Цивилизация
Происшедшее в Париже в минувшую среду заставляет снова вспомнить о конфликте цивилизаций. О том, что Запад, тысяча извинений за его издевательства над чужими религиозными чувствами, есть Запад. А Восток, как ни прискорбно его желание уничтожить издевателей физически, есть Восток. And never the twain shall meet, как говорил Киплинг. С места они не сойдут.
Хотя чисто формально, чисто физически Восток за последние десятилетия сильно вдвинулся в Запад и сильно скорректировал некоторые западные представления о самом себе, то есть о Западе. Запад понял — или его вынудили понять, — что образом его в его отношении к Востоку теперь является отнюдь не «сахиб» в колониальном пробковом шлеме, а скорее леволиберальный профессор, просвещающий студентов по части политкорректности. Или муниципальный служащий, снимающий со стены своей конторы распятие, хотя оно там провисело чуть ли не со времен Людовика Святого… Но вот-де, теперь сюда захаживают представители иных конфессий и в этом символе видят навязывание и доминирование.
Но в более глубоком смысле они таки да, то есть таки нет, с места пока не сошли. Убийство карикатуристов показывает это со всей очевидностью. А что нам покажет сегодняшний день? Нынешняя среда, 14 января, когда бесстыжий журнальчик с оскорбительными карикатурами выйдет в свет трехмиллионным тиражом?
Бог весть. Но думаю, что раз не успокоились одни, то не уймутся и другие.
Уговорить радикальных защитников религии, что на слова надо отвечать словами, на картинки — картинками, боюсь, вряд ли удастся.
Боже упаси, я не говорю, что европейцы лучше азиатов вообще и мусульман в частности. Европейцы гораздо хуже! По части массовых убийств европейцы дадут сто очков вперед (то есть в моральном смысле — назад) любому Тамерлану или Чингисхану. А действия нынешних террористов, называющих себя «исламистами», в смысле количества жертв вообще не идут ни в какое сравнение с самой заурядной колониальной экспедицией англичан или французов в Африке или Азии. Не говоря уже о сравнительно недавней истории Германии и СССР. Разве можно сравнить бен Ладена с Ежовым или Гиммлером, а тем более с их начальниками? Даже смешно.
Вот. Расписавшись в своей левкофобии (от греч. «leukos» — белый и «phobeo» — бояться), то есть в нелюбви к Белому человеку как культурно-историческому феномену — а чего его любить, там столько всякой сволочи водится… — я отнюдь не являюсь поклонником черных, желтых или интенсивно смуглых обитателей нашей планеты. Если их брать в целом, опять же как некий культурно-исторический феномен. Точно так же я равнодушен к чисто религиозным различиям.
Толерантные гуманисты, уточненные интеллектуалы, свирепые садисты и тупые невежды встречаются среди всех конфессий и деноминаций. По крайней мере, я таких встречал.
Конфликт цивилизаций тем не менее существует.
Но мне он видится несколько иначе, вернее, немного в другом ракурсе, чем обычно принято на него смотреть. Не в геополитическом или этнорелигиозном смысле. Мне кажется, это не конфликт культур (то есть сложных агломераций языка, религии, этничности, истории, литературы и искусства, науки и повседневности), которые так или иначе привязываются к государственности, и дело заканчивается банальными территориальными столкновениями.
Речь идет именно о конфликте цивилизаций.
А цивилизаций всего две.
Первая (по времени возникновения и по своей численности на планете) — цивилизация деревенская, она же традиционная.
Вторая — городская, она же модерная, она же индустриальная, переходящая в постиндустриальную.
В нашем северном, российско-европейско-американском случае городская цивилизация всегда главенствовала, хотя далеко не сразу стала количественно преобладать. В городе сидели князь с дружиной, король с придворными, парламент, президент и правительство; в городе был верховный суд; в городе были школы и университеты; храмы, украшенные скульптурами и картинами; памятники деятелям прошлых веков; и главный штаб, и гвардейские части размещались тоже в городе. Город был источником власти, силы, права, науки, искусства и национальной истории.
В городе вследствие пестроты и разнообразия городской жизни, да и вследствие обилия людей человек постепенно становился «человеком вообще». Не членом семьи или общины, не прихожанином данной церкви, не членом цеха, не жителем этой улицы, а просто горожанином, «гражданином».
