Цивилизация
«Только бы не урезали плей-офф»
— Какие эмоции от непопадания в олимпийский состав?
— Когда есть такой шансы сыграть на Олимпиаде, и получается, что он упущен, появляется некое расстройство. За страну на Олимпиаде сыграть — это то, к чему ты стремишься, о чем мечтаешь. Руководство сделало такой выбор, значит, видит такой состав. Там все равно много сильных ребят, желаю им удачи и уверен, что они хорошо выступят.
— Из ЦСКА было бы больше шансов попасть?
— Да неизвестно...
— Как относитесь к остановке сезона из-за коронавируса и вообще к пандемии и изменениям в жизни из-за нее?
— Отношение неоднозначное. Есть очень много мнений, и непонятно, какое правильное. КХЛ решила остановить сезон, и тоже неизвестно, правильно ли это. Если продолжать, то, например, у «Автомобилиста» и «Салавата Юлаева» здоровых составов нет. Кем они будут играть? Если отменять матчи и потом доигрывать, то куда их переносить? Так что руководство лиги можно понять, тем более выбрать однозначно верный вариант в такой ситуации непросто.
Я сам болел летом в том году. В этом году я пару дней тоже неважно себя чувствовал, но я вакцинирован, так что все нормально. Переносил я ковид нормально, только один день была температура. Все по-разному, конечно, переносят, но лично у меня страха перед болезнью нет, там более я вакцинирован. Не знаю, как в других командах переносят, как в том же «Автомобилисте», но у нас пара ребят, кто заболел, даже симптомов не имели.
— Легко решились вакцинироваться?
— Да как сказать... Лишний раз болеть не хочется, а без вакцины еще надо каждую неделю по ходу сезона сдавать ПЦР-тесты, легче сделать прививку и не думать об этом.
Все равно ребята по второму разу болеют, а я вакцинировался и пока больше не болел. У меня и родители вакцинировались, и все нормально. Так что я не жалею.
— Как относитесь к возможной отмене остатка регулярки? Что думаете по плей-офф?
— Мне кажется, плей-офф состоится (интервью состоялось до объявления о досрочном окончании регулярного чемпионата и перехода сразу к Кубку Гагарина. — «Газета.Ru»). Сейчас все устаканится, пока будет большая пауза, сейчас кто-то переболеет, и, может быть, все пойдет на спад. Говорят, могут подсократить регулярку, в Кубке Гагарина первый раунд могут сделать не до четырех, а до трех побед. Хотя, конечно, серии из пяти матчей — не тот плей-офф. Все серии должны проводиться из семи матчей, так правильнее. Разделять первый раунд и остальные неправильно.
«Игры с ЦСКА остаются особенными»
— Этот год последний по контракту с «Авангардом». Какие планы дальше? Есть определенность в выбранном пути?
— Определенности никакой, но начинаем уже потихоньку с «Авангардом» разговаривать о новом контракте. В клубе мне все нравится. В любом случае, хочется доиграть сезон, сыграть хороший плей-офф. У нас, считаю, сильная команда подобралась, хочется еще раз выиграть Кубок Гагарина. Сейчас на этом сосредоточен, а там уже дальше можно смотреть на контракт и будущее.
— Кто для вас самый принципиальный соперник, ЦСКА?
— С ЦСКА у меня, конечно, всегда принципиальная игра, хочется доказать...
— Слова Игоря Есмантовича тогда задели (президент ЦСКА после ухода Толчинского сказал, что он не заслуживает денег, которые просит. — «Газета.Ru»)?
— Так было, да. Вся ситуация была странной. Вроде сезон хорошо отыграл, а во мне не увидели игрока ЦСКА, сильного хоккеиста, сказали, что я недостоин какого-то контракта. Конечно, это задело тогда. На ЦСКА всегда была мотивация, хотелось доказать в этих матчах. И в Кубке Гагарина у меня просто был дополнительный заряд.
Ну и сейчас все еще эти матчи остаются особенными, хотя все уже устаканилось, отношусь к той ситуации спокойно, но все же игры против ЦСКА остаются немного особенными.
— Насколько вообще велика роль мотивации в хоккее? Часто приходится слышать: проиграли — не настроились, выиграли — дело в мотивации. Было такое, что матчи выигрываются или проигрываются за счет настроя или его отсутствия?
