее не ждут. Это совершенно другие люди, у них другой менталитет. Навязать демократию – значит сломать страну», – заключил ученый.
Многие ливийцы бежали из страны. Сколько именно – тоже неизвестно. В этом смысле Ливия «черная дыра», где нет никакой статистики. Среди прочих бежал из страны и Тахар Дахеш: после того как откупился от повстанцев-похитителей. Сегодня свои претензии он адресует Западу, а именно Франции. Там его, правда, не слышат.
«Потом мы уехали в Париж. Во Франции я подал в суд на французское правительство, ведь они участвовали в том, чтобы начать эту войну, и я пострадал из-за французского правительства не меньше, чем из-за бандитов. Мое обращение приняли, но я уехал в Алжир. Во Францию меня теперь не пускают и поэтому дело дальше рассматриваться не может. Хотя оно и началось, но висит мертвым грузом. Это Европа, Франция и Америка виноваты в том, что со мной произошло, но отвечать они за это не хотят. Не хотят отвечать по своим собственным законам. Им проще не пускать меня и притвориться, что меня нет», – заключил Дахеш.