Иду вчера на Преображенке в одну сторону, а там – парень. Подскакивает к женщине, показывает на приступку: «Купите туфли!»
Прямо на бетоне здания стоят дикого вида — розовые и белые — какие-то бабушкины туфли. Надеюсь, не с мертвой бабушки. Живые женщины проходят мимо, на суетливого парня даже внимания не обращают.
Повернул я обратно, он и ко мне бросается:
— Молодой человек! Купите туфли!
— Зачем же мне туфли? — не выдержал я.
— Ну не вам. Девушке вашей, — растерянно пробормотал он.
Эти туфли от бабушки для какой-то гипотетической девушки меня поразили.
Я давно не видел этих летучих сиротских базарчиков — и вот они опять вернулись.
Раньше все 90-е были одним большим летучим базаром. И вот, кажется, они опять мал-помалу возвращаются. И это, конечно, не радует.
Я помню то время. Возникло ощущение, что где-то треснула ткань бытия, образовалась гигантская прореха, и туда хлынуло новое время. Не то новая жизнь, не то прорвало канализацию. Как будто открылся портал.
Это как при серьезном ливне или (бери выше) наводнении – там все: палая листва, гибридные животные, похожие на сказочных, бумажные стаканчики, химеры, лешие, кикиморы, малиновые пиджаки, первые мобильные телефоны, странные люди и домовые. Тогда мы и получили инъекцию из огромного шприца. Это расширило сознание без всяких наркотиков, потому что ничто так не может расширить сознание, как измененное время. Я где-то говорил это однажды в интервью, повторю и сейчас.
«… Я почувствовал 90-е годы сильной и яростной тревогой, я вдруг стал чувствовать страх. Не могу сказать, после чего он возник: не было никакой точки отсчета, но я понял, как сгустилось облако агрессии. Оно накрыло Москву, как булгаковская тьма, пришедшая с моря. Этот страх носил почти мистический характер. Помню, как ночью ехал к другу на Динамо. Открываются двери, мне надо выходить из этого янтарного пространства зачуханного автобуса, а там ночь. И мне надо пройти еще один квартал. Отлично помню момент, когда перед тем, как ступить туда, в эту черную воду ночи, я делаю вздох, как делают большие собаки: «Ох-охохоох…». И все время до дома я был во взвинченном состоянии, был паническим существом».
Первые двухтысячные тоже были тревожными.
У кого-то недавно прочитал в ленте историю про то, как ребята, студенты, забрались на крышу, на которую лезть было нельзя, как скрутили их милиционеры, как открыл один из милиционеров сумку теперь эту историю вспоминающего и бросил туда коробок. Но вдруг звонок, он берет трубку, слушает немного и говорит: «Отбой!» Потом пузырек вынимает, и все уходят.
Это все частности, не о них даже сейчас речь (хотя эти частности для кого-то поломанная судьба). Речь об ощущении.
Этот старый страх из 90-х опять сгустился, и я иногда его ощущаю физически.
И неважно, что я больше не езжу в желтом аквариуме ночного автобуса, а просто хожу пешком.
… У меня дома есть пластмассовый магический шар. Подделка, ерунда, суеверье. Кто-то подарил, я не выбросил, вот и стоит.
Я иногда его беру, встряхиваю – а там ответ. «Подождите», «еще не время», «не стоит даже начинать», «все будет плохо», «ура, мы победим».
Мне этот шар мои мистически настроенные знакомые искушать не советовали, поэтому я давно его ни о чем не спрашивал. А тут взял, повинуясь какому-то темному порыву, тряханул и, пока он еще не успокоился, спросил: «Будет ли наконец нам всем покой?»
Посмотрел в окошко шара, а там сиреневая надпись: «Все сбудется».
Я обрадовался.
Ну дай бог, думаю, дай бог.
И тут вспомнил, что под покоем еще иногда подразумевают и «вечный». Так что это точно сбудется.
А все остальное – по-прежнему в синеватом тумане.