Цивилизация
Любой разговор о британском певце по имени Патрик Вулф принято начинать с того, что у него с Россией долгая история отношений, тесная связь и всякое такое, но его третий концерт и правда особый случай. Вчера в Москве он устроил первый в нынешнем туре предпремьерный показ своей новой пластинки «Lupercalia», и тому есть действительно веские причины.
Впервые Вулф приехал в столицу в 2004 году, и это был совсем другой человек – хрупкий долговязый подросток со скрипкой и лэптопом. Выступал он перед такими же, как и он, адептами пресловутой «новой искренности» — у слушателей и музыканта в кои-то веки не было ни малейших причин для взаимных претензий. Второй раз он прибыл два года назад на фестиваль «Avant», кардинально изменившись. Порочная напомаженная бестия Вулф с полноценной группой заставил помещение завода «Арма», ставшее площадкой для фестиваля, трепетать и прыгать, а от былой хрупкости не осталось и следа. Теперь он прибыл закрепить успех. Когда под восторженные визги переполненного подросшими фанатками клуба Б2 артист вышел на сцену (которую сразу захотелось назвать эстрадой), стало ясно, что изменения стали вполне себе творческим кредо.
Теперь Вулф красноволос и вихраст, его почитают актриса Тильда Суинтон и бабушка хиппи Патти Смит. Звезда, что называется, родилась, зрители аплодируют.
Масштаб метаморфоз, впрочем, оказался меньше, чем можно было ожидать — ну так и времени, с другой стороны, прошло немного. Несмотря на всю экзальтированность, музыкально это все тот же глэм, который самопровозглашенному гей-идолу так же к лицу, как и приталенный ярко-красный костюм. Песни, составившие полуторачасовую программу, охватывают примерно все необходимые статусу и образу жанры – с приставкой «барочный», разумеется – диско, фолк, рок, синти-поп.
Аранжировки обогащены струнными и редкими духовыми, фон выстраивают синтезаторы, а несколько раз певец даже брался за небольшую арфу, будто позаимствованную из студии своего кумира Пи Джей Харви, которую он называет британским Бобом Диланом.
Это о том, что касается антуража. Что же до самого артиста, то, судя по тому, как он выводил томные рулады, метался по сцене и манерно садился верхом на стул, его эстетические ориентиры остались прежними, разве что читаются теперь куда более внятно: разумеется, Дэвид Боуи, конечно, Марк Алмонд, без всяких сомнений – Моррисси. От первого Вулф взял привычку к переодеваниям, от второго – романтическую холодность, а от манчестерского поэта – все остальное, и этот выбор стал сколь похвальным (у разменявшего шестой десяток Морисси до сих пор не наблюдается преемников), столь и ошибочным.
Вулф, несмотря на тщательно отрепетированные высокомерие и порочность, так восхищающие нежные сердца, слишком хочет быть большим артистом — и ключевое слово здесь «хочет».
Как и полагается истинному британцу, он строит свои представления почти безупречно, но эта безупречность в его случае чужая, подсмотренная. Он будто бы боится пойти против желаний своей публики, сделать что-то неожиданное, выйти за рамки стиля и, наконец, вкуса, переходить которые не чурались его кумиры. Талантливому вундеркинду Вулфу недостает собственной харизмы, а его местами эпатажная поэзия (в строчке «I will never marry» из хита «Bachelor» он, кстати, открыто ссылается на экс-лидера The Smiths) вторична. Подражая предшественникам и компилируя их повадки, он идет по пути наименьшего сопротивления. Но именно сопротивление одинаковым с лица рок-н-рольщикам, несмотря на блестки и макияж, лежало в основе первой волны глэм-рока, который стал для Британии конца 60-х примерно тем же, чем рок-н-ролл до и панк-рок после.
Впрочем, трогательный момент полного соответствия формы и содержания наступил в тот момент, когда благодарная публика вызвала певца на бис.
Бриолин с чуба уже смыло потом, а красный костюм сменился трогательным комбинезоном. Вулф влез на стул и стал тем, кем он и должен быть, – одаренным восторженным парнем, который пришел залезть на стул и спеть песенку. В общем, как гласит надпись на эксклюзивных футболках, сделанных для московского концерта, главное не карьера, главное – чтобы целовали.