— Это влияет всегда, но я не думаю, что поражение случается из-за недонастроя. Где-то соперник хорошо сыграл, где-то у тебя не получилась игра, где-то тактически проигрываешь. Но мотивация, конечно, оказывает сильное влияние. Когда ты мотивирован, тебе добавляется уверенность, а это один из ключевых факторов в хоккее. Когда уверенность прет через край, все как будто само получается. И наоборот: когда боишься, у тебя все валится из рук.
«Рассмотрю вариант с НХЛ»
— Вы рассказывали, что в Америке многое не получилось именно из-за отсутствия уверенности.
— Вот, кстати, когда я выходил в НХЛ на эти четыре игры, я себя просто отлично чувствовал. Наверное, как раз дело в мотивации: ты понимаешь, что у тебя один шанс и его нельзя провалить из-за неуверенности. Те четыре игры я очень хорошо сыграл, все почти получалось. Когда мы выигрывали у «Рейнджерс», меня даже выпустили впятером против их шестерки на последних минутах. И в овертайме против «Бостона» меня тренер выпускал.
А вот в АХЛ было наоборот. Даже когда меня спускали в фарм-клуб уже после матчей в НХЛ, не было уверенности, ничего не получалось. Психологически было тяжеловато. Тогда. Сейчас, думаю, я спокойно бы сыграл.
— Уехать назад в Россию было вашим решением. Почему? Потому что не получалось пробиться, не видели перспектив?
— Конечно, уже было понятно, что на данном этапе жизни в то время ловить было нечего. Даже если меня вызывали, это были последние игры сезона, ничего уже не решавшие. После первого сезона, когда летел в Америку, думал, что у меня есть хороший шанс закрепиться. Но второй сезон в АХЛ я провел не очень удачно, и на третий меня даже не вызывали в НХЛ. Уже было все понятно...
— А что говорили в клубе? «Давай, тренируйся»?
— Да там ничего не будут говорить. Понятно, что помимо тебя таких же 25 игроков, которые тоже хотят попасть в НХЛ. Если ты будешь хорошо играть, тебя поднимут или будут за тобой смотреть. А если ты средне играешь, то никто с тобой возиться не станет.
— Сейчас мысли вернуться в НХЛ отброшены, или есть такая цель, план, мечта?
— Мысли есть, конечно. Сейчас играю сезон и разговариваю с «Авангардом» по поводу будущего. На следующий сезон за океаном я становлюсь свободным агентом. Думаю, я буду рассматривать вариант с отъездом, если будут предложения.
— А интерес какой-то есть из-за океана?
— Пока с агентом насчет этого не разговаривали. В Америке у меня пока как такового агента даже нет. Я работал с Марком Гандлером, сейчас буду думать.
— Понравилось с ним работать?
— Мне все нравилось. Отличный человек, мы с ним нормально работали. Просто не получилось, и я не думаю, что из-за него мне не дали контракт или еще что-то.
«С детства нравилось возиться с шайбой»
— Вы выступали на юниорском чемпионате мира в Сочи в 2013 году. Из того состава сборной многие стали звездами: Павел Бучневич, Валерий Ничушкин, Иван Барбашёв, Владислав Гавриков, Игорь Шестёркин... Даже на фоне тех игроков вы выделялись своей техникой. У нас часто говорят, что детям тренеры зачастую запрещают идти в дриблинг, душат в зародыше их креативность. Как это было у вас в детстве?
— У Сергея Владимировича Суяркова (первый тренер Толчинского. — «Газета.Ru») такого точно не было. Наоборот. Единственное, я помню, меня с детства ругали, что заигрываюсь. Сергей Владимирович часто говорил, что я не вижу партнеров, в какое-то время перестаю играть в пас. Я заигрывался, мне нравилось играть с шайбой. Но запретов не было. Конечно, если ты один-другой раз потеряешь, то даже в детском хоккее никто не будет говорить: иди и теряй шайбу. Результат тоже был важен, но, конечно, не настолько, как в профессиональном хоккее, где, если ты теряешь, не можешь обыграть, то не надо идти обыгрывать, мол, когда-то получится.
