Цивилизация
9 января 1992 года, спустя неделю после либерализации цен, Борис Ельцин посещал Нижний Новгород, где губернатором в то время был Борис Немцов. Как повелось еще с обкомовских времен, большой начальник, чтобы ему не морочили голову потемкинскими деревнями, внезапно остановил машину и уверенным шагом отправился в гастроном – узнать, как на самом деле люди живут.
«Вологодское» масло, которое до освобождения цен днем с огнем невозможно было отыскать, лежало на прилавке, но по цене не 4 или 5 рублей за килограмм, а 380. Ошеломленный Ельцин спросил Немцова, кто установил такие цены. На что Борис Ефимович ответил Борису Николаевичу, что это сделал он, президент России: своим указом от 3 декабря 1991 года освободил цены со 2 января 1992 года. И добавил (с Ельциным он мог так разговаривать): «Если вы, конечно, помните». По одной из версий рассказа Немцова, Ельцин в некотором отчаянии заметил: «Что же я наделал», а по другой — потребовал снятия с должности начальника местного Молокоторга по фамилии Докукин. Объяснять президенту, что снять Докукина распоряжением начальства невозможно, потому что он глава акционерного общества и государство тут ни при чем, Немцов благоразумно не стал, временно «сняв» директора, мало влиявшего на ценообразование, с должности. Уже из самолета, улетая из Нижнего Новгорода, президент попросил губернатора прислать ему в Москву факс с доказательствами снятия Докукина.
Можно сделать вывод о том, что бывший секретарь обкома не очень понимал, каковы последствия его управленческих решений. Но это не так. Ельцин был очень хорошо знаком с программой реформ и ее неизбежными социальными последствиями.
Много о ней разговаривал с Геннадием Бурбулисом, который осенью 1991-го привез ее описание президенту в Сочи, а затем с главой «рабочей группы Госсовета РСФСР» Егором Гайдаром, который совершенно не скрывал от президента России неприятных нюансов перехода от административной экономики к рыночной. О ней, об этой реформе, сам Ельцин подробно рассказывал 28 октября 1991-го на очередном съезде народных депутатов РСФСР (народные избранники, кстати, не возражали против преобразований – Союз уже де-факто развалился, а есть было в самом буквальном смысле нечего). Это был период предельной концентрации Ельцина – достаточно почитать стенограмму самого первого заседания «правительства Гайдара» (притом, что на период радикальных реформ главой кабинета стал сам Борис Николаевич): все четко, по делу, с пониманием железной необходимости того или иного решения. Но одно дело принимать решения, видеть неутешительные макроэкономические цифры, и совсем другое — стоять среди озлобленных бабушек в гастрономе в Нижнем Новгороде…
Борису Ельцину 1 февраля 2021 года могло бы исполниться 90 лет. В 2017 году социологи задали вопрос: «Когда жизнь в России была лучше?» Ельцин получил 1% и даже проиграл своему антагонисту Михаилу Горбачеву, получившему 2%. Разрыв Ельцина и Брежнева составил 28 процентных пунктов. (В 1999 году с той точкой зрения, что эпоха Ельцина принесла больше плохого, согласились 72% респондентов, в 2012-м — 55%, в 2016-м — на фоне крымской эйфории и обновленной расстановки исторических приоритетов — уже 68%). А между тем, в 1991-м за Ельцина-президента проголосовали 45 с половиной миллионов граждан РСФСР. В апреле 1993-го Верховный совет, объявивший Ельцину войну и сам затеявший референдум о доверии, совершил ошибку: несмотря на тяготы транзитного периода граждане новой России проголосовали за доверие президенту и его реформам. Получается, что в самые тяжелые годы россияне лучше относились к своему первому президенту, чем сейчас.
Как правило, когда проходит много лет, отношение к политическим деятелям становится спокойно-дистанцированным. Какая разница новым поколениям, кто там правил – Иван Грозный, Александр III, Ленин или Ельцин. Но если история оказывается в центре идеологических споров и актуальной политики, ситуация становится иной.
Общественное мнение сильно изменилось после инкорпорации Крыма: лидеры, дававшие людям дышать, — Хрущев, Горбачев, Ельцин — стали крайне непопулярны. Один «отдал Крым» (то есть переложил из одного советского кармана в другой), второй «развалил Союз» (то есть пытался препятствовать деградации нефтяной империи с плановой экономикой, но не преуспел), третий… А что сделал третий?
