Цивилизация
Пусть на дорогу скинется
По данным июньского соцопроса фонда «Общественное мнение», 77% россиян не интересуются судьбой бывшего главы ЮКОСа Михаила Ходорковского, а 33% вообще не знают, кто он такой. Две недели назад доля равнодушных и незнающих среди жителей карельского райцентра Сегежа в 270 км от Петрозаводска наверняка перекрывала этот среднероссийский показатель. Теперь, когда весь город знает, что Ходорковский прибыл отбывать свой второй срок на местную зону ИК-7, незнающих в Сегеже не осталось.
Осужденный олигарх стал для 32-тысячного города воплощением несправедливости — не в том смысле, что сел не за дело, а в том, что таких, как он, сидельцев в Сегеже полторы тысячи, а все внимание — ему одному.
«Да кто он такой, Ходорковский, чтобы все ему, все ему? — раздраженно спрашивает продавщица в магазине у входа в колонию — здесь закупаются едой для передач осужденным приехавшие к ним родственники и сами служащие колонии, для них здесь руками зэков построены четыре пятиэтажки. — Воров у нас тут своих полно, а если богатый, так пусть на дорогу скинется — чтоб возили мягко!»
Ходорковского привезли с таким длинным кортежем, какого «семерка» еще не видела, рассказывает она: впереди сопровождение, сзади сопровождение, начальник колонии на своей машине, а посередине — белый автозак.
Белый автозак определенно впечатлил местное население.
— Соседка на зоне служит, сказала, что привезли важняка одного, — сплетничает покупательница печенья, сама бывшая сотрудница. — Сказала, что он приехал один, а за обычным этапом, который в тот день пришел, отправили один автозак на всех, и не белый, а серый, и не новый, а старый. Ну прямо как вор заехал!
— Он и есть вор, — процедила продавщица.
Сегежская «семерка» — единственная колония общего режима в республике. Когда анонимные источники в федеральном ФСИН рассказали, что Ходорковский этапирован из московской «Матросской Тишины» в Карелию, стало очевидно, что туда, в Сегежу, ему и дорога. Но республиканский ФСИН информацию не подтверждал и не опровергал, а гражданской власти ничего и не сказали. Что в город приехал Ходорковский, глава района Виктор Мудель узнал только от первого приехавшего в Сегежу журналиста.
Пространство зон
История города прочно связана с местными зонами (кроме «семерки» в районе есть еще СИЗО и колония строгого режима), говорит Мудель. Из-за населенности района зонами Муделя даже включили в состав общественной республиканской комиссии при УФСИН, он не раз бывал в «семерке», но разговоры о Ходорковском ему очевидно неприятны. «Ну а что Ходорковский, — раздражается он в ответ на расспросы про колонию. — Ну приехал, ну сидеть будет — городу-то что?»
Раньше от местных зэков пользы городу было много.
Колонии были заложены здесь для строительства Сегежского целлюлозно-бумажного комбината в середине 1960-х: зэки строили цеха, стойка была обнесена колючей проволокой. Потом на комбинат поставили импортные бумагоделательные машины, а зэки отстроили рядом жилой микрорайон.
Еще сохранилась Старая Сегежа — это несколько десятков двухэтажных деревянных домов разной степени изношенности: где-то отвалились балконы (на их месте деревянные заплатки), где-то уже стоят пластиковые стеклопакеты.
Двери подъездов открыты настежь, соседство с зоной никого не пугает.
Судя по отчетам местного УВД, преступность в Сегеже даже ниже средней по Карелии: случаются «хулиганка» по пьянке, кражи от безработицы, убийства на бытовой почве.
Утром, когда ветер дует с Выгозера, на котором стоит комбинат, он приносит в Сегежу несильный, но отчетливо неприятный запах химикатов, которые используются при варке целлюлозы. Сейчас производство модернизируется, после чего, как обещает владелец комбината, компания «Интерлеспром», он больше не будет портить воздух: газы будут сжигаться в специальной камере. Жидкие отходы производства после очистки комбинат сливает в озеро, и, хотя рыба охотно идет на место сброса, местные брезгуют рыбачить «под трубой».
Несмотря на нечистое соседство, сегежане гордятся тем, что комбинат — мировой лидер в производстве бумажной упаковки, от мешков для сухого цемента до коричневых пакетов для IKEA. Ближайший магазин шведской мебели — за семьсот километров, в Санкт-Петербурге.