В профессиональном хоккее, если у тебя не получается элемент, никто ждать не будет. Делай что-то другое, что получается. В детском хоккее с этим попроще.
— А было, чтобы уже на взрослом уровне «пихали» ветераны или звездные игроки за ошибку?
— Конечно. Прямо жесткого, наверное, не было ничего. Я же тоже понимаю, когда можно идти в обводку, а когда не стоит. В плей-офф за две минуты до конца на двоих я не полезу при равном счете. Но бывают ситуации, когда в регулярном чемпионате ты хорошо себя чувствуешь и уже забил, допустим. Вот лезешь в обводку, но не получается обыграть... И если защитники в этот момент уже провели долгую смену, а из-за твоей потери не успели на скамейку, они, конечно, недовольны. И тренер тоже выскажет за это.
— Но в школе не было такого, что приходилось преодолевать запреты?
— Во всем должна быть мера. Ты же не можешь постоянно идти обыгрывать. Сергей Владимирович мне постоянно говорил использовать партнеров, но так и играют на профессиональном уровне. Никто не лезет один на пятерых, все используют друг друга. Это нормально.
— На том же ЮЧМ за Канаду играл Коннор Макдэвид. Запомнился чем-то?
— Честно говоря, я за ним тогда вообще не следил. Знал, что какой-то Макдэвид играет за Канаду и на два года младше всех. Но нам особо и негде было на него смотреть. Помню, в номере был квадратный объемный телевизор, а на другие матчи мы не ходили.
«Учил английский с арабами»
— Как происходил отъезд в «Су Сент-Мэри» в Канадскую хоккейную лигу? Вы говорили тогда, что лучше играть в Канаде при полных трибунах, чем тащить на поезд «Москва — Рязань» тяжеленный точильный станок, а потом играть перед 300 зрителями...
— Это я говорил? Да, что-то было... Точильный станок я нес как-то. Был лютый холод, и мы с кем-то тащили этот станок. Может быть, с Валей Зыковым (смеется). Идешь до восьмого вагона по этому морозу, тебе плохо, так что под впечатлением мог такое сказать. А приезжаешь в Канаду в маленький город, и тебя, 16-летнего, все знают. Заходишь в торговый центр что-то купить, тебе кассирша: «Привет, Сергей, как дела?» И так не только со мной, а со всеми ребятами из команды.
И на каждый матч их 5-тысячные арены полностью заполнялись. Они все там любят хоккей. Вроде ты молодой, а ощущение, как будто ты в НХЛ играешь. Тебя все знают, все за тебя болеют. А если проигрываешь, то на улице могут не очень радостно тебя воспринимать болельщики. Если выигрываешь — напротив, все подбадривают.
— У нас сейчас проводится политика, что не надо уезжать в юниорские лиги Северной Америки. Посыл, что много ребят уезжают, а там никто не следит за их прогрессом, не развивает их, и они будучи талантливыми хоккеистами чуть ли не заканчивают... Ваше мнение?
— Мне кажется, нет правильного пути. Я не жалею, что туда поехал. Колоссальный опыт, и друзья у меня там остались, куча всяких историй. В 16-17 лет ты играешь при полных трибунах. Это откладывается в голове, и ты вспоминаешь это с позитивом. Но я не думаю, что есть какой-то один правильный путь.
Вот в том году в КХЛ подняли Егора Чинахова, он себя ярко проявил, а теперь делает дубль в НХЛ. Те же Капризов и Панарин играли тут, а Барбашёв поехал развиваться в Америку и в этом году феерит. Никита Задоров через североамериканские юниорские лиги пробивался. И так, и так можно пройти. Если ты хороший хоккеист, то ты пробьешься. Вряд ли Капризова загубили бы в Канаде, если бы он поехал играть в юниорские лиги.
— А в жизненном плане тот опыт как-то помог?
— Не знаю. Просто поехал в другой город, другую страну, так же играешь в хоккей, так же развиваешься. Просто в России поближе все, с родителями. Но там мне тоже было в кайф. Мы жили в семьях, там было много всего интересного.
