Цивилизация
Вердикт Страсбургского суда по правам человека, запрещающий вешать католическое распятие в итальянских школах, вызвал бурю протестов на Апеннинском полуострове. Петицию против этого решения, помещенную в Facebook, в первую же пару часов подписали более 20 тысяч человек. Между тем дело это далеко не новое. Мать двоих детей Сойле Лаутси, финка по происхождению, проживающая на северо-востоке Италии, подала свой иск против навязывания ее детям чужой веры в школе еще 8 лет назад. В итальянских судах разных инстанций она проиграла, а вот Страсбургский суд признал ее правоту.
По-другому и быть не могло. Дело в том, что итальянское законодательство в этом вопросе носит весьма специфический характер.
В Италии по сей день соблюдаются Латеранские соглашения, которые правительство Муссолини заключило с Ватиканом еще в 1929 году. В них четко расписаны отношения между светской и религиозной сферами. И католическое распятие должно висеть в классах всех итальянских школ без исключения.
После 1984 года, когда католицизм перестал быть государственной религией Италии, это правило соблюдается менее