Цивилизация
У одной моей приятельницы есть чрезвычайно раздражающая привычка. Каждое, даже самое незначительное событие в России она комментирует словами «А вот в Европе…»
Нахамили в социальной сети? В Европе такой гад уже сидел бы в тюряге. Коллега закрутила роман с боссом? В Европе их бы давно уволили — обоих, с волчьим билетом! Женщина на шпильках, в облегающем платье? В Европе так никто не одевается, там на женщину не смотрят как на сексуальный объект! Что, у нас в районе открыли удобный МФЦ, где можно быстро получить практически любой документ? Да в Европе это уже сто лет как нормально, и только мы тут восхищаемся, что вылезли из пещеры.
В какой-то момент я даже стала коллекционировать ее невероятные познания об этой самой Европе. Во-первых, конечно, там никто не ворует, не обсчитывает и не пытается при любой возможности обмануть ближнего. А кто это делает, тот «сто процентов» выходец из бывшего СССР, беженец с Ближнего Востока или отщепенец из местных, который мог бы стать человеком — в Европе у каждого ребенка счастливое детство! — но что-то пошло не так. Связался, наверно, с выходцами и беженцами. Во-вторых, все платят налоги. А кто не платит, тот сидит в тюрьме. В третьих, в Европе нет бедных. Небогатые люди, конечно, есть, но чтобы вот прямо нищета — это нет. А кто нищий, тот просто не хочет работать, потому что в Европе есть все условия для честного бизнеса, социальные лифты и множество приютов для бомжей. И вообще, в Европе государство заботится о людях. А люди уважают друг друга, и европейское общество само выталкивает расистов, ксенофобов и прочих нетолерантных личностей. Так оно устроено, европейское общество. А. И еще там нет коммунистов. Подруга сказала «коммуняки».
— Знаешь, — не выдержала я, — у меня есть друзья — французы, итальянцы, португальцы, конечно, которые состоят в местных коммунистических партиях. И, предупреждая твой вопрос, нет, они не отщепенцы, не выходцы и не сумасшедшие. Просто у них такие политические взгляды.
— Ну, может, тебе стоит более тщательно выбирать круг общения? — пожала плечами приятельница.
Доводить до ссоры я не хотела. До ссоры довела она — рассказом о том, как ругалась с каким-то российским банком, который не удовлетворил ее клиентский запрос в полной мере.
— В Европе это было бы просто невозможно! — привычно резюмировала она.
— В Европе моим друзьям при открытии счета понаставили в договоре галок, и они год — год! — оплачивали несколько ненужных им страховок, кредитных карт и еще какой-то фигни на 200 евро в месяц! — завопила я. — А когда они разобрались, между прочим, со скандалом, почему такие деньги просто списываются со счета, им никто ничего не вернул!
— Но почему же они не подали в суд??
— Да потому что суд может тянуться года три! И стоить это будет как чугунный мост, и абсолютно не факт, что они выиграют, а адвокат в любом случае выкатит им счет тысяч на шесть евро! И нет, они не коммунисты, не нелегалы и не беженцы!
Приятельница подумала и сказала:
— Ну, значит налоги не платят.
— Они как раз платят! Но я тебе открою маленький секрет: далеко не все в Европе платят налоги. Собственно, их не платит огромное количество людей. Любой, кто может не платить — тот и не платит. А тот, кто платит, не сильно-то доволен.
— Но там хотя бы знают, на что эти налоги идут!
Я вспомнила стихийную свалку под окнами своей лиссабонской квартиры и ежегодный городской налог на вывоз мусора и сардонически захохотала.
— И все равно, что-то с этими людьми не так. В Европе такого не может быть, — упрямо сказала приятельница.
И тогда я зачем-то стала рассказывать ей про то, как десять лет назад, когда у нас не хватало денег на дачу в Подмосковье и мы купили квартиру в Лиссабоне, я сама пережила и восторг неофита, и жгучее разочарование от того, что все тут не так, как я ожидала. Здесь тоже есть расизм, гомофобия, коррупция, плохие дороги и воровство. Здесь тоже бегают от налогов и алиментов. Здесь тоже отжимают бизнес и недвижимость, государство всегда примет сторону богатого, и люди могут быть очень неприятными. Фуфломицин, таблетки-пустышки, диктат корпораций, финансовые пирамиды. Недобросовестная конкуренция, продажная пресса, бюрократия — все есть, причем в масштабах, превосходящих самые мрачные ожидания. И за всеми этими открытиями, сделанными за пределами пляжей, последовало еще одно: люди везде люди.
Вне зависимости от страны проживания, они способны и на прекрасные поступки, и на подлость, и если ты не хочешь иметь с ними дела — отправляйся на Марс. Но только один, потому что любое, даже самое маленькое сообщество очень быстро породит все то, от чего ты пытаешься убежать.
Когда осознаешь эту простую, в общем-то, истину, гнев и разочарование уходят, и остается только спокойная любовь к стране, которую ты выбрал своим вторым домом.
Приятельница выслушала меня с чрезвычайно скептическим видом и сказала:
— Я, конечно, в Европе не живу, я живу в этом богом забытом месте, но…
И тогда до меня дошло, что я битый час распиналась перед человеком веры. Нам всем в большей или меньше степени нужно верить в рай. В то, что все происходящее имеет смысл больший, чем просто тянуть день за днем лямку повседневности. В то, что Китеж-град, или небесные чертоги, или Валгалла — назовите как угодно! — существует, и однажды, если мы будем хорошими, то окажемся там.
Просто кто-то выбрал своим раем Скандинавию, Британию или Соединенные Штаты.
Условный «цивилизованный мир», как правило, религия людей интеллигентных: они слишком образованны, чтобы верить в загробную жизнь, поэтому их рай имеет четкое географическое положение. Но это не делает его менее эфемерным.
Как любую фанатичную веру, веру в «цивилизованный мир» не могут поколебать какие-то жалкие факты. Иных, особо верующих, не убеждает даже переезд — они продолжают цепляться за свои иллюзии и разорвут любого, кто посмеет усомниться в существовании их рая. В каком-то смысле это даже величественно. А в каком-то и опасно: в гневе они, как любые фанатики, довольно страшны, поскольку оперируют не доводами рассудка и здравым смыслом, но голыми эмоциями.
Так что больше я не буду спорить и что-то доказывать. И дело даже не в том, что я чту Уголовный кодекс и не хочу загреметь по статье об оскорблении чувств верующих. Просто я на самом деле уважаю чужую религию — какой бы нелепой она мне ни казалась.