Я там жил в семье, в доме. В кайф было, что не надо было вставать ни в какую школу. Тренировки у нас были в 15 часов, я вставал в 10-11 утра. У нас был огромный двор. Мы забрали ворота с арены, и отец семьи, где я жил, сделал мне огромную сетку за воротами, чтобы шайбы не улетали. Он работал на заводе, у него было много разных принадлежностей. Он сделал из двух огромных пластиковых стекол бросковую зону, по которой шайба скользила, как по льду. Я каждое утро вставал, бросал шайбы, потом шел на арену тренироваться.
После тренировки мы с друзьями шли к кому-то домой. У кого-то там были дома обычные, а кто-то жил очень богато из местных ребят. Мы у них проводили время. Зимой на снегоходах катались. У нас дома были пейнтбольные ружья. Мы приезжали компанией вшестером и во дворе играли три на три в пейнтбол.
В плане жизни там было круто и весело, со многими ребятами я общаюсь. Например, Майкл Бантинг сейчас выступает за «Торонто», мы играли вместе. Сейчас переписываемся, обсуждаем. А главный тренер «Мэйпл Лифс» Шелдон Киф был как раз нашим наставником в «Су Сент-Мэри Грейхаундс». Но если бы я здесь остался, то мне, думаю, и здесь было бы хорошо. Везде есть свои плюсы и минусы.
— А были в Канаде какие-то жесткие конфликты в бытовом плане?
— Может, что-то и было поначалу, но я уже не помню. Я там шесть лет жил, привыкаешь ко всему. Все было комфортно и нормально. Первое время было тяжело без английского. Я сначала пытался ходить в какую-то школу, меня отправили. Было странно. Там 15 учащихся в классе.
Первое время со мной мама прилетела, мы с ней вместе ходили учить английский. Так вот мы были единственными белыми, а все остальные были арабы в парандже. Не знаю, что они делали в этом городе, я их больше ни разу нигде не видел.
Две недели я учил английский с ними, потом мне перестало это нравится. Я уже понимал, что, когда ты целый день на арене проводишь, у тебя нет возможности общаться с русскими, и тебе придется выучить язык так или иначе. Через два месяца я уже мог спокойно сказать, чего я хочу и что мне надо. А в конце сезона общался уже свободно, без запинки.
— Сейчас не забыли?
— Забывается. Три года назад, когда я там играл, лучше знал язык. Сейчас с американцами когда говорю, иногда нормально, а иногда двух слов связать не могу. Когда нет практики, навык уходит.
«Бриндамор был сильнее своих игроков»
— Вы никогда не были большим (рост Толчинского 173 см. — «Газета.Ru»). Не сталкивались с тем, что в вас не верили из-за габаритов?
— Сейчас уже поменялось мировоззрение в этом плане. Понятно, мне на протяжении всей карьеры говорили, что надо стать больше. Надо есть протеин, ходить в зал. Если ты маленький, то обязательно нужно раскачаться и быть квадратным. Мне это говорили. В «Каролине» тоже был такой разговор. Мне сказали на индивидуальной встрече с тренерами и руководством после сезона: «Мы хотим, чтобы ты за лето приехал таким кабаном, весь накачанный, проведи это лето в зале хорошо, набери массу». Я поначалу ходил в зал, но у меня масса очень тяжело набирается, проблемы с этим.
Но сейчас уже на габариты меньше обращают внимания. Если ты можешь обыгрывать, набирать очки, то сейчас не важно, какие у тебя данные.
— А задание давал Род Бриндамор?
— Нет, тогда еще главным был Билл Питерс. Но с Бриндамором мы работали — он был тренером по большинству. Мы знаем друг друга лично. Он оставался поработать с нападающими в лагере для новичков. Он был топовый игрок, но он еще и дисциплинированный. Ребята, кто с ним играл, например Кэм Уорд (бывший голкипер «Каролины» — «Газета.Ru»), рассказывали, что он еще игроком был уже как тренер. Весь такой дисциплинированный: раньше всех на льду, позже всех уходил, всегда разминка... Мог пошутить, но в день игры никаких шуток не было уже.
Ну и я это видел. Мы приходили в тренировочном лагере в семь утра на арену, а он в 6.30 уже крутил велосипед, а с шести утра работал в зале. А еще там был тест на выносливость. По-моему, надо было пять миль проехать быстрее, чем за 15 минут. Так вот Бриндамор, будучи тренером, проезжал быстрее всех.
