Цивилизация
В ходе нынешней президентской избирательной кампании как-то не очень заметно произошла довольно неожиданная, но крайне важная вещь: понятия «стабильность» и «преемственность» если не совсем исчезли, то явно сдали свои позиции в официальной риторике, хотя их заслуженным сединам, конечно, продолжают отдавать дань уважения. Вместо этого все чаще и со все большей уверенностью в себе и в завтрашнем дне руководство страны чеканит о «развитии» и «качественно новом этапе», а также об инновациях по всем направлениям.
Иногда эту ситуацию пытаются осмыслить, углубляясь в поиски разночтений и разногласий между действующим президентом и преемником. Однако на самом деле перспективной риторике в равной мере отдают все свои силы и Владимир Путин, и Дмитрий Медведев.
Кандидат лишь подхватывает путинские напутствие о новых целях и призыв «будьте готовы», успешно представляя себя тем следующим президентом, который «всегда готов» и знает, как сделать.
Точно так же вряд ли происходящее является всего лишь какой-то предвыборной риторической приманкой. Стоило бы так напрягаться и превращать технически простые выборы из голосования за стабильность в «кампанию ожиданий и надежд», если бы речь действительно не шла о необходимости легитимировать 2 марта народными бюллетенями нечто большее, чем сам по себе факт заезда Дмитрия Медведева в Кремль.
Это самое «нечто большее» состоит в желательности одобрения на выборах целого ряда дополнений, расшифровок и новаций в «план Путина» по сравнению с его первоначальной сыроватой единороссовской версией. В «пакет поправок» входят и путинские инновационные цели до 2020 года вкупе с «новой политикой социального развития», и медведевские «четыре И», его же свобода в преодолении правового нигилизма, а также ряд других вещей, многие из которых еще до конца не прояснены. Будет ли все это реализовываться потом весело и энергично, или же дело пойдет не сразу, медленно и печально — также вопрос открытый.
Но это все не отменяет главного:
Кремль, по всей видимости, действительно хочет запустить «на новенького» некую программу изменений, возвращения к жизни некоторых назревших реформ, адаптации к меняющейся глобальной и внутренней экономической ситуации и прочим неясным шорохам будущего.
Мысль о том, что просто следуя инерционному сценарию и повторяя пройденное, далеко не уедешь, более чем очевидна. И настолько очевидна, что от нее невозможно отвертеться, даже комфортно лежа на теплой печи последних тучных лет. Тем более, когда печка уже остывает и чадит.
Но отказаться от стратегии стабилизации проблем — это значит принять риски развития. И едва ли не главный из них для власти заключается в том, что для реализации «просто-напросто» новой модернизационной экономической стратегии недостаточно договориться между собой в узком кругу единомышленников. Тут не обойтись без согласия общества и желательно при полном непротивлении сторон. Поскольку
инновационную стратегию для России, те же медведевские приоритетные «четыре И» невозможно реализовать без наличия «пятого элемента»: активного, инновационно настроенного, желающего постоянно что-то менять в своей жизни и поднимающего, в частности, ту самую производительность труда большинства граждан.
Поэтому и возникает в политической риторике Кремля «осознанная необходимость» разговора о человеческом капитале, новой политике социального развития, предпочтительности свободы. А также о том, что выгоды экономического роста и успешные результаты развития страны пока, к сожалению, не доходят до всех и до каждого и не ощущаются значительной частью населения в повседневной жизни. Как результат возникают путинское целеуказание о конституционном большинстве среднего класса размером в 60–70 процентов населения страны, а также медведевский призыв к новому общественному договору о целях и ценностях развития страны.
Конечно, искренность намерений власти, как обычно, сразу становится вопросом для обсуждения. С другой стороны, готовность самого общества к инновациям, активности и производительности — такой же предмет для дискуссий. Но в основе и того, и другого вопросов лежит одна проблема. Чтобы заключить новый договор между властью и обществом, нужно кардинально пересмотреть существующий, который действует еще со времен «лихих 90-х» с некоторыми изменениями и дополнениями образца середины нынешнего десятилетия.
Договор этот в 90-е годы заключался в пакете взаимного невмешательства, безответственности при изрядном недоверии: «вы можете делать все, что хотите, но и нам не мешайте делать то же самое». По большому счету,
многие основы этого «контракта», легитимирующего коррупцию, теневые трудовые отношения и многое другое, живы и до сих пор.
В последние годы, конечно, многие вещи в повседневной жизни общества приобрели более цивилизованные формы. Но при этом принцип невмешательства в дела власти, устраивающей всех аполитичности общества был закреплен «дополнительным соглашением», в соответствии с которым разбогатевшее государство дало гражданам некие дополнительные гарантии и повышенные обязательства социального патернализма, а также расширило возможности получения кредита и, соответственно, пользования потребительскими благами.
В первую очередь, в эту формулу «обустройство собственной жизни в потребительском обществе при политической индифферентности» погрузился растущий «средний класс», в структуре которого за последние годы все больше госслужащих, менеджеров государственного бизнеса и высших слоев бюджетников.
В подобной системе взаимоотношений существует круг вопросов, по которым общество признается «в своем праве» что-то спрашивать и даже протестовать, а власть готова что-то обсуждать, учитывать интересы и идти на уступки. Круг этих вопросов в представлении государства оказывается довольно близок к триаде «квартира — машина — дача», то есть еще «советской мечте» благополучной повседневности. В современных условиях к этому добавляются также важные дополнительные опции в виде необходимости поддержания потребительского уровня, права на выезд и отдых за границей, а также свободы интернета. Соответственно, предметом диалога могут быть, к примеру, проблемы обманутых собственников квартир и рассерженных автомобилистов, дачная амнистия, доступность кредита и рост цен на продукты. Кроме того, известный резонанс в обществе, а также чувствительность к проблеме со стороны государства всегда будут иметь истории типа списков «невыездных должников» или попыток подвести интернет-блоги под закон о СМИ.
Вся эта система сегодня достаточно устойчиво функционирует, однако она может сохраняться только до тех пор, пока есть экономически комфортные условия воспроизводства потребительского бума и не начинается переход от деклараций к реальной инновационной политике.
В случае нарастания вероятности форс-мажоров в экономике или реального желания государства иметь дело не с потребительским обществом, а с активным производительным и инновационным средним классом, и вправду потребуется новый общественный договор.
Договор с более прозрачными правилами игры, новым правосознанием и правоприменением, борьбой с коррупцией, несколько другими политическими партиями и новой партийной системой, реальным расширением свобод и развитием местного самоуправления, расконсервированием «социальных лифтов» и ростом политической активности среднего класса.
Иначе, конечно, можно рано или поздно насчитать в стране хоть 50, хоть 70 процентов этого самого «среднего класса». Но в нем так и будут сосуществовать бьющийся головой об стенку малый предприниматель, крышующий его авторитет, раздающий разрешения дышать вороватый чиновник, собирающий взятки гаишник, а также откупающиеся от него вынужденный подрабатывать извозом хирург и переквалифицировавшийся в менеджеры по продажам инженер.
Тут вряд ли можно будет говорить о преодолении социальных противоречий, да и срыв инновационного сценария развития страны вполне предсказуем.