Раньше на комбинате работали девять тысяч человек, почти треть населения города, сейчас только две с половиной тысячи. Главная альтернатива при трудоустройстве — колонии. «Молодые мужики идут в «вохру», если прилично говорить, то это младший инспектор. Женщины — в «шмональщицы», ну то есть передачи досматривают, — рассказывает местный повар Владислав. — Это если сами не сидели, конечно». Там зарплата нормальная, пятнадцать тысяч, говорит он, и на пенсию рано: с учетом северного коэффициента можно и в 40 лет выйти.
«Сначала медленно порежу хлеб, потом медленно порежу тебя»
«Карелия с советских еще времен была оазисом законности в учреждениях, все зоны в республике всегда были «красные», то есть подконтрольные администрации, — вспоминает ветеран системы исполнения наказания республики Гуршад Гульмалиев. Перед выходом на пенсию в 2004 году он служил помощником начальника УИС по соблюдению прав человека. — Старики, «законники» — они к нам просто не садились, знали, что тут их задавят». То есть воры-то есть, но большая часть осужденных — так называемые мужики, люди, непричастные к «понятиям».
«Семерка», по воспоминаниям Гульмалиева, зона довольно спокойная, во всяком случае, серьезных жалоб оттуда в последние годы не поступало, преступлений не было. Историй, чтоб кто-то кого-то порезал, как Александр Кучма Ходорковского в краснокаменской колонии, точно не было.
В соседних зонах были «плохие криминальные истории, даже со смертельным исходом, но это на строгаче», вспоминает один из адвокатов, работающих с осужденными из местных колоний. «Семерка» более благополучная.
«Осужденные разные бывают, конечно, психика у многих сложная, но чтобы один осужденный другого порезал или зарезал — нет, я такого про «семерку» не помню», — уверяет и Гульмалиев. Местная пресса писала про эпизод начала 2000-х, когда только что прибывший по этапу из колонии для несовершеннолетних парень, не зная, что перед ним старожил-убийца, потребовал, чтобы тот быстрее резал хлеб.
Сейчас медленно порежу хлеб, а потом так же медленно порежу тебя,
вспоминал его слова тогдашний замначальника колонии, уточнив для впечатлительного журналиста, что на его памяти это единственный такой случай. Впрочем, и тогда до поножовщины не дошло.
С тех пор руководство колонии несколько раз сменилось — как правило, это горизонтальная ротация. Новый начальник «семерки» Игорь Михальченко занял свое место в апреле 2011 года, до того он служил начальником СИЗО.
Накануне этапирования Ходорковского в колонию прибыла проверка по линии ФСИН из Петрозаводска и из Москвы. К их приезду зэки-бесконвойники подремонтировали дорогу, ведущую в зону прямо вдоль «колючки», — присыпали особо крупные ямы щебнем. Зато внутри подготовились к приезду Ходорковского. «То там стеночка свежекрашеная, то там», — рассказывает побывавший на прошлой неделе в колонии адвокат.
Церковь бдит
Сотрудники колонии благоразумно не общаются с журналистами. Запрета нет, но кругом видеокамеры: в колонии, как рассказал весной один из представителей администрации районной газете, установлена новейшая система видеонаблюдения за жизнью внутри и по периметру снаружи. Запретные участки мониторят датчики движения.
Главная камера закреплена на куполе церкви, построенной в зоне три года назад.
Система видеонаблюдения заменила в «семерке» привычных часовых на вышках, но не собак, громко лающих за забором — впрочем, не настолько громко, чтобы заглушить трансляцию «Маяка». За музыку, которую передает государственная радиостанция, администрация может быть спокойна: никакого шансона.
Из-за приезда комиссии с проверкой сотрудники колонии неразговорчивы. После первого же вопроса сотрудник в сине-сером камуфляже повел корреспондентов «Газеты.Ru» «на переписку» в здание дежурного, совмещенное с туалетом для посетителей. Ходу было метров двадцать.
— Вы Ходорковского уже в зоне видели? — переспрашивать пришлось быстро.
— Зэка? — высокомерно спросил охранник.
— Михаила Ходорковского, да.
— Ну видел, — с неожиданной гордостью сказал охранник.
— Вы сами про него что думаете?
— Он зэка! — еще более высокомерно отрезал охранник и потребовал документы.
Переписав номера редакционных удостоверений, охранники потребовали «покинуть режимную территорию». Вслед корреспондентам для контроля был отправлен молодой парень на немолодом велосипеде. Увидев вытащенный мобильный телефон, он схватил рацию.
— Посторонние ведут видеосъемку, какие мои действия?
— Мы сняли их с купола, — сообщила рация, подтвердив рассказы про практическое применение храма на зоне. — Мы вызвали ППС.
ППС, впрочем, не приехала.