Ну и когда он тренировал с нами большинство или проводил собрания, чувствовалось, что ему от всех нужны работа и полная самоотдача. Надо бегать, биться обязательно.
— Большинство — это же одна из главных проблем российского хоккея. И это явно методическая проблема школ...
— В этом и была основная разница между ОHL (Хоккейной лигой Онтарио) и МХЛ. Первое, что бросается в глаза, когда туда приезжаешь... В МХЛ у нас в «Красной Армии» кто большинство чертил? Кучер и Гусь (Никита Кучеров и Никита Гусев — «Газета.Ru») между собой пасовались. И у них сверху в тот год, когда я был, Марчел (Алексей Марченко. — «Газета.Ru») играл. И они там оставались, между собой крутили.
Я с ними в большинстве в тот год выходил, но такого, чтобы нам, остальным, кто-то из тренеров говорил, что мы должны делать, не было. Это сейчас мы, конечно, все разбираем, а в МХЛ такого и близко не было. Там вообще про тактику даже пять на пять разговоров не было. В России же всегда самое важное было — мотивация, настрой. Вот тренер тебя настраивает и мотивирует, а про тактику очень поверхностно бывало. На собраниях могли заговорить об этом, и то — по базе.
И вот я приезжаю в OHL, и у нас там каждый день собрания по большинству, меньшинству. Перед каждой игрой у нас отдельное собрание по большинству. Мы разбираем соперника, смотрим видео — 16-летние пацаны, играющие в юниорке. Тренеры уже на таком уровне все делают профессионально. Есть отдельные индивидуальные собрания. Иногда на тренировку спецбригадой выходишь с тренером по большинству за 20-30 минут до общего льда и делаешь какие-то наигровки. Уверен, что если такое есть в юниорской лиге, то и в детском хоккее — тоже.
Соответственно, тренеры там тоже знают, как надо тренировать большинство. А у нас это только-только появилось, последние года три-четыре. Что нужны тренеры по спецкомандам, что на этом надо акцентировать внимание и тренировать отдельно.
— Мне запомнилось, что, когда я сам занимался хоккеем в детской школе, у нас не было никакого наработанного розыгрыша лишнего. Мы просто играли впятером против четверых в хоккей. И наоборот. Если провели атаку с ходу три в два хорошую — это уже победа...
— Ну так и было. Так и в КХЛ еще недавно было, и в сборных. На молодежном чемпионате мира про большинство нам плюс-минус в базе рассказали. Сейчас-то уже по-другому, но раньше тренер к бригаде большинства подходил: вот вам борт, решайте, что будете делать.
«Хартли повернут на нюансах»
— Расскажите о Бобе Хартли. Что он привнес нового для вас? В чем разница между ним и, например, Никитиным (экс-тренер ЦСКА Игорь Никитин, сейчас наставник «Локомотива». — «Газета.Ru»)?
— Для меня ничего удивительного не было, потому что все североамериканские специалисты в целом похожи. Понятно, что у них какие-то разные «персоналити», какая-то тактика разная, но в плане организации все похоже: ты много смотришь видео, все разобрано.
У Игоря Валерьевича Никитина на тактике тоже очень много заострялось внимания. Но он был настолько требовательный, что ты обязан был все очень четко выполнять.
Один раз было, что я полез в обводку, потерял. Он ко мне подошел и так тихо сказал: «Еще раз так сделаешь — сядешь». И ушел. И ты сидишь и понимаешь, что больше так не сделаешь. Там у всех так. Если ты что-то делаешь не по тактике, то ты сейчас сядешь или не будешь следующий матч играть. Ты выполняешь все, что просят.
В ЦСКА тактики было очень много, но у североамериканских специалистов все как-то все равно более детализировано. Как объяснить... У нас макротактика, а в Америке — микротактика. Хартли может рассердиться на то, что ты неправильно держишь клюшку. Или затормозил коньками не в ту сторону. Где бы ты ни был, ты всегда знаешь, что и как ты должен делать.
У нас в «Авангарде» есть понимание, как правильно выходить из зоны. Как ты должен ставить клюшку и располагать свое тело. Хотя настолько все детально все-таки только именно у Хартли. В «Каролине» все же такого не было. Но все равно все американские тренеры друг на друга плюс-минус похожи.
