Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«После смерти Сталина мы вступили в полосу разрушений и переоценок»

50 лет назад прошел Митинг гласности — первая публичная сугубо политическая демонстрация в послевоенном СССР

5 декабря 1965 года, 50 лет назад, на Пушкинской площади в Москве прошел Митинг гласности. Отдел науки «Газеты.Ru» вспоминает причины и подробности первой публичной сугубо политической демонстрации в послевоенном СССР.

«Не любите женщин — они все вдовы!»

Осенью 1965 года в СССР начался судебный процесс против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Литературные деятели обвинялись в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Синявский был обвинен в публикации повестей «Суд идет», «Любимов» и статьи «Что такое социалистический реализм». «После смерти Сталина мы вступили в полосу разрушений и переоценок, — говорит автор в произведении «Что такое социалистический реализм». — Они медленны, непоследовательны, бесперспективны, а инерция прошлого и будущего достаточно велика. Сегодняшние дети вряд ли сумеют создать нового бога, способного вдохновить человечество на следующий исторический цикл.

Может быть, для этого потребуются дополнительные костры инквизиции, дальнейшие «культы личности», новые земные работы, и лишь через много столетий взойдет над миром Цель, имени которой сейчас никто не знает».

Даниэль был обвинен в написании повестей «Говорит Москва» и «Искупление», а также рассказов «Руки» и «Человек из МИНАПа».

«Товарищи! Они продолжают нас ре-пре-ссировать! Тюрьмы и лагеря не закрыты! Это ложь! Это газетная ложь! Нет никакой разницы: мы в тюрьме или тюрьма в нас! Мы все заключенные! Правительство не в силах нас освободить! Нам нужна операция! Вырежьте, выпустите лагеря из себя! Вы думаете, это ЧК, НКВД, КГБ нас сажало? Нет, это мы сами. Государство — это мы. Не пейте вино, не любите женщин — они все вдовы!.. Погодите, куда вы? Не убегайте! Все равно вы никуда не убежите! От себя не убежите», — пишет Даниэль в предпоследней главе «Искупления».

Литературные деятели публиковали свои произведения под псевдонимами (Синявский подписывался Абрамом Терцем, Даниэль — Николаем Аржаком). За границу их повести и рассказы вывозила Элен Пельтье-Замойская, дочь военно-морского атташе Франции и знакомая Синявского.

Существует множество версий, как КГБ раскрыл псевдонимы писателей. По мнению поэта Евгения Евтушенко,

Синявского и Даниэля выдало ЦРУ, «чтобы отвлечь общественное мнение от политики США, продолжавших непопулярную войну во Вьетнаме, и перебросить внимание общественности на СССР, где преследуют диссидентов».

Евтушенко утверждал, что об этом ему рассказал Роберт Кеннеди — американский политический деятель и брат президента Джона Кеннеди. «О том, как КГБ узнал о том, кто такие Абрам Терц и Николай Аржак, в точности неизвестно до сих пор, однако утечка информации, безусловно, произошла за пределами СССР: Даниэлю на допросе показали правленный его рукой экземпляр его повести «Искупление», который мог быть найден только за рубежом», — утверждал Александр Даниэль, сын обвиняемого.

По другой версии, на авторов донес друг Синявского Сергей Хмельницкий.

«Невероятно, чтобы творчество писателей могло составить государственную тайну»

В ноябре 1965 года в Москве стали распространяться листовки следующего содержания: «Несколько месяцев тому назад органами КГБ арестованы два гражданина: писатели А. Синявский и Ю. Даниэль. В данном случае есть основания опасаться нарушения закона о гласности судопроизводства. Общеизвестно, что при закрытых дверях возможны любые беззакония и что нарушение закона о гласности (ст. 3 Конституции СССР и ст. 18 УПК РСФСР) уже само по себе является беззаконием. Невероятно, чтобы творчество писателей могло составить государственную тайну. В прошлом беззакония властей стоили жизни и свободы миллионам советских граждан. Кровавое прошлое призывает нас к бдительности в настоящем.

Легче пожертвовать одним днем покоя, чем годами терпеть последствия вовремя не остановленного произвола.

У граждан есть средства борьбы с судебным произволом, это — «митинги гласности», во время которых собравшиеся скандируют один-единственный лозунг «Тре-бу-ем глас-но-сти су-да над...» (следуют фамилии обвиняемых) или показывают соответствующий плакат. Какие-либо выкрики или лозунги, выходящие за пределы требования строгого соблюдения законности, безусловно, являются при этом вредными, а возможно и провокационными и должны пресекаться самими участниками митинга. Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок. По первому требованию властей разойтись — следует расходиться, сообщив властям о цели митинга. Ты приглашаешься на митинг гласности, состоящийся 5 декабря с.г. в 6 часов вечера в сквере на площади Пушкина, у памятника поэту. Пригласи еще двух граждан посредством текста этого обращения».

Текст листовок писал сын Сергея Есенина Александр Вольпин-Есенин — математик, философ и один из лидеров диссидентского и правозащитного движения в Советском Союзе. Организаторы митинга выбрали 5 декабря не случайно — в СССР отмечался День Советской Конституции. Будущие участники демонстрации планировали выйти на улицу с плакатами «Уважайте Советскую Конституцию».

«Мы вас госпитализируем по распоряжению главного психиатра города Москвы»

По словам москвичей, в то время в столице все разговоры были только о предстоящем митинге. «Но чем ближе к Дню Конституции, тем больше появлялось пессимизма и даже страха — никто не знал, чем эта затея кончится, — вспоминает Владимир Буковский, один из организаторов демонстрации. — Власть такая, она все может.

