Цивилизация
Были времена в нашей истории, когда Россия не только «возвращала и укрепляла» территории и суверенитет, соответственно, но хоть отдавала… но все равно укрепляла. Речь о продаже Аляски, которую недавно одна чиновница в шутку назвала исконно русской территорией. А в каждой шутке есть доля шутки. Есть версия, согласно которой Аляску открыл (со стороны Сибири) еще в середине ХVII века Семен Дежнев, но все же официально сия честь отдана отечественной историей Михаилу Гвоздеву (экспедиция 1732 года) и Витусу Берингу и Алексею Чирикову (1741). C 1799 года до середины ХIХ века этой территорией фактически управляла Российско-Американская торговая компания, которая «взошла» в основном на продаже мехов.
И вот, 20 июня 1867 года президент США Эндрю Джонсон объявил о покупке Аляски у России. Впрочем, эта дата условна, процесс был растянут на полтора года, а начался и того раньше.
Самое любопытное, конечно, в этой истории то, что Америка не очень-то хотела изначально покупать эти «бесполезные земли». У нас же до сих пор некоторые любят пошутить про то, что, мол, зря отдали. А совсем отчаянные шутники еще вставят нечто про то, что «надо бы вернуть взад».
Итак, была ли эта территориальная потеря неизбежна? И не продешевил ли царь Александр Второй?
На решение о продаже Аляски повлияло стечение сразу двух неблагоприятных обстоятельств. Первое – это то, что в результате массовой добычи пушного зверя – а главным объектом интереса для добытчиков был тогда калан (морская выдра), причем именно его северный вид, обитавший на Аляске, – произошло резкое падение поголовья. Соответственно, резко упал и экспорт (он шел в Китай, а также в Европу и Америку). Это был удел не только Российско-Американской компании, но и всех подобных компаний из Британии и Америки, работавших на Тихоокеанском побережье.
И если в лучшие годы маржа РАК составляла комфортные 400 тысяч рублей в год (из 500 тысяч выручки), то на момент продажи Аляски у РАК перед казной накопился долг в 725 тысяч рублей, который был после прощен, а сама компания перешла на дотации из бюджета (200 тысяч рублей в год). А все потому, что данное «частно-государственное партнерство» не сумело вовремя слезть с «меховой иглы». При том что, вопреки расхожим представлениям, золото в тех местах было обнаружено не после продажи ее русскими, а еще в 1850-х годах. Но его сознательно не стали разрабатывать, чтобы не привлечь в регион не только частников-золотоискателей, но и вооруженные отряды из «недружественных государств», защититься от которых, как отлично понимали в Петербурге, у империи сил не было. Да и количество русских поселенцев было невелико, оно даже в «жирные годы» никогда не превышало пары тысяч человек. На момент продажи русских проживало 812 человек, по другим данным, 2,5 тысячи, но еще было не менее 12 тысяч принявший православие индейцев.
При этом РАК более-менее регулярно продолжала выплачивать дивиденды, ведь акционерами ее были многие в том числе члены царской фамилии. На развитие денег в таких условиях уже не оставалось. А могли бы вложиться и в золото, и даже в нефтеразработки. Правда, в последние годы существования у РАК еще и «менеджмент» весь сменили: вместо опытных коммерсантов, которые еще могли бы что-то поправить и перестроить, поназначали преданных военных офицеров, которым вся эта коммерция была по барабану.
Второе обстоятельство было куда трагичнее – катастрофическое поражение в Крымской войне. Которую поэт, дипломат, а одно время даже и главный цензор при МИДе России Федор Тютчев метко назвал «войной кретинов с негодяями». И если перед ее началом он воодушевленно призывал на борьбу с турками – «Вставай же, Русь! Уж близок час!», то по мере раскрытия всех прискорбных обстоятельств этой кампании настроение его поменялось. В письме своей супруге он так уже пишет: «Как жалом уязвлены были русские люди внезапным светом обличившейся правды: нашею воочию явившеюся несостоятельностью – административною, военною, дипломатическою…»
В Крымскую войну император Николай Первый вляпался то ли по глупости, то ли от самонадеянности и непомерных амбиций. Он давно мечтал захватить черноморские проливы Босфор и Дарданеллы, воплотив мечты еще Екатерины Второй. Момент был сочтен подходящим: Османская империя выглядела как смертельно уже больной человек.
