Цивилизация
В Москве сгорела библиотека ИНИОНа. Масштаб нанесенного ущерба пока не поддается точной оценке. Цифра 15%, официально названная руководством Академии наук, не говорит ровным счетом ни о чем. Зная отечественную специфику составления отчетности, вряд ли мы когда-нибудь узнаем точный объем потерь от этого пожара.
В сухом остатке пока следующее: здание библиотеки горело сутки, площадь возгорания составила около 2 тыс. кв. м, частично обрушены стены и крыша здания.
Есть надежда, что огонь не тронул основное хранилище. Однако, во-первых, нет уверенности, что туда не попала вода. Во-вторых, неясно, сохранился ли каталог. Один мой товарищ утверждает, что по ТВ случайно видел целый и невредимый каталог, на фоне которого суетились пожарные, но все равно неплохо бы иметь официальное тому подтверждение. В-третьих, совершенно точно уничтожены многие материалы научных центров, действовавших в структуре ИНИОНа, включая собрание Международного центра Стейна Роккана.
Непонятна судьба огромного количества хранившихся в ИНИОНе трофейных немецких книг, вывезенных в СССР после войны.
Журналисты поспешили сравнить происшедшее с пожаром в древней Александрийской библиотеке. Общее тут, пожалуй, в том, что ИНИОН, оказывается, тоже горел два раза: в первый, как признался директор библиотеки Юрий Пивоваров, в 1997 году все удалось потушить «своими силами».
Академик Пивоваров одно время любил говорить, что современная Россия сокращается. Теперь вот в Москве резко сократилось количество крупных фундаментальных библиотек по социальным наукам. Институционально примерно на треть. Доступ к книгам ИНИОНа теперь в любом случае будет закрыт и надолго. Остаются РГБ — старая добрая «Ленинка» — и «Историчка» — Государственная историческая библиотека в Китай-городе, который год работающая в ограниченном режиме из-за бесконечного ремонта.
Такой плачевной ситуации с фундаментальными библиотеками, как в последние десятилетия, не было, наверное, даже в Гражданскую войну.
В истории нашей столицы катастрофа подобного масштаба происходит, кажется, в третий раз. В 1382 году хан Тохтамыш, захватив Москву, не только безжалостно уничтожил большую часть ее населения, но и сжег огромное количество старых церковных книг.
Второй раз, во время пожара 1812 года, мы лишились библиотеки выдающегося собирателя древнерусских письменных памятников Алексея Мусина-Пушкина, включая рукопись «Слова о полку Игореве», Троицкую летопись, по которой писал свою историю Николай Карамзин, и личный архив первого отечественного историка Василия Татищева.
Пожар в ИНИОНе рискует стать третьим в этом ряду за последние шесть столетий.
Вроде бы ни войск Наполеона, ни полчищ ордынского хана в Москве не наблюдается. Напротив, сплошной патриотизм и подъем с колен. Россия больше не сокращается территориально — только растет. С чего же такие сигналы?
Что характерно, никто из официальных лиц, отвечающих в нашей стране за образование, культуру и — как теперь модно — патриотизм, по поводу случившейся национальной катастрофы (да-да, именно так!) внятно не промолвил ни слова. И то верно. Сдались им эти книги. Даром, что
господин Мединский в своей нашумевшей некогда трилогии «Мифы о России» самый древний и самый ценный источник по русской истории — «Повесть временных лет» — пренебрежительно называет «детскими сказочками».
А депутат Яровая, которую некоторые прочат в министры образования, и вовсе недавно заявила, что преподавание иностранных языков в школах «вредит российским ценностям», предложив изъять из школьной программы показавшуюся ей «чудовищной» книгу «Повелитель мух» нобелевского лауреата Уильяма Голдинга.
В ИНИОНе как раз было очень много книг на всяких иностранных языках, преимущественно стран НАТО. В СССР многие из них были запрещены, а сейчас вот некоторые политики не прочь вернуться к старым советским практикам. Может, даже кто-то тихо радуется этому пожару: столько «вредной» литературы сгорело и площадь под инвестиционную застройку на лакомом месте у метро «Профсоюзная», кажись, освобождается.
В России не надо устраивать аутодафе. Все горит само, по щучьему велению.
«Внешне то, что случилось сейчас, напоминает Чернобыль», — заявил президент Академии наук Владимир Фортов. Пожалуй, в таких вопросах я готов доверять мнению крупного ученого-физика, к тому же в недавнем прошлом директора Института теплофизики экстремальных состояний.
Происшедшее с ИНИОНом — колоссальная трагедия для российских гуманитариев — политологов, социологов, социальных философов, историков, особенно специализирующихся на новейшей зарубежной истории.
Как бы ни были трудны условия работы в обветшавшей от систематического недофинансирования библиотеке, какими бы нелепыми ни казались правила записи туда и старые бумажные каталоги, другого места с таким объемом материалов по общественным наукам в России не было и вряд ли будет.
Можно только представить, сколько диссертаций, докторских и кандидатских, сколько монографий и учебных пособий поставлено теперь под вопрос. Сколько карьер порушено, сколько растоптано многолетних трудов. Да, для современной гуманитарной мысли в России это самый настоящий Чернобыль.
Происшедшее с ИНИОНом, безусловно, крайне символично. С одной стороны, как итог многолетней возни и трескотни вокруг «возрождения отечественной науки», шумных, дорогостоящих, показушных, совершенно пустых и бесплодных «инновационных проектов», в тени которых продолжает гнить и разлагаться собственно отечественная наука.
С другой — это диагноз крайне плачевного состояния, в котором пребывают сегодня социальные дисциплины в России.
Вместо ренессанса четверть века спустя после крушения теоретической и методологической монополии марксизма-ленинизма мы наблюдаем мерзость запустения, где исследователи — что старые, что молодые — вынуждены делать выбор между научным провинциализмом и отъездом из страны.
Россия, увы, давно не та страна, авторов которой массово переводят на английский и другие языки мира.
В самом конце прошлого года я получил письмо от одного коллеги, весьма уважаемого в академических и экспертных кругах человека. Письмо полуконфиденциальное, поэтому имя автора раскрывать не стану. А вот содержание достойно огласки. По итогам прошедшего года коллега мой констатировал смерть политической науки и политической экспертизы в России. Пожар на Профсоюзной как нельзя лучше это состояние иллюстрирует.
Меж тем российским ученым, остающимся у себя дома, даже когда у этого дома сожгли крышу, как всегда, остается только один путь. Взяв себя в руки, начать создавать все сначала. Как после Тохтамыша. Как Мусин-Пушкин в 1812 году.
