Цивилизация
У вахтанговского «Маскарада» длинная предыстория с двумя не случившимися триумфами. Первый — в 1941 году. Именно к этой постановке Арам Хачатурян написал свой знаменитый вальс, но долго звучать со сцены вахтанговского театра ему не пришлось. Премьеру сыграли 21 июня, потом была эвакуация, еще через несколько месяцев в здание на Арбате попала зажигательная бомба — погиб дежуривший в ту ночь на крыше актер Василий Куза, исполнитель роли Звездича. Театральный народ суеверный — за «Маскарад» вахтанговцы больше не брались. Только через пятьдесят с лишним лет на сцене театра снова появились герои Лермонтова, да и те не свои, а привозные. Спектакль вильнюсского Малого театра в постановке Римаса Туминаса тогда, в конце 1990-х, произвел фурор, Михаил Ульянов вроде даже подумывал, не прописать ли его насовсем в репертуаре театра. Увы, это было невозможно не только потому, что Москва и Вильнюс уже давно жили в разных государствах, — с литовским «Маскарадом» Туминаса ждала вся Европа.
Говорят, Европа восхищалась: режиссер открыл глаза на Лермонтова, то есть на Россию.
Но и Ульянов мечтал не напрасно. С «Маскарадом» в версии 1997 года тогда не получилось, зато получилось с Римасом Туминасом, который спустя десять лет возглавил вахтанговскую труппу. Два самых ярких события за время его художественного руководства театром: прошлогодняя премьера «Дяди Вани» и сопровождавший эту премьеру скандал с жалобой нескольких актеров-ветеранов в министерство.
Сегодня, когда скандал полугодичной давности, к счастью, уже не актуален, можно, не опасаясь оргвыводов, признавать:
у Римаса Туминаса бывают не только победы, как филигранно точный «Дядя Ваня», но и неудачи, как довольно поверхностный новый «Маскарад».
Впрочем, и неудача эта такого уровня, какой вахтанговская сцена, отданная на добрые десять лет под случайные и мало впечатляющие постановки, давно не знала.
Свое право смотреть на русского классика со стороны, глазами иностранца в новой версии «Маскарада» Римас Туминас отыгрывает по полной. Это, конечно, спектакль о России — пряничной, упакованной на экспорт, той, которую на сувенирном Арбате лучше всего и изучать. Здесь массовка не ходит по сцене, а перебирает ногами в фирменной манере ансамбля «Березка». Дамы света не собираются в кружок, чтобы посплетничать о своей товарке Нине, а водят вокруг нее хороводы. Да и самих светских дам здесь нет: вместо европейских модниц — провинциальные тетушки с огромными карикатурными капорами, больше всего напоминающими кокошник. Заглушая Нинин французский романс, эти тетушки рванут по-солдатски: «Соловей-соловей, пташечка», — а потом, отбивая каблуки, промаршируют по сцене.
Ушанка, балалайка, тулупы, медведь на веревочке — все атрибуты стиля a la russ в наличии, имеется даже баба с ведром — она появится в финале в тот именно момент, когда сошедшему с ума Арбенину должны явиться какие-то знаки божественного милосердия.
К самому Арбенину, герою чайльд-гарольдового типа, у Римаса Туминаса тоже есть русская рифма. Маскарадный Чайльд-Гарольд, пресытившийся и уставший от суеты, — это Емеля, у которого все совершается по щучьему велению (бутафорскую щуку для наглядности уже в самом начале вытаскивает из проруби арбенинский слуга). Притянуто вроде и не к месту, но логика лермонтовских характеров вообще не слишком волнует Туминаса. В его «Маскараде» главное — не погрешить против логики балагана.
Русская жизнь по Туминасу — это бесконечное шоу.
Все виды массовых зрелищ, от ярмарки до хоккея, идут в ход. Телевидение тоже не забыто: молодой Леонид Бичевин в роли Звездича лихо отыгрывает сходство с вечно улыбчивым Максимом Галкиным. Но и хоккеист в майке Vakhtangov 13, и пародийные эстрадные вкрапления — все это производные. Основное же в вахтанговском «Маскараде» взято не в телевизоре, а в цирке.
Сцена у Туминаса представляет собой ледовую арену.
Здесь все, чему положено быть на манеже:
коверный клоун — слуга Арбенина (Олег Лопухов); реквизит, который можно топить, крошить, вытаскивать из воды; лестницы в никуда, хитро спрятанные за задником; минимум декораций. В первом действии на сцене только античная статуя, тоже, кажется, пришедшая сюда не из Летнего сада, а из номера Юрия Никулина — для полноты сходства в эту статую, точно как в никулинской сценке, потом превратится Нина.
Когда в 1990-е годы режиссер задумывал свое ледовое шоу, вряд ли он рассчитывал, что телевидение последует за ним так буквально.
Туминасу, во всяком случае, этот каток на сцене нужен, чтобы ввести в спектакль трагическую ноту, резонирующую с историей Арбенина и Нины. Конспект их отношений — нежность, подозрительность, ревность, предательство — уже переведен Хачатуряном в музыку, Туминасу остается только сочинить для спектакля графический аналог великого вальса — русский снег. Понятно, что из него станут лепить снежки, понятно, что к финалу они превратятся в огромный ком, который раздавит Арбенина, — образ хоть и зрелищный, и верный цирковой природе, но совсем не лермонтовский.
У классика судьба не фатум, не слепой рок, а случай,
одному подбрасывающий счастливую карту, другого застающий на балу с чужим потерянным браслетом, и ждет она не марионеток, а игроков, равных партнеров в поединке.
Римас Туминас так многое умеет переводить в пластические метафоры, что текст сам по себе ему уже мало интересен. Все арбенинское самокопание, вся рефлексия лишнего человека уместились в одной сцене, где сброд нищих картежников буквально расчленяет, разрывает на части пианино — именно так, как ослепленный ревностью Арбенин уничтожает самого себя. Ничего удивительного, что самое неважное происходит здесь, когда главные герои остаются вдвоем.
Ни Евгений Князев (Арбенин), ни Мария Волкова с Ольгой Немогай (актрисы поделили в двух составах роль Нины) не очень понимают, что они играют.
Конфликт возрастов? Угасание страсти? Памфлет на тему феминизма?
При желании их диалоги, сильно урезанные по сравнению с оригиналом, можно понять как угодно, но убедительности актерам это не добавляет. Пожалеть такую Нину трудно, зато восхититься, как она красиво умирает в танце, — в самый раз. Особенно если прочитать в этой финальной сцене с отравлением-удушением двойную цитату. Во-первых, из литературного «Отелло» — где же и вспоминать, само собой, историю о потерянном платке, как не в спектакле о потерянном браслете. А во-вторых, из «Отелло» Эймунтаса Някрошюса, и это тоже вполне в порядке вещей — кого же и цитировать литовскому режиссеру на русской сцене, как не своего великого учителя.
Когда соберетесь в Театр Вахтангова на «Маскарад», обязательно перечитайте пьесу Лермонтова.
Хотя бы для того, чтобы не страдать, как те, кто попали на премьеру и так и не разобрались к концу, кто нашел потерянный браслет, за что Арбенин приревновал Нину и при чем здесь молодой соблазнитель Звездич. Не факт, что в этом так уж виноват Римас Туминас. Он-то понимал, что ставит русскую классику. Которую в России уж точно все знают наизусть.