Все-таки как-никак предстояла первая свободная демонстрация в стране с 1927 года.

А 2 декабря меня окружила целая толпа агентов КГБ. Они почему-то считали, что я вооружен, и буквально тряслись от страха. Плотно сжав меня со всех сторон так, чтобы я не успел даже рукой шевельнуть, посадили в уже ожидавшую «Волгу». С боков двое, впереди, рядом с шофером, начальник опергруппы.

— Руки вперед, на спинку сиденья. Не двигаться, не оглядываться.

— Закурить можно?

— Нельзя.

Привезли в ближайшее отделение милиции. Обыскали. Как назло, один экземпляр обращения оставил я себе, чтобы сделать еще копии. Больше ничего не нашли.

<...>

Минут через двадцать вызвали в кабинет. За столом — женщина в пальто. Перед ней бумаги какие-то и мой экземпляр обращения.

— Здравствуйте. Садитесь. Как себя чувствуете?

А, понятно — психиатр.

<...>

— Мы вас госпитализируем по распоряжению главного психиатра города Москвы».

Сам Александр Вольпин-Есенин вспоминает: «Мне говорили: «Идея гласности идиотская, надо требовать свободы!» — «Почему? Гласность поведет к свободе. А свобода — к гласности? Это еще вопрос; разное бывает». Мне возражали: «Где мы видели, хотя бы на Западе, чтобы требования демонстрантов состояли в гласности?» А где мы видели на Западе негласные суды? Если там кого-то будут судить так, как судят здесь, то вполне возможно, что именно такие демонстрации и будут. Во всяком случае, мы имеем дело с нашей проблемой, а не с проблемой где-то в другой стране».

На Пушкинскую площадь вышло около 200 человек. Среди них были студенты МГУ, Школы-студии МХАТ, Московской консерватории и Историко-архивного института. На следующий день Михаил Зозуля, заместитель декана по учебной работе МГУ, будет бегать по вузу и повторять: «Такой антисоветской вылазки в Москве не было со времен троцкистской демонстрации 1927 года!»

Сам митинг длился недолго — через несколько минут демонстрантов разогнали сотрудники КГБ.

20 митингующих были задержаны и отправлены на допрос. Некоторых участников демонстрации исключили из институтов, остальных прорабатывали на партсобраниях и в комсомольских ячейках.

А спустя некоторое время стало известно, что Синявский и Даниэль, не признавшие себя виновными, получили 5 лет лагерей и 7 лет лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима соответственно.

«Нам говорят: оцените свои произведения сами и признайте, что они порочны, что они клеветнические. Но мы не можем этого сказать, мы писали то, что соответствовало нашим представлениям о том, что происходило», — заявил в своем последнем слове Даниэль.

«Грязь из лужи — не краски из палитры художника»

Дело Синявского и Даниэля вызвало широкий общественный резонанс — советские граждане посчитали судебный процесс противозаконным. На сторону Синявского и Даниэля встали Булат Окуджава, Константин Паустовский, Юнна Мориц, Корней Чуковский, Илья Эренбург, Варлам Шаламов, Белла Ахмадулина и другие знаменитые поэты и прозаики. «Осуждение писателей за сатирические произведения — чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры.

Ни науки, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы.

Сложная обстановка, в которой мы живем, требует расширения (а не сужения) свободы интеллектуального и художественного эксперимента», — взывали к справедливости авторы.

В самиздате начали распространяться подробные описания дела Синявского и Даниэля с примечаниями, что в случае молчаливого одобрения таких процессов обществом могут повториться сталинские репрессии.

Однако многие литературные деятели, наоборот, возмущались «слишком мягким» приговором. Среди них были Константин Симонов, Сергей Михалков, Алексей Сурков. Знаменитый советский писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе Михаил Шолохов на XXIII съезде КПСС жестоко обвинил Даниэля и Синявского: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием... Ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни! А тут, видите ли, еще рассуждают о суровости приговора! Мне еще хотелось бы обратиться к зарубежным защитникам пасквилянтов: не беспокойтесь, дорогие, за сохранность у нас критики.

Критику мы поддерживаем и развиваем, она остро звучит и на нынешнем нашем съезде. Но клевета — не критика, а грязь из лужи — не краски из палитры художника!»

Речь Михаила Шолохова была встречена бурными аплодисментами.

Работа грузчиком и досрочное освобождение

Интересна дальнейшая судьба диссидентов: Синявский в колонии работал грузчиком, рассказывая: «На моем деле, от КГБ, из Москвы, было начертано: «использовать только на физически тяжелых работах», что и было исполнено». В 1971 году писателя освободили досрочно — бывший заключенный почти сразу же поехал по приглашению Парижского университета на работу во Францию.

Распространено мнение, что Синявский и до, и после ареста сотрудничал с КГБ — в частности, отъезд писателя за границу иногда расценивается как операция советских спецслужб с целью внедрения «агентов влияния» в эмигрантское сообщество.

Даниэль отбыл весь срок до конца, а после выхода на свободу работал сначала в Калуге, затем в Москве. Печататься автор мог только под псевдонимом. Скончался писатель в 1988 году — узнав о смерти друга, Синявский решил немедленно вылететь из Франции в Россию. Но на оформление документов ушло много времени, и на похоронах Андрей Синявский не присутствовал.

17 октября 1991 года было объявлено о пересмотре дел Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления. Даниэль до этого не дожил.

Андрей Синявский скончался 25 февраля 1997 года в Париже.

Загрузка