Цивилизация
Около года назад в парижском Центре Помпиду прошла большая ретроспективная выставка Люсьена Фрейда – как оказалось, прощальная. Там были и изображенные гениталии, конечно (куда же без них), но, что более важно, там был дух подлинного искусства. Этот человек не исповедовал учение своего деда в примитивно-коммерческом ключе, как поступали многие после смерти (да и при жизни) Зигмунда Фрейда. Люсьен сделал собственные выводы. Совершенно не факт, что его художественная практика понравилась бы Зигмунду, но теперь у них есть возможность обсудить все разногласия напрямую – там, на той стороне, в существование которой оба не верили.
<1>
Преемственность взглядов от деда к внуку кажется не вполне очевидной. Однако Люсьен стал реальным продолжателем дела Зигмунда, только в иной сфере.
Зигмунд Фрейд обозначил не одни лишь основы психоанализа, но еще и произвел революцию в мышлении. Его внук сформировал революцию иного свойства: он из фрейдистского мышления вывел изобразительную формулу.
Разумеется, поклонники сюрреализма не согласятся. Они-то знают: великий доктор зашифровал в своих текстах еще и рецепт великого искусства, которое перевернет мир. Так думал, в частности, Сальвадор Дали, но престарелый Фрейд к его концепции отнесся без всякой симпатии.
Эта твердость основы, смысловая наполненность Люсьена Фрейда резко отличала его от арт-нуворишей, слишком поглощенных славой. Фрейд готовился к предназначению, но не к известности.
Ведь вполне могло выйти так, что внук Зигмунда Фрейда, бежавшего от нацизма из Вены в Лондон, стал бы хранителем мемориального фонда великого деда или занял бы скромное место в ряду целителей душ: чем еще и заниматься после такого великого предка, как не собирать осколки его славы. Но Люсьен Фрейд оказался отдельной, очень сильной личностью в мире современного искусства.
Он сказал однажды, что «рисует людей не как они есть, а какими они могли бы быть».
Вроде бы странное заявление, если учитывать приверженность Люсьена Фрейда к жесткому натуроподобию. Однако все верно: он выводил дух из плоти. Изображал не только лица, но и чресла – и думал при этом о человеческой душе. Таких художников по определению мало. Одним стало меньше.
