Цивилизация
— Как вам пришла идея создать трилогию «Антихрист и Христос»?
— Я вижу, что люди часто переходят грань между Антихристом и Христом по несколько раз на дню. И страшно, когда они этого не замечают. Допустим, если вы перешли на сторону Антихриста, испугались и вернулись, это нормально. Однако если вы на стороне Антихриста давно и даже не задумываетесь об этом — это уже трагедия. Трилогия «Антихрист и Христос», вмещающая в себя спектакли «Петр», «Леонардо» и «Иуда», как раз об этом. Мы рассуждаем о том, где находится эта грань и насколько она зыбкая. Например, Петр I — человек, который под знаменем Христа служил Антихристу. Леонардо да Винчи сочетал в себе и то, и другое: одной рукой рисовал «Тайную вечерю», а другой изобретал мину массового поражения. С Иудой, думаю, все понятно — перешел от любимца Христа к предателю. Причем он предал не из-за денег — у него не было прямой корысти. А покончил жизнь самоубийством он потому, что не верил в возможность прощения своего предательства. Мне эта тема кажется интересной, и я вижу, как она откликается у зрителей.
— Показываете ли вы зрителю, как не переходить эту грань?
— Нет, я же не отвечаю на вопросы, а задаю. И в первую очередь себе, актерам, а потом — зрителям. А они уже имеют полное право отвечать, дискутировать, не соглашаться.
— Исходя из ваших слов, человеку суждено метаться от одного к другому. Неужели нет абсолютно добрых или, наоборот, злых людей?
— Если попытаться посмотреть на человека со стороны, то он будет представлять собой лишь тело или, скажем, складно устроенный сосуд. Важные органы этого тела закрыты таким образом, что не могут быть повреждены неожиданно. Это «мудрый сосуд», но в то же время он является приемником абсолютно всего. В каждом человеке есть и Антихрист, и Христос, и порок, и добродетель. На протяжении своей жизни человек может по-разному относиться к тому, что в нем сокрыто.
Как говорил де Голль: «Только дурак не меняется». А мой любимый философ Мамардашвили отмечал, что мы всю жизнь пытаемся быть человеком, но не каждому это удается. Именно театр помогает нам в познании самих себя.
Я прослушал курсы акушерства и гинекологии, когда работал над картиной «Казус Кукоцкого» по роману Людмилы Улицкой. И могу сказать, что человек приходит к этот мир маленьким червячком. После первых слов он начинает проявлять характер и развиваться в дальнейшем. Он не рождается таким сразу же. И если он, например, появится в семье людоедов, то станет подобным им, но совершенно иным в случае другого воспитания. На самом деле у человека очень интересная работа: быть по факту млекопитающим, но при этом стремиться стать человеком.
При этом за такое гигантское количество времени человечество совсем не изменилось. Оно трансформируется по форме, но, по сути, остается тем же. Единственный неоспоримый вывод, к которому пришло общество, заключается в том, что каннибализм – это плохо. Оно вызывает осуждение у 99% населения планеты, но ни зависть, ни порок, ни предательства не истреблены. Все точно такое же, но в другой одежде и с новыми технологиями.
Юрий Грымов
Пресс-служба театра «Модерн»— Посетители спектакля «Петр» писали, что он не подойдет людям, которые стремятся просто развлечься. Он для более вдумчивого просмотра...
— Понимаете, однозначно сказать, что такое развлечение — трудно. Например, у меня идет комедийный спектакль «МАсквичи» — недавняя премьера. Я давно хотел сделать трогательную историю а-ля Данелия, чтобы герои постановки были знакомы всем. И «МАсквичи» очень популярны у зрителей. Многие смеются, но есть и те, кто не понимает, о чем мы говорим. Этого не предугадать. Тогда как на масштабном спектакле «Война и мир», который идет в «Модерне» при участии хора им. Свешникова, реакция зрителей практически всегда одинакова — восторг. Трагедия же — еще более жесткий и однозначный жанр, а комедия — индивидуальна. У Данелии есть замечательная комедия «Афоня». Это безумно грустная и в то же время смешная история. Главный герой взяточник, предатель, обманщик и алкоголик, но какой симпатичный, в нем мы узнаем себя. Вот такой должна быть для меня комедия.