Однако на свою и нашу беду, вместо того чтобы тихо скончаться, лишь усиливала гнет и подавление свободолюбивых чаяний славянских балканских народов, по большей части еще и православных. Их освобождение ставилось Николаем «сопутствующей задачей». Коллективный Запад, как ему свойственно, интриговал и отнюдь не мешал тому, чтобы русский император именно что «вляпался», – вдруг удастся и от него что-то потом откусить – не Финляндию, так Кавказ. То есть подначивал.
Николай перед войной сумел в последний момент настроить против себя еще и французского императора Наполеона Третьего, который прежде не горел желанием таскать каштаны из огня для англичан, которые были настроены максимально ослабить Россию и оттеснить ее от Балкан и вообще Средиземноморья.
Какой-такой еще Бонапарт, мы всех бонапартов разбили еще в 1812-1813 годах, наверное, подумал царь Николай, обратившись в поздравлении к новому императору в связи с восшествием на престол «мой друг» – вместо положенного по тогдашнему этикету «мой брат». Это все равно что теперь «средний палец показать». Вдобавок ко всему султан передал ключи от храма Рождества в Вифлееме католикам, то есть тем же французам. Ну и понеслось – это и стало casus belli. Но вместо одной Турции пришлось воевать со всем тогдашним коллективным западом.
С Турцией мы бы справились и своими гладкоствольными ружьями (на что, видимо, Николай и рассчитывал, не успев провести модернизацию армии по этой части). А вот против нарезных у англичан и их европейских союзников боестолкновения превращались просто в расстрел русских на расстоянии. Потери только убитыми у нас составили не менее 140 тысяч человек.
После поражения финансы империи, доставшиеся в наследство Александру Второму, «пели романсы», пришлось залезать в долги. Поддерживать еще и РАК? Нет уж, лучше «оптимизировать», «срезать косты». Идея продажи Аляски возникла еще в 1857 году. Другим аргументом стала угроза попадания владений в руки ненавистных англичан, уже активничавших в тех краях. Причем даром. Кстати, в снабжении того, чего не могли дать индейцы, русские колонисты Аляски целиком и полностью зависели от британских и американских торговых компаний. Наконец, именно в ту пору происходит наш тогда первый «разворот на восток», а именно к Китаю. А результате заключения Айгунского (1858) и Пекинского (1860) договоров мы весьма удачно приросли территориями: был присоединен нынешний Дальний Восток. И было решено, что лучше сосредоточить силы на Владивостоке и Хабаровске, нежели на далекой Ситке на Аляске.
Но кому же продать-то это ненужное богатство? Мысль об Америке родилась сразу (хотя есть легенды про княжество Лихтенштейн, но серьезных подтверждений им нет). Во-первых, она рядом и все равно рано или поздно эти земли заполучит. Во-вторых, она тогда не принадлежала к «коллективному Западу», а считалась дружественной страной.
«Из всех стран на земле наиболее популярными в России остаются Соединенные Штаты. Между русскими и американцами никогда не было ни антипатии, ни серьезного столкновения интересов, и только от России США неизменно слышали слова симпатии и дружбы», – кто же написал эти сокровенные слова в 1866 году?
Михаил Катков, который уже позже, при Александре Третьем, станет одним из главных идеологов реакционных контрреформ.
Окончательное решение было принято в конце 1866 года. К тому времени уже прошли переговоры между русским посланником США Эдуардом фон Стеклем и госсекретарем Уильямом Сьюардом. Стекль, кстати, был женат на американке, но тогда такое родство не мешало (скорее наоборот) занимать государственные должности. А вот Сьюард, с которым Стекль тесно дружил, оказался ключевой фигурой, благодаря его упорству и удалось пробить одобрение этой не очень-то желанной изначально покупки конгрессом.
Сьюард (который, теоретически, мог выиграть президентские выборы еще у Линкольна) был экспансионистом, сторонником политического единства всей Северной Америки. По его словам, латиноамериканцы, англичане и русские своей деятельностью на американском континенте лишь закладывают основы для будущих Соединенных Штатов, столицу которых он видел в Мехико. К тому же госсекретарь был еще и, как сказали бы сейчас, британофобом. А «насолить англичанке» было, напомним, одним из аргументов в пользу продажи Аляски. Антиподом госсекретарю был русский министр иностранных дел Александр Горчаков. Он довольно долго сопротивлялся идее, поскольку считал, что русские земли нельзя никому отдавать в принципе. Но потом все равно согласился. А как царю возразить?
