Цивилизация
19 мая — день рождения пионерской организации. Ее учредили весной 1922 года, через пару месяцев присвоили имя римского бунтаря Спартака, а после смерти Ленина — имя Ленина.
Меня принимали в пионеры в 1961 году, осенью. Я только что перешел в четвертый класс. Прием был то ли в канун октябрьских праздников (которые отмечались 7–8 ноября), то ли сразу после. Неважно. Важно, что это было в торжественные, революционные, краснознаменные дни. Меня приняли в пионеры во вторую очередь — такой был порядок, что в пионеры принимали не всех скопом, а по заслугам.
Первыми шли человек шесть или восемь самых-самых отличников. Им повязали красные галстуки еще весной, как раз 19 мая. Мы им очень завидовали.
Потом приняли нас, хорошистов. Тоже, кстати, человек десять, не больше. Ну, а всех остальных — попозже.
Я очень волновался. От волнения у меня жутко разболелся живот в районе желудка. Какой-то гастрит на нервной почве, наверное. Болело так, что я не мог разогнуться. Сидел на стуле скрюченный и бледный. Учителя и пионервожатые уговаривали меня идти домой. Предлагали даже выделить пару старшеклассников, чтоб довели меня до дому и передали родителям. Но я сказал: «Нет! Я буду терпеть!» И я изо всех сил терпел, пока готовили зал, пока репетировали горнисты, пока раскладывали на столе красные шелковые галстуки.
Наконец нас повели в зал. Живот у меня болел так, что я стоял перед старшей пионервожатой, согнувшись в поясе.
У меня сохранилась фотография, где я стою в дурацкой позе, неловко подавшись вперед, но правой рукой отдаю пионерский салют.
Нам объясняли, что означает этот жест — рука со сжатыми пальцами над головой. Общественное выше личного! Интересы отряда, класса (школьного и рабочего), народа, страны — выше интересов отдельного человека! Ура! Вперед!
Не будем смеяться над советскими лозунгами и советским воспитанием. Это скучно, тем более в стотысячный раз. Уже смеялись, осудили, заклеймили, выбросили на помойку истории.
Осталось лишь понять, каким должно быть нормальное соотношение общественного и личного.
Чтобы и свободную личность не подавлять, не унижать, не оскорблять. Но чтобы и общество не прекратило свое существование как таковое, превратившись в аморфную массу индивидуалистов, не способных ни на какую самоорганизацию и вообще на простое человеческое общение.
Ах, сколько раз нам говорили про коллективистскую Россию и индивидуалистический Запад! Сдается мне, что западный якобы «индивидуализм» был всего лишь необходимым противовесом западной же социальной упорядоченности — чтобы совсем не задохнуться под диктатом городской общины, ремесленного цеха, церковного прихода, корпорации, клуба, бомонда, соседей, сотрудников, родственников.
У нас этого индивидуалистического противовеса на первый взгляд было маловато. Сплошные призывы ставить общественное выше личного. Но только на первый взгляд. На самом деле у нас было маловато социального давления, как это ни смешно. Разве что в деревне, в общине, в пресловутом «мiре». Ну, или в высшем свете, который был способен сжить со свету Анну Каренину — но не способен был противиться царскому своеволию.
Никакой «палаты лордов», никаких «пэров» на Руси не было с XII века, а когда Анна Иоанновна разорвала «кондиции», то есть свой договор с аристократией, аристократия утерлась. Ни тебе ремесленного цеха, ни церковного прихода как способа самоорганизации, ни сильного соседского сообщества в городе. Так что
русский человек, с одной стороны, жил под безраздельной и суровой властью государства, а с другой стороны — был предоставлен самому себе.
Коллективизм расцвел в ходе индустриальной модернизации, с появлением массовой однотипной занятости и массовых армий. Он возник в больших производственных сообществах, как технологическая необходимость: о каком индивидуализме и свободном выборе свободной личности может идти речь на конвейере, в бригаде, в большой конторе, где документ проходит через пятнадцать столов, прежде чем пойти на подпись к начальнику; в полку на марше, наконец?
Пока ты будешь свободно выбирать и тешить свою индивидуальность, все заклинит и застопорится.
Так что давай, парень, вместе со всеми и как положено. А не то — сам знаешь что. Это было свойственно и Западу (где индустриальный коллективизм лег на старинную матрицу), и Советскому Союзу (где это было относительно новым и радостно усвоенным явлением).
Личное служение общественным интересам в СССР стало ведущей социальной ценностью. При этом индивидуалистов, циничных прагматиков и просто людей, умевших ловко обтяпывать свои дела, было, разумеется, очень много. Но их искренне называли пройдохами, прохиндеями и прочими неприятными именами. Прохиндей плевал на общие интересы и жил, эксплуатируя социальный идеализм массы, воспитанной в советском духе. Но он, этот советский прохиндей (да и не советский тоже, вот что интересно!), прекрасно понимал, что поступает неправильно с точки зрения большинства. Действует наперекор господствующей морали. И это портило ему настроение.
Сейчас у прохиндея (виноват, у индивидуалиста) настроение отличное.
Наверное, во всем виновато изменение структуры занятости. Исчезновение громадных фабрик и заводов (точнее, перенос их в Азию), все большее и большее распространение маленьких временных рабочих групп, стартапов, funky-бизнесов, дистанционной, временной, фрилансовой работы, двойной или тройной занятости — все это разрушило ценности коллективизма и общественного интереса. Разумеется, не только это. Тут и права меньшинств, и миграция, и политические разочарования масс. В результате общество никаким боком не похоже на нечто единое — а следовательно, сам вопрос об «общественном интересе» повисает в воздухе.
Казалось бы, вакуум надо заполнить личным интересом. Но вот беда — этот интерес в подавляющем большинстве случаев не выходит за рамки пошлого потребительства.
Как говорится, «ведь я этого достойна» и «управляй мечтой». Красиво. Но в первом случае речь идет о косметике, а во втором — об автомобиле. Человек прежних, индустриально-коллективистских времен воспринимает это как оскорбительную бессмыслицу. Я достойна награды за свои достижения — да, конечно! Но я достойна бархатистых щек? Бред. Я мечтаю стать космонавтом, доктором наук, слесарем шестого разряда, мастером спорта — да! Но я мечтаю об автомобиле с сиденьями с подогревом задницы? Фу.
А вот и не фу. Недавно в одной из социальных сетей обсуждалась такая история. Муж и жена несколько лет копили деньги на первый взнос за ипотечную квартиру. Но вдруг он, радостно улыбаясь, повел ее во двор и показал новый дорогой автомобиль, купленный на эти деньги. «Управляй мечтой!» Интересно не то, что он это сделал, подло истратив общие деньги на свой потребительский каприз, бывают случаи и пожестче. Интересно другое: немало людей поддерживают и оправдывают его: «Поймите, ему просто очень захотелось!»
Неумение учитывать интересы общества ведет к пренебрежению интересами близких людей. Ведет к постыдному инфантилизму.
Коллективизм — или, скажем мягче, ориентация на общественный интерес — штука скучная, но в общем-то полезная. Потому что общество индивидуалистов невозможно в принципе, как невозможно государство шизофреников. Там обязательно растратят чужие деньги, потому что очень хочется купить новый гаджет. Или откроют шлюзы, просто чтобы посмотреть, как во время наводнения все бегают и кричат.
Но коллективизм непременно вернется, и довольно скоро. Транспортная революция отнимет у мужчин их любимые игрушки, а распределенная занятость в компьютерных сетях сформирует коллективы покрепче старой английской фабрики. С потогонной системой, штрафами и увольнениями.
Так что пионеры XXI века снова будут держать над головой ладошку с сомкнутыми пальцами. Будь готов!