Дал политическую крышу реформам, без которых в стране наступили бы голод и гражданская война. Реформам, на которые не решились последние руководители Советского Союза, реформам, которые толком не начались в 1965-м, 1979-м, 1983-м и сдерживались на протяжении всей второй половины 1980-х, когда было очевидно, что советская экономика обанкротилась и ее мотор не завести без приватизации и либерализации. В условиях буржуазной революции и открытой войны с консервативным лагерем, у которого было несколько убойных орудий — от Верховного совета до Конституционного суда, — Ельцин не отказывался от политических свобод, оставался терпимым к публичной критике, слушал оппонентов внутри собственной вертикали власти. Иногда сам оказывался, если угодно, в экзистенциальном тупике: нелегко человеку с психологией секретаря обкома воспринимать новые правила игры, когда сам знаешь только старые, примиряться с тем, что совершал ошибки, главной из которых была война в Чечне, иной раз просто не знать, как поступить. А таких ситуаций — близких к катастрофе — в транзитный период было много.
Человеческий ресурс вырабатывается. Ельцин выгорал только за свой первый президентский срок несколько раз. Шок от нижегородского Молокоторга был цветком душистых прерий по сравнению с тем, что происходило в последующие годы. Ельцин иной раз исчезал или не появлялся тогда, когда был нужен: в октябре 1993-го во время короткого эпизода гражданской войны его роль взял на себя Гайдар; в июне 1995-го, когда были захвачены заложники в Буденновске, вместо Ельцина действовал Виктор Черномырдин. Он бывал жестким и даже жестоким, когда боролся за власть: сцена вселения в кабинет Горбачева отнюдь не пример галантности. Он шел на компромиссы — сдал того же Гайдара. Не получив мира в обмен на компромиссы, начинал войну с оппонентами, как в октябре 1993-го. Принимал решения, отказываясь слушать рациональные аргументы, как это было, когда начиналась Первая чеченская война, и напротив, вдруг прислушивался к тем, кто с ним отчаянно спорил: благодаря разговору Анатолия Чубайса с Ельциным не были отменены выборы в 1996-м и не распущена КПРФ. В сущности, тем, что его партия до сих существует, по странной иронии истории Геннадий Зюганов обязан Чубайсу…
Ельцин двигал Россию подальше от коммунизма и империи, доверяя управление экономикой людям, прямо противоположным ему по характеру, воспитанию, опыту жизни, – тем, кого он назначил в правительство в ноябре 1991-го. И в то же время силовой блок оставался советским, а кремлевские охранники едва не стали самой влиятельной элитной группировкой. Самому же ему были ближе по духу люди обкомовского склада вроде Олега Лобова, запомнившегося публике «планами по яйцу» и заготовкой хвойной муки. Ему нравились люди типа Олега Сосковца и Николая Аксененко — здоровенные мужики этакого «наркомовского», да что там — обкомовского типа, но ему хватило ума и интуиции избавиться в критические минуты от одного и не назначить премьером другого.
Он был живым человеком, удивительным образом соответствовавшим переходной от социализма к капитализму эпохе. Переходной эпохе от отсутствия выбора — к его обескураживающему разнообразию, от эры молчания и уклончивых формул — к периоду абсолютной свободы высказывания. Ельцин, при его-то воле к власти, в то же время дал единственный в отечественной истории XX века пример добровольного расставания с нею.
Про него можно было бы снять новый триллер «Секретарь обкома».
Поменять обкомовскую оптику на современную — это просто невозможный шаг. А его сделал не только Ельцин, но и Горбачев. Да, в том числе в борьбе за власть. Но что это была за власть, которую «взял» Ельцин? Устаревшая панель управления с отключенными рычагами и погасшими лампочками. Пустая казна, страна в долгах, записи на счетах граждан вместо денег. Власть нужно было отстраивать заново, не с нуля, из минусовой плоскости.
Ельцину было важно, чтобы его наследие было сохранено. Одни видят в том, куда пришла сейчас Россия, прямое логическое следствие его правления. Другие обнаруживают в сегодняшнем дне абсолютную противоположность его эпохе. А на самом деле правы и те, и другие. Но он за это ответственности не несет, в конце концов от власти он отошел по меркам спрессованного исторического времени миллион лет тому назад — за два-то десятилетия можно было и освоить его наследие, и отказаться от него.
Рынок, среда нормальной современной жизни и политические институты построены при нем. Это только его заслуга — пользуйтесь! Все, что было дальше, в том числе профанирование его наследия — уж извините, это без него.
Так за что ж мы его так — 1%?
«История покажет», «история рассудит», «история все расставит по своим местам». Ничего она не покажет и не рассудит. Рассуждают и расставляют фигурки на доске истории те, кто правят страной, пишут школьные учебники или водружают фигуры Берии в павильоне «Атомная энергия» на ВДНХ.
История холодна, как камень сносимого или водружаемого очередным поколением монумента. А вот отношение к ней — горячее, и оно окрашено эмоциями каждого очередного дня, месяца, года. В сегодняшних эмоциях мы не то что не вышли из советского прошлого, а возвращаемся в пропахшую «Герцеговиной Флор» сталинскую шинель. Так что путь до объективной оценки Ельцина и его переходной эпохи еще далекий. Надо отойти на гораздо большее расстояние. Тогда и будем «меряться» эпохами.
