Нет жалости во мне. Ни к сирым, ни к усердным. Казалось бы, в такой ситуации кого-нибудь да стоило бы пожалеть – героиню фильма «Дура», тридцатилетнюю дылду с развитием десятилетнего ребенка, что всю картину вопиет о сострадании, или сыгравшую ее актрису Оксану Коростышевскую, работу которой, я не сомневаюсь, можно сравнить с бегом на пятнадцать километров с полной боевой выкладкой. Или уж режиссера Максима Коростышевского, который, без сомнения, собрался всерьез въехать в большой кинематограф на своей «Дуре», как на белом коне.
Никого не жалко, никого — ни тебя, ни меня, ни его. Особенно вот его. Режиссера.
История Ульяны Тулиной, убогой, что родилась на свет с щипцами акушера на своей бедной голове, действительно очень жалкая история. Живет Ульяна с сестрой-близнецом, неудачливой и, очевидно, бездарной актрисой ТЮЗа, которая и жалеет заедающую ее жизнь Улю, и порой изрядно ее ненавидит. Оставим без внимания тот момент, что из одного близнеца выросла актриса Коростышевская, а из другого – актриса Мянник. Ну да ладно, Коростышевская не Джереми Айронс, две роли сразу не потянула, а муж ее не Кроненберг, это легко простить. Дальше пойдет такой ладный и гладкий беспредел, что это уж, ей-богу, пустяки. В квартиру двух перезревающих дев въезжает неудачливый писатель Мишкин, которому позарез нужно где-то жить, что-то есть, с кем-то спать и, разумеется, написать гениальный роман. С целью спать и прокормиться он выбирает сестру-актрису, а с целью написать – блаженную Ульяну. Он назначает ее своей музой и втихую пишет роман с нее. Уля любит весь белый свет, погибший СССР, депутата Митрофанова (почему сразу не президента Путина?), клеит коллажи в минуты подъема чувств, читает дамские романы и работает на фабрике по производству шампуней из плаценты. Дурочка влюбляется в писателя не на шутку и очень даже не прочь поделиться с ним самым дорогим, что есть у тридцатилетней девушки, что вызывает у ее сестры законное негодование.
Физиологизм всего происходящего не делает фильм ближе к реальности.
Хотя, казалось бы, весь этот мир полунищеты, ничтожества, безысходности, пьяных актеров ТЮЗа (в ТЮЗе отметились Ольга Волкова и Александр Балуев), бездарных писателей, неаппетитных потребностей плоти и их оправдывающих всхлипываний духа – все это могло бы увести картину к некоей привычной местной достоевщинке. Ан нет, от экрана во всю мощь несет какими-то устрашающе знакомыми и столь любезными Ульяне советскими запахами, когда творческая интеллигенция, может быть, забывает порой мыться и выкидывать за собой пепельницы, работает очень мало и плохо, зато почему-то твердо помнит, что она – соль, хлеб, колбаса, водка и тортик этой земли.
Будь такая картина по-перестрочному или по-петрушевски чернушной, это была бы по-своему недурная картина.
Но в грязь больного коммунально-инцестуального быта льется синтетический клубничный сироп бытия, а вместе это составляет уж вовсе тошнотворное блюдо. Безвкусию режиссера не помогает ни честный перформанс ведущей актрисы, ни удачные моменты, которые в фильме, почти к сожалению, все-таки присутствуют. Когда осатаневшая от Ульяниных претензий на любовника сестра приводит в дом своего сослуживца-актера, выпивоху и бабника, чтобы он блаженную как следует отодрал, здесь, знаете, чувствительного человека может и стошнить. А когда дурочка устраивает ему веселое представление с переодеваниями, беспринципный зритель может на минуту и развеселиться. Но в картине нет и намека на материал, который мог бы послужить проводником состраданию.
Как это ни странно, будь режиссер поциничней, это сыграло бы ему хорошую службу, он сумел бы ободрать своих героев до костей, до конца, и зрителю бы волей-неволей пришлось бы к ним приглядеться.
Но очевидно, что сегодня законопослушные и либерально обученные граждане готовы к сирым присматриваться, признавать их равные права, но никаких этих крайностей – добивать или подавать. И сытый этот гуманизм выглядит почище любого уродства.
Милость к падшим можно призывать с 21 июля в кинотеатрах «Горизонт», «Пять звезд», «Пять звезд — Рио», «Фитиль», сети «Формула кино».