Это чрезвычайно важно, потому что только «человек вообще» может быть субъектом универсальных гражданских и политических прав, только он может голосовать на выборах, быть присяжным заседателем, защищать родину не как силком забритый рекрут, а как военнообязанный гражданин. Он может быть свободен. Не как государственный крестьянин в отличие от крепостного, а как человек, который наделен свободой воли, который может сам выбирать себе судьбу и отвечать за нее.
Главная черта городской цивилизации — это особая ценность свободной личности, ценность личного выбора и свободного развития; другими словами, это пресловутый «индивидуализм».
Далее, это специфическое понимание права и закона как инструмента, ограничивающего власть в пользу народа, а народ — в пользу индивида. Наконец, это необходимость рационального обоснования всего, что происходит.
В деревенской цивилизации все обстоит наоборот. Ценна не личность, а сообщество — семья, род, сельская община.
«Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков.
Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает, и с новой весной расцветают.
Так человеки — сии нарождаются, те погибают».
И ничего страшного. Главное, чтобы не погибла дубрава, то есть племя, род. Так говорил Диомеду Главк, сын Гипполоха («Илиада», VI, 146–149). Двадцать восемь веков прошло, а идея человека как необязательного листочка на могучем древе племени до сих пор живет и прекрасно себя чувствует. Она даже ухитрилась присосаться к идее народа, нации — детища модерной, городской цивилизации. Хотя
между нацией и семьей (общиной, родом-племенем) такая же разница, как между государем и милостивым государем.
Но это неудивительно, ибо в народе много «сельского населения», которое — внимание! — получает все гражданские и политические права несколько ранее, чем становится по факту и по духу городским, то есть способным эти права воспринимать и ими пользоваться.
Далее. В деревенской цивилизации закон, напротив, направлен на защиту власти от народа и на защиту народа (общины) от посягательств индивида.
И наконец, вместо рациональных доводов здесь используются аргументы типа «так издавна повелось; так принято; так сказано в Писании».
Можно добавить, что в городском обществе новизна, как правило, ценна сама по себе; многие вещи сочувственно рассматриваются уже потому, что это нечто новое, невиданное и, возможно, многообещающее. Разумеется, это может привести к смешным, нелепым или даже опасным результатам, но городская цивилизация полагает, что издержки от нелепиц прогресса ниже, чем от традиционалистских запретов.
Деревенская цивилизация считает как раз наоборот: «Не нами заведено, не нам и отменять; старики не глупей нас были».
Традиционная цивилизация бесчеловечна по своей природе, она не приемлет ценность уникальной человеческой жизни. Я убежден, что страшное восточноевропейское кровопролитие середины ХХ века случилось из-за того, что на арену истории вышли, власть и ружье в руки получили многочисленные представители именно деревенской, традиционной цивилизации. Ненавидящие чужаков за то, что они чужаки; не жалеющие их потому, что это «не люди»; не обсуждающие приказ потому, что это приказ; не думающие ни о чем, потому что и так все понятно.
Деревенская цивилизация Африки и Азии клиньями вбита в городскую цивилизацию Европы. Границы проходят не по фарватерам рек или горным грядам, как учил Хантингтон, а по улицам европейских городов, по невидимым рубежам между «спокойными» и «опасными» кварталами, а иногда даже внутри семей. Гражданская война цивилизаций…
Именно цивилизаций, ибо дело, повторяю, не в религии, языке и цвете кожи, а в перечисленных цивилизационных принципах. Личность или община? Свободное рассуждение или мнение авторитета? Инновация или традиция?
Важнее же всего понять вот что. Как совершенно справедливо указал товарищ Сталин в своей брошюре «Марксизм и вопросы языкознания», языки не смешиваются. Когда сталкиваются на одной территории два языка, один из них побеждает, другой же становится языком побежденного меньшинства и хиреет помаленьку. Язык — это не столько слова, сколько структура. От того что английский язык в XI веке набрался французских слов, а с русским языком произошло то же самое в XVIII веке, они не перестали быть английским (то есть германским) и русским (то есть славянским) языками соответственно. Они не превратились в германо-романский или славяно-романский гибриды. Потому что таких гибридов не бывает.
Точно так же не смешиваются цивилизации.
Городская цивилизация может тешиться кальяном, а деревенская — айфоном. Гибридной цивилизации не получится.
Собственно, и в результате гражданской войны, несмотря на все усилия «сменовеховцев», мечтавших о гибридном царстве, окончательно и бесповоротно победили красные. В принципе могли бы победить белые, но тогда красным пришла бы точно такая же хана…
Так что «все впереди у нас с тобой», как поется в песне.