Спектакль «Леонардо» для меня, с одной стороны, очень сложный в плане постановки, а с другой – невероятно красивый, наполненный образами, искусством. К тому же он раскрывает потрясающую эпоху Возрождения, все чудеса живописи, которые создавались на фоне кошмарных событий — чумы, сифилиса, убийств, отравлений и изнасилований. На контрасте с происходящим в эпоху Ренессанса творили Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль. Все это зрители увидят на премьере спектакля «Леонардо» 17, 24 и 27 октября.
— Кстати, в «Леонардо» главную роль исполнил актер Дмитрий Бозин, чью актерскую работу вы сравнили с божьим даром. Насколько часто вы видите подобное в актерах?
— Я избалованный режиссер и работаю только с такими актерами. Мне повезло сотрудничать и дружить с великими артистами, некоторые из которых уже ушли из жизни. Я влюблен в актеров, это мой инструмент как режиссера. И если Паганини восхищался скрипками, то я не могу не восхищаться актерами. Они занимаются труднейшей профессией. Никогда не сравнивайте актеров театра и кино. В кино все достаточно просто для артиста, а в театре действие происходит здесь и сейчас! И актер может в одном спектакле играть «зайчика», а на следующий день — Пьера Безухова в «Войне и мире».
— В интервью вы часто критикуете кино. Почему?
— Я разочаровался в кино, особенно отечественном, где ушло понятие автора. Поэтому и зрителей в кинотеатрах сегодня немного. В театре же остался зритель, спектакли «Модерна» собирают аншлаги. И в театрах не случилась экспансия американской культуры. Когда-то нам навязали комплекс неполноценности, что мы не можем делать качественные машины, и советский автопром исчез. Потом заявили, что советское кино — это плохо, и теперь каждый студент ВГИКа мечтает работать в Голливуде, не понимая при этом, что там происходит. Это иная система координат. Когда нам говорят, что мы должны снимать как американцы, меня это удивляет. Почему китайцы, корейцы или японцы снимают в своем аутентичном стиле, а мы должны учиться у США? Вот поэтому кинематограф и разрушен.
Театр — это все-таки абсолютно русская история. Понятно, что еще в 4 веке в Китае зародился театр, но художественный театр Станиславского заложил фундамент. Москву можно назвать абсолютной театральной Меккой. Благодаря завоеваниям СССР в столице 89 государственных театров: от маленького помещения в подвале на 40 мест до Большого театра, оперы и балета. И я вижу это, будучи худруком театра «Модерн», все спектакли играются на аншлагах, включая детские постановки. Минимальная заполняемость зала 85%.
— Почему так происходит?
— У людей есть тяга к авторскому стилю, к тому, что в кино уже не увидишь. В театре после открытия занавеса виден автор. Я имею в виду под этим понятием и актеров, и позицию режиссера, и художников. К тому же театр гораздо дешевле в производственном плане, в нем есть экономика. В кино большие риски и ограниченный прокат, который в современной России также убили, в основном американские компании. Русское кино не может сниматься, не имея рынка сбыта. В театре же можно продавать, и экономика считается легко. Тарковский мечтал, чтобы себестоимость картин упала и художник стал свободным. И она падает, но при этом разрушена система проката.
— Зрители ваших спектаклей часто отмечают их злободневность. Для вас театр — это высказывание?
— Конечно, я же не могу ставить спектакли не про себя. Если я делаю постановку по произведению «Война и мир», то это тоже про меня. Это моя интерпретация текста Толстого. В этом есть и мой внутренний запрос, и зрителей, которые покупают билеты.
— Есть те, кто раскритиковал «Петра» за чрезмерный натурализм и «грубые слова». Как вам кажется, неприятие подобного на театральной сцене связано с чем?
— Это ханжество. Знаете, это такой школьный глянец. Образ Петра 1 создал советский кинематограф: этакого широкого, красивого и веселого новатора. Правда, этот портрет вообще не соответствует действительности, так как при создании я руководствовался и мнениями экспертов, исследующих Петра 1. Профессиональные историки уже оценили то, как мы правдиво рассказали о плюсах и минусах императора. Он сломал через колено церковь, равно провел церковную реформу, потерял жену и собственноручно убил сына, казнил 300 человек, а пятерым лично отрубил головы. Хочу еще отметить, что, если бы я разрешил себе вставлять реальные слова, произносимые Петром, то было бы все еще жестче.