Стекль и его американские собеседники по переговорам яростно торговались по цене. Американцы начали с 5 млн долларов, но в итоге согласились на 7,2 млн долларов, на которых настаивал русский царь. Много это или мало? В нынешних деньгах примерно 140 млн долларов. Сейчас в Штатах, да и у нас, принято уничижительно писать, что, мол, два цента за акр – это почти даром. Сравнительно с расходной частью бюджета Российской империи тогда – тоже невеликая сумма. «Обменный курс рубля», привязанный, собственно, к золоту, как и доллар, в те времена был 1,6 за доллар.
Куда пошли потом эти деньги? Своровали (есть такая версия)? Золото утонуло по пути? Вывели за границу? Вот что говорит документ российского Минфина: «За уступленные Северо-Американским Штатам российские владения в Северной Америке поступило от означенных Штатов 11 362 481 рубль. Из числа 11 362 481 рубль израсходовано за границею на покупку принадлежностей для железных дорог: Курско-Киевской, Рязанско-Козловской, Московско-Рязанской и др. 10 972 238 рублей. Остальные же 390 243 рублей поступили наличными деньгами». Правда, некоторые историки полагают, что из-за задержек в поступлении платежей (спустя 13 месяцев после обмена ратификационными грамотами) и по другим причинам недостача составила 341 838 рублей (или 213 648 долларов). Об их судьбе пока ничего неизвестно. Но есть догадки.
Ратификация договора о продаже Аляски в Америке шла не без проблем. Либеральная пресса просто бесновалась: мол, земли эти бесполезны, нам не нужна эта «Моржероссия», она же «зоопарк полярных медведей президента Джонсона» и «сундук со льдом». Часть общественности сильно возбудилась по поводу ненужной траты денег налогоплательщиков. К Аляске даже приклеился обидный для госсекретаря ярлык – «причуда Сьюарда». Несправедливо.
Однако большинство газет все же идею поддержали. Многие также полагали, что приобретение Аляски проложит путь уже к захвату провинции Британская Колумбия в Канаде (потом Британия и США закрыли этот спор отдельным договором). Сенат проголосовал за ратификацию договора 37 против 2. Из 72 мест, шесть из которых были вакантными. То есть едва кворум набрали.
Решающую роль сыграла эмоциональная речь одного из самых знаменитых в то время политиков (и ораторов) Чарльза Самнера от Массачусетса, главы комитета по международным делам, в прошлом видного аболициониста. Его мотивы, впрочем, были не вполне альтруистичны: он защищал интересы китобойных и торговых компаний Новой Англии, намеревавшихся освоить тихоокеанское побережье. И таки его усилия потом были вознаграждены: сразу после покупки начался подъем объемов добычи китов и тюленей, прибыль от которой уже скоро в несколько раз перекрыла расходы на приобретение полуострова. Эти компании процветали, в отличие от сгинувшей вскоре РАК. Впрочем, для бюджета США содержание Аляски еще долго будет в убыток: доходы от продажи лицензий и прочие налоги не покрывали расходов на управление далекой территорией.
Сложно проходил вопрос через палату представителей: ведь именно она, как имеющая приоритет во всех вопросах, касающихся ассигнований, должна была одобрить выплату русскому царю денег. Большинство после долгих проволочек согласилось (113 за против 43). Решающую роль в протаскивании согласия на эти ассигнования через палату представителей сыграл ее спикер (это как нынче Нэнси Пелоси), республиканец тоже от Массачусетса Натаниэль Бэнкс. Знаете, почему он так старался? Он надеялся, что в качестве вознаграждения госдеп отправит его послом в далекую, но могущественную Россию, в блистательный Петербург. Его надеждам, впрочем, не суждено было сбыться.
Однако в ходе последовавшего вскоре расследования выяснилось, что русский посланник потратил немыслимые по тем временам суммы (чуть ли не 140-150 тысяч долларов) на подкуп лоббистов и самих конгрессменов с тем, чтобы протащить сделку. Вот были времена! Может, тут и кроется та самая «недостача»?
Судя по всему, на взятки пошли те самые 165 тысяч долларов, которые Александр Второй выдал фон Стеклю с недвусмысленным намеком пустить «на понятные цели». После продажи чек на 7,2 млн долларов Минфин США выписал лично на имя русского посланника, а уж он расплатился с казной. Но на фоне скандала вынужден был уйти в отставку, получив единовременно от царя 25 тысяч рублей, ежегодную пенсию в 6 тысяч рублей и теплые слова благодарности. Уедет в Париж и там умрет, не дожив 4 года до «золотой лихорадки» на проданной им Аляске.
Окончательно общественное мнение Америки оттаяло по отношению к Аляске, согласившись, что это была хорошая сделка, как раз после 1896 года, когда там началась «золотая лихорадка». Но русские на Клондайке уже не были резидентами.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.