Шашлычная в Санкт-Морице

На этой неделе случилось то, о чем так мечталось в лихие огневые 90-е. Всем тогда очень хотелось знать, в чем секрет успеха в новой России. Как стремительно стать богатым, одновременно оставаясь здоровым и живым. Кто все эти прекрасные, милые люди, которым это удалось? Отчего именно их поцеловала в лобик жестокая ко всем прочим судьба? Каким чудом удалось счастливцам из имеющихся в наличии пары кислых лимонов нацедить столько сладчайшего лимонаду — нефтяную компанию в собственность или металлургический заводик с миллиардным оборотом?

Все хотели об этом знать, но по понятным причинам боялись спросить.

И вот, наконец, свершилось! Абрамович Роман Аркадьевич приоткрыл завесу тайны, ткнул золотым ключиком в очаг, нарисованный на холсте. И — о волшебное поле чудес! — мы вдруг очутились в давно забытом кукольном театре, пыльном и отчасти даже вонючем, на представлении, которое с успехом давали в этой стране несколько лет назад. Судебное противостояние Романа Аркадьевича с Борисом Абрамовичем, бывшим главным кремлевским Карабасом, вынесло на поверхность такие подробности, которые иной гражданин не то что на суде — на исповеди бы постарался утаить.

The Times со ссылкой на адвокатов Абрамовича напомнила детали хитовой пьесы — про крышевание, политическое и криминальное, про залоговые аукционы, информационные войны, приватизационные схемы и коррупционные составляющие. Суммы прописаны, места, пароли и явки — Бадри Патаркацишвили, например, в период «алюминиевых войн» за $500 млн обеспечивал предпринимателю защиту, а Борис Березовский решал в Кремле вопросы по созданию «Сибнефти» в обмен на финансирование Абрамовичем компании ОРТ. Слава богу, прояснилось, в какую дверь надо было занести, чтобы потом оттуда вынести. А то мы уже боялись, что это все фантазии из фильма «Олигарх» и книжки «Большая пайка».

Нет, конечно, и тогда, во времена великой битвы за постсоветские активы, мы многое видели. Бойцы выставляли друг на друга пушки и прослушки. Некоторые снаряды долетали до ничего не понимающей публики — то коробку из-под ксерокса вытащат прямо на телекамеру, то кровавый труп найдут в подъезде. Журналисты и эстрадные исполнители, конечно, истерически надрывались — бандитский передел, криминальные войны, братва, не стреляйте друг в друга, вам нечего в жизни делить… Но то было подлое эхо войны. В целом же битва титанов происходила под ковром и без свидетелей. Логика происходящего была для большинства граждан неочевидна. Стыдно сказать, я, например, тогда даже и не знала, что есть такой парень — Роман Абрамович.

Странно, что подлинная (?) история Абрамовича, рассказанная самим (?!) Абрамовичем, появилась ровно в тот момент, когда образ Абрамовича (!) устоялся в общественном сознании и даже приобрел черты определенной респектабельности.

Тут тебе и клуб «Челси», открывший путь к сердцу британской королевы (отсыл к мировой элите), и Гус Хиддинк, любимец российских болельщиков (пас в сторону национальной гордости великороссов), и экономические свершения на благо жителей Чукотки (государственник, однако), и коллекционирование произведений современного искусства (модный продвинутый интеллектуал).

Некоторая экстравагантность (назовем это так) придавала образу нашего национального героя живости и колорита. Пусть народу сложно проглотить любовь Абрамовича к длинномерным яхтам, которые судовладелец швартует в центре Петербурга, зато развод с опостылевшей женой и роман с красивой и молодой Дарьей Жуковой добавлял Роману Аркадьевичу очков. Мужчины идентифицировали себя с героем, женщины, в зависимости от возраста, идентифицировали себя либо с матерью Жуковой, либо с самой прекрасной Дарьей. Абрамович, таким образом, получался всероссийский жених.

В последнее время раздражение по поводу олигархов сменилось досужим любопытством. Цены на нефть, этот могучий инструмент воссоздания национальной идентичности и смягчения нравов, пошли вверх, и под их благотворным влиянием поутихли споры о легитимности нажитых капиталов. Список «Форбс» покрылся тонким слоем общественного признания. Ну чего копья ломать, если сформировался у нас класс крупных собственников. Пусть будут, ладно, проехали.

Ведь пользу большую приносят — экономическую, политическую, культурную. Российские деньги приходят в кризисную экономику Европы и мира, в обратном направлении движутся культурные ценности, футбольные тренеры и фуры с товарами класса люкс. Вон даже министр культуры предлагает каждому олигарху выдать по музею — пусть спасают национальное достояние. Современная Россия в том числе и своими олигархами сильна. Еще немного — и до общественного договора доживем.

Так с чего вдруг такая неприглядная ерунда? Зачем развеивать лондонский туман и возвращаться к эпохе шашлыков, которые так активно жарились на госдачах, что дымом тянуло по всей стране?

Если бы это происходило в 90-е, мы бы решили, что это очередной виток информационных войн. Если бы это происходило в начале нулевых, мы бы решили, что это лондонский изгнанник Борис Абрамович клевещет. Но Березовский-то только задал вопрос, не заплатит ли ему Абрамович еще $4 миллиарда? И получил столь расширительный ответ, что из него, как из раны, торчат переломанные кости российской государственности и свисает клоками мясо новейшей истории последних пятнадцати лет.

Радиоведущий Сергей Доренко, обсуждая данную тему в эфире, озадачился вопросом: есть ли у Абрамовича нравственное чувство, если он не стесняется выдавать такую информацию на публику, и чем оно отличается от нравственного чувства обычных людей?

А может быть, и нравственность здесь ни при чем. Просто Роман Аркадьевич — человек практический, не видит причин платить еще 4 миллиарда там, где уже за все уплачено, и спокойно рассказывает, как дело было. В конце концов, не он придумывал правила игры (скорее, тут поработал Березовский), он просто оказался хорошим игроком.

Не знаю, как сработает нравственное чувство британцев, и какой вывод они сделают, узнав, сколько стоила власть и жизнь в России. Про наше нравственное чувство все уже сказано в «Бесприданнице» Островского. Купец Кнуров, желая приобрести девушку Огудалову, убеждает: «Стыда не бойтесь, осуждения не будет. Есть границы, за которые осуждение не переходит: я могу предложить вам такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления».

Пережившим эпоху раздела постсоветского приданного о нравственности думать лень. Публика сразу скучает и переключается на детективный сериал. Переключаемся.

Показывают сцену:

Швейцария. Санкт-Мориц. Аэропорт. Шашлычная. Раннее утро.

Господин П.: И Боря хочет еще два ярда.

Господин А.: Чего?

Господин П.: Ну, полтора.

Господин А.: Чего?!

Господин П.: Но это его последняя просьба.

Господин А.: А он чего, того?

Господин П.: Типун тебе.

Господин А.: Ладно, дам ярд и сверху три, но чтобы того… Прошу прекратить публично ассоциировать меня с вами и вашими деловыми интересами!

Господин П.: Чего?!

Господин А.: Того!

Господин П. умирает.

Шашлычная закрывается. Титры. Реклама.