Осужденные тоже знают, что в «семерку» привезли Ходорковского, — якобы со слов самих сотрудников. По словам адвоката,
зэки опасаются, что жизнь того отряда, в который его определят, осложнится из-за дополнительного внимания со стороны администрации, зато колонии в целом такой заметный зэк скорее полезен — из-за дополнительного внимания к самой администрации со стороны разных проверяющих инстанций.
Иметь в «семерке» мобильный телефон сколько-нибудь долго практически невозможно, говорит адвокат: сдадут соседи. Владельцу телефона его обнаружение грозит штрафным изолятором, что делает невозможным условно-досрочное освобождение (УДО). Пронесшему на зону телефон сотруднику колонии разоблачение грозит уголовным делом: недавно был осужден инспектор СИЗО, который за тысячу рублей пронес за колючку мобильный и DVD-диск с порнографией. Он отделался условным сроком.
Легально осужденные могут звонить на свободу по таксофону — несколько минут в неделю, по карточкам, которые покупают или родственники, или сами зэки из 2000 рублей, которые им разрешено тратить на покупки в местном магазине. Цены ресторанные: сигареты по сто рублей, лапша быстрого приготовления по 25. Есть ли в таксофоне выход на межгород — неизвестно.
Девятый хозяйственный отряд, куда определили Ходорковского, занят работами на самой зоне.
Работа — это для воров зазорно, а для «мужиков», наоборот, хорошо, говорит другой адвокат, представляющий сидельцев ИК-7 в суде: это означает, что осужденный готов работать, что важно для получения хорошей характеристики от администрации.
Направление в этот отряд не значит, что Ходорковский будет заниматься только хозработами: в колонии есть автомастерская, свиноферма и курятник, свой огород и столярный цех, где делают срубы и деревянную мебель. В Краснокаменске Ходорковский должен был выучиться на швею-моториста, чтобы строчить рукавицы. Здесь его навыки не пригодятся.
Собственное подсобное хозяйство неплохо обеспечивает зэков мясом и овощами, рассказывает адвокат, клиенты на кормежку не жаловались. Об этом же говорит и один из бывших зэков: «Яйца и молоко есть всегда». Те зэки, у кого остались на свободе родственники, могут получать продуктовые посылки — 12 штук в год, письма можно получать без ограничения. Четыре раза в год не нарушающему режим осужденному дается долгосрочное, на три дня, свидание в специальной гостинице внутри колонии, еще шесть раз можно поговорить по телефону, видя осужденного за стеклом.
За те несколько лет, что Ходорковский провел в краснокаменской колонии под Читой, его жена Инна несколько раз ездила к нему на свидания, первый раз — вскоре после этапирования. Дорога из Москвы в Краснокаменск занимала больше суток. Дорога в Сегежу — около 20 часов.
Отпускают больше половины
Здесь же, в Сегеже, будут рассматривать ходатайство Ходорковского об УДО, если он повторит попытку получить его. Формально Ходорковский может обращаться в Сегежский суд уже сейчас — он отбыл половину назначенного ему тринадцатилетнего срока, но в действительности администрации ИК понадобится несколько месяцев, от трех до шести, чтобы составить свое мнение о его поведении, говорит еще один адвокат, работающий с сидельцами «семерки».
Статистика удовлетворения ходатайств об УДО в этом суде «положительная, уходят больше половины»,
говорит он.
Точные цифры в суде (он занимает самое красивое здание в Сегеже) не сообщают, председатель суда Ашот Погосян отказался общаться с «Газетой.Ru», сославшись на плотный график заседаний. Известна только статистика по обращениям за УДО — больше 1200 за 2010 год.
Формально суд должен обратить внимание на поведение осужденного, его работу в зоне и возможности трудоустройства после освобождения. Важно не иметь взысканий — в Краснокаменске Ходорковский не получил УДО из-за наказания за то, что он якобы «распивал чай в неустановленном месте».
Характеристика из колонии — не главное, утверждает другой адвокат: в его практике бывали случаи, когда ходатайство не поддерживала администрация или прокурор по надзору, а суд его удовлетворял, бывало и наоборот — администрация и прокурор за, а суд против.
«Но это все про простого зэка, не про Ходорковского, — признает другой адвокат. — Будем откровенны:
если у него проблемы на уровне Кремля, то и решать их будет, наверное, не Сегежский городской суд».
Ходатайства по УДО суд обычно рассматривает не в здании суда, а в самой колонии, чтобы не этапировать осужденных в город. В этом случае попасть на заседание суда смогут только участники процесса, для родных и прессы понадобится разрешение из ФСИН.
