Цивилизация
«Коммунистам нужна правда»
«Странно, непривычно видеть с вертолета Припять... Город пуст. Ни одного человека на улицах, а по вечерам ни в одном доме не загорается свет», — так начинался первый репортаж из Чернобыля в советской прессе. Он вышел на последней странице газеты «Правда» 6 мая 1986 года, лишь спустя десять дней после аварии.
Вертолет производит радиологические измерения над зданием Чернобыльской АЭС после катастрофы, май 1986 года
Виталий Аньков/РИА «Новости»В это время в стране уже объявлена политика гласности. За несколько месяцев до катастрофы ее провозгласил генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев. Выступая на партийном съезде, он подчеркнул, что отныне гласность — принципиальный вопрос для советской власти.
«Иной раз, когда речь идет о гласности, приходится слышать призывы поосторожнее говорить о наших недостатках и упущениях.... Ответ тут может быть только один, ленинский: коммунистам всегда и при всех обстоятельствах нужна правда»,
— под аплодисменты зачитал Горбачев с трибуны.
В реальности такое «упущение», как Чернобыль, до последнего пытались замолчать. Взрыв на четвертом энергоблоке случился в ночь с 25 на 26 апреля, в Москве о случившемся узнали менее, чем через час. Но только те, кому положено. Простые граждане впервые услышали о трагедии из программы «Время» вечером 28 апреля. Диктор зачитала короткое сообщение от имени Совета министров СССР, где говорилось, что на станции произошла авария, поврежден реактор, и создана правительственная комиссия, а пострадавшим «оказывается помощь». Число пострадавших не раскрывалось, как и то, что непосредственно при взрыве погибли два человека.
«Я помню тот выпуск «Времени». Я был в Киеве, об аварии объявили абсолютно буднично, в духе «прорвало трубу где-то». Не помню, чтобы кто-то обсуждал эту новость. Мы не понимали, что на самом деле происходит. Я понял, что что-то не ладно, когда по улицам вдруг пошли одна за другой поливальные машины. Таким образом хотели снизить уровень радиации», — поделился с «Газетой.Ru» один из очевидцев тех лет.
В последующие дни то же сообщение Совета министров без подробностей перепечатали всесоюзные и украинские газеты. Всего шесть коротких строчек, которые прятали в глубине страниц, между спортивными сводками и другими новостями.
Военная техника, работающая в зоне Чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте, 1986 год
Виталий Аньков/РИА Новости«Был в свое время такой черный юмор. Вопрос на занятии по гражданской обороне: «Что делать во время ядерного взрыва? Ответ: «Надевай белый халат и ползи на кладбище». И что я должен был сказать стране? Ребята, взорвался реактор, радиация вокруг зашкаливает, спасайся кто может? Разве можно такие вещи делать?», — спустя много лет оправдывал цензуру председатель Совета министра Николай Рыжков, который возглавил оперативную группу Политбюро по ликвидации аварии.
«Ядерный кошмар уже здесь»
Пока в СССР пытались скрыть масштабы катастрофы, тревогу забили скандинавские страны. Первой происходящее заметила Швеция, когда к северу от Стокгольма неожиданно зафиксировали повышенный уровень радиации (более чем за 1,2 тыс. км от Чернобыльской АЭС). Аналогичные данные поступали из Финляндии и Норвегии. Хотя все государства заявили, что радиация не достаточно сильна, чтобы угрожать населению, стало ясно, что ветер несет ее с советской стороны. Иностранные дипломаты в Москве потребовали ответы, и молчать дальше оказалось невозможным. Как только советская пресса признала факт аварии, Чернобыль стал на Западе новостью номер один. Зарубежные редакции велели своим журналистам любой ценой добыть информацию.
«Аккредитованные в СССР иностранные дипломаты и корреспонденты предприняли настойчивую попытки собрать подробную информацию о причинах взрыва атомного реактора, радиусе заражения местности, направлении распространения радиоактивных осадков, количестве человеческих жертв, а также реакции советских граждан на это происшествие», — оценивалось в секретном докладе КГБ от 30 апреля.
Дозиметристы в специальных костюмах проводят контроль радиации на полях в районе аварии на Чернобыльской АЭС, июнь 1986 года
Игорь Костин/РИА «Новости»В условиях закрытости советской стороны, западные репортеры цеплялись за любые новости, даже откровенно неправдоподобные. Так, журналист американского агентства United Press International пообщался по телефону с некой украинкой, у которой, якобы, были связи в разных ведомствах, и с ее слов сообщил, что при взрыве на станции погибло 80 человек, а по пути в больницу скончались еще две тысячи. Зарубежные издания захлестнули панические статьи.
««Ядерный кошмар уже здесь. Более 2000 погибших. Тысячи обречены. «Спасите нас!» — мольбы к Западу»... «Русские бегут от облака смерти»... «2000 погибших в атомном кошмаре», — такие заголовки один за другим выходят в иностранных таблоидах.
Таким образом, вокруг Чернобыля сложилась двоякая ситуация. Советские СМИ, связанные цензурой, преуменьшали и скрывали детали аварии и ее последствия. Капиталистические, в погоне за тиражами и ничем не ограниченные, наоборот, раздували панику и преувеличивали. Обычным людям в этом случае оставалось искать крупицы правды между строк. Реальность просачивалась, например, в рекомендациях, которые между делом публиковали коммунистические редакции. В «Известиях» советовали тщательнее мыть овощи и фрукты, «Рабочая газета» рекомендовала чаще мыть голову и реже выпускать детей на улицу, а «Правда Украины» призывала меньше проветривать помещения, уличные одежду и обувь в доме не уносить дальше прихожей.
Как освещение аварии повлияло на будущее СССР
«Аварии в СССР были всегда, период Горбачева в принципе не был чем-то особенным. До этого были и атомные аварии — и при Хрущеве, и при Брежневе...
Но политика гласности давала гораздо больше информации об этих трагедиях, и создавалось впечатление некоторого взрыва количества несчастий...
Если раньше уроки из таких аварий извлекались в закрытом режиме, то теперь стали поводом для общественной дискуссии», — отмечал доктор исторических наук Александр Шубин.
В наше время достаточно распространено мнение, что замалчивание чернобыльской трагедии стало одной из причин развала страны. С точки зрения сторонников этой концепции, тогда народ окончательно потерял доверие к партии и разочаровался в социалистическом курсе, ровно как и в горбачевских реформах и попытке сохранить строй в обновленном виде. Молчание властей оказалось для государства даже страшнее, чем экономические последствия взрыва на АЭС.
Строительство защитного «Укрытия» над аварийным четвертым энергоблоком Чернобыльской атомной электростанции, август 1986 года
Валерий Зуфаров, Владимир Репик/ТАСС«Социально-экономические последствия катастрофы, безусловно, были для СССР очень серьезными. Но говорить о том, что именно этот факт привел к развалу Союза, на мой взгляд, неверно... Авария оказала большее влияние не на экономику страны, а на психологию граждан, уровень их доверия к государству и его курсу. Появился страх перед радиацией, перед атомом, возникло неприятие замалчивания трагедии в обществе, недоверие к горбачевской политике гласности», — оценивал доцент Уральского гуманитарного института УрФУ, заведующий кафедрой истории России Сергей Соколов.
Сам Горбачев позже называл Чернобыль переломным моментом в своей жизни, который его «глубоко потряс», и жалел о некоторых действиях властей. По словам политика, его первым чувством был не страх, а недоумение, ведь ученые заверяли, что подобного просто не могло случиться. В 1986 году лидер страны обратился к народу в связи с катастрофой только спустя почти три недели. Через много лет он утверждал, что просто не мог сразу оценить ситуацию. Говоря о последствиях взрыва, Горбачев предупреждал, что «Чернобыль продолжает поедать часть бюджета Украины, Беларуси и России», и реактор по-прежнему нельзя оставлять без присмотра.
«Думаю, что не Чернобыль сыграл роль в распаде СССР, а, наоборот, распад СССР негативно отразился на преодолении последствий Чернобыля, так как каждая из пострадавших стран осталась наедине со своей бедой», — резюмировал Горбачев.