Цивилизация
Монополии гонишь в дверь, а они влезают в окно. Что поделаешь — такова природа российского капитализма. Его ум, честь и совесть — это монополизм, причем как в экономике, так и в политике. Почти десять лет Чубайс пытался демонополизировать хотя бы одну большую отрасль (с газом и железными дорогами ничего не вышло, и давно не вышло), харкая кровью, добился этого, и вот, как раз тогда, когда РАО ЕЭС должно было исчезнуть как монопольный институт, на его месте возникает новая энергетическая монополия. И снова под знаменем «Газпрома», объединяющегося с СУЭКом и отныне дающего себе и всем остальным угля. А если на газпромовский уголек-огонек зайдут еще некоторые электроэнергетические активы, логично будет задаться вопросом: за что, собственно, боролся главный российский реформатор?
Произошедшая история из жизни российского бизнеса свидетельствует о том, что пересмотр результатов приватизации под видом цивилизованных сделок, описываемых словарем из учебника экономики, идет полным ходом. Впрочем, как там у Пелевина? «— А почему бы и нет? — вмешалась И Хули. — Если разобраться, человеческая история за последние десять тысяч лет есть не что иное, как непрерывный пересмотр результатов приватизации. Вряд ли история кончится из-за того, что несколько человек украли много денег. Даже если эти несколько человек наймут себе по три Фукуямы каждый».
Как ни нанимай Фукуяму, конца истории, а значит, пересмотра результатов приватизации не видать. Монополизация экономики, ее огосударствление — и есть тот самый пересмотр. Главное же не в этом, а в том, что история женитьбы угля и газа — это наглядный урок: в той же мере, в какой затруднительно строительство социализма в отдельно взятой стране, есть проблемы и со строительством конкурентного капитализма в отдельно взятой отрасли. Чубайс мог закончить реформу с оглушительным успехом, если бы параллельно реформировались газовая и железнодорожная монополии, а государство не укрупняло бы экономику за счет работоспособных частных активов. Вне живой, конкурентной, адаптированной к рынку среды реформа превращается в исключение из правил. И довести ее до конца невозможно. Чубайсу удалось закончить реформу, но «среда» ее «заела».
И объединение «Газпрома» с СУЭКом, возможно, лишь первый шаг к ликвидации позитивных последствий реформы электроэнергетики.
Вообще, это удивительное дело. Пока Анатолий Чубайс в конце 1980-х «зажигал» в питерском отделении клуба «Перестройка», Алексей Миллер участвовал в мероприятиях гораздо более радикального по идейно-политическому ряду обсуждаемых тем клуба «Синтез» в том же волшебном городе, колыбели революций и контрреволюций. Оттуда вышли всякие разные экономические гуру, включая Михаила Дмитриева и Андрея Илларионова. И надо ж было такому случиться, чтобы именно представитель «младших», более радикальных, либералов из «Синтеза» возвращал к жизни динозавра, которого в свое время в обиду не дали крепкие прагматики-хозяйственники, имевшие возможность даже переписывать протокольные решения правительства в пользу «станового хребта». Этот самый «становой хребет» не только не рассыпался от артроза, артрита и смещения дисков и не был помещен в музей политической палеонтологии, но окреп и приосанился, стал настоящим государством в государстве, которому есть дело до всего — и до лампочки, и до угля, и до нефти.
А все потому, что жить в Системе и быть свободным от нее, никак нельзя. Реформа в такой Системе — это системный же сбой. А укрупнение, бронзовение, огосударствление, открытая или латентная национализация — норма жизни.
Общее одеревенение Системы, принципиальная невозможность ее реформирования распространяются на все отрасли и сектора экономики. Инвестиции могут измеряться любыми объемами — не в количестве же дело, а в неспособности экономики, насаженной на «становой хребет», смазанный скважинной жидкостью, принять и переварить эти деньги. Даже накопленное национальное богатство в подобного рода Системе распределяется так, что средний класс не растет, а вымывается, богатые становятся богаче, бедные — беднее, коэффициент Джини достигает почти африканских стандартов. Инфраструктура адекватного перераспределения национального богатства появляется только в результате структурных реформ. А в этой сфере у нас что? Сплошной Зурабов.
Кстати, именно этот министр, второй по ненависти населения после Чубайса, оказался честнее других. Он прямо сказал: никакая пенсионная реформа в такой макросреде невозможна — давайте двигать все взад. Как же так, закричали все мы, либеральные подпевалы и нытики, выходцы из сумрачных 90-х, поклонники Фукуямы с Пелевиным. Как же можно отказаться от завоеваний либерализма — робкого внедрения элементов накопительной системы? А вот не внедряются они в ситуации, когда нефтедоллары и газоеврики сыплются с неба на манер манны небесной, и все тут. С барского же стола оставшиеся от отделочных работ в рублевских особняках деньги можно бросить и на затыкание дефицита бюджета Пенсионного фонда. О том, что будет завтра, никто не думает и думать не хочет.
Это ясно даже без Фукуямы, Пелевина и пол-литры. Так и обречены мы бродить по бесконечному порочному кругу газонефтяного догоняющего развития. Как писал 30 лет назад Александр Зиновьев, «мы идем вперед, далеко опережая свой зад». И это в течение многих десятилетий — единственное достижение всех наших «становых хребтов» вместе взятых.