— На ваш взгляд, Хартли способствует развитию отечественного хоккея? Или же это просто хорошо для «Авангарда»?
— Думаю, способствует. Теперь даже когда приезжаешь в сборную, видишь, что некоторые тренеры что-то берут от нашей системы игры. Где-то даже было, что нам говорили, что будем играть в своей зоне, как мы это делаем в «Авангарде». Конечно, приход таких специалистов, как Майк Кинэн, Боб Хартли будет развивать российских тренеров.
«Слежу за русскими, «Колорадо» и «Торонто»
— За НХЛ насколько пристально следите?
— В основном слежу за своими друзьями, за всеми русскими игроками, в принципе. Смотрю хайлайтсы (видеонарезки. — «Газета.Ru»). Ну и за некоторыми командами. За «Колорадо» слежу, «Торонто» — смотрю все обзоры.
— «Каролина»?
— Нет, за «Каролиной», кстати, не слежу.
— Почему, осталась какая-то обида?
— Да нет, какая обида? Там есть еще знакомые ребята, с которыми мы хорошо общались. Например, Себастьян Ахо. Так что когда я вижу их матчи, это каких-то негативных эмоций не вызывает. Есть, конечно, ощущение, что это была моя команда когда-то, но не более.
— А в детстве за кого болели?
— За «Детройт».
— А «Колорадо» и «Торонто» нравятся по игре?
— Да, когда в «Колорадо» на льду Натан Макиннон, Габриэль Ландескуг, Микко Рантанен и Кайл Макар — это что-то с чем-то. «Торонто» тоже нравится по игре, плюс слежу за Кифом, за Бантингом. Да и их генеральный менеджер Кайл Дубас был у нас в «Су Сент-Мери» как раз.
Киф — один из лучших тренеров в моей карьере. В основном же все тренеры — защитники или вратари. И если ты со счетом 1:0 выигрываешь 60 игр из 60, там все будут рады. А Шелдон был нападающим, его подход отличается. У него хоккей был более направлен на атаку.
Он говорил, что иногда риск имеет смысл. Если ты после такого паса выйдешь 2 в 0 или 2 в 1, то почему нет?
«Карацев играет как Федерер»
— Вы любите теннис. За кого болеете больше всего?
— Больше всего болею за Аслана Карацева. Просто кайфую от его игры. В теннисе у Роджера Федерера техника прямо как из учебника. И вот Карацев тоже играет именно так, очень правильно.
В Туре на самом деле сразу видно, кто копировал технику Федерера. Тот же Григор Димитров, например. Так вот Карацев, по мне, очень техничный. И он играет в такой атакующий теннис всегда, не отсиживается в обороне, старается быстро завершить розыгрыш. Это всегда очень интересно смотреть. Мощный, атакующий теннис.
— А про Медведева что скажете?
— У него своеобразная техника, конечно (смеется). Что про него сказать? Он молодец, что достиг таких вершин, обыгрывает почти всех. Радуешься всегда за него, как за россиянина. Но именно матчи мне его не так нравятся, Карацева я смотрю чаще.
«Переезд в Омск — не проблема»
— Когда вы выиграли Кубок Гагарина, вы исполнили песню группы «Сплин» «Выхода нет». Почему?
— Она легкая. Но я все равно был пьян и не попадал в аккорды (смеется). Я выбрал эту песню, потому что ее все знают.
— Если еще раз выиграете, что споете?
— У меня есть одна идея. Ребята из Омска сделали песню «Авангард, вперед!» Там тоже есть гитара. Хотел бы с ребятами связаться, попросить у них аккорды. Если выиграем, опять, наверное, в Омск поедем праздновать. Было бы здорово ее исполнить.
— Сейчас вы играете в Балашихе, но «Авангард» должен на следующий сезон вернуться в Омск. Локация влияет на решение о продолжении выступлений за команду?
— Для меня, кстати, нет. Понятно, что в Москве несколько другая жизнь, но по итогу, даже живя в Москве, ты едешь на тренировку в Балашиху, а потом ты уставший и по пробкам уже никуда не поедешь. А раз в неделю ты летаешь на матчи на выезд. У меня нет такого, чтобы от города зависело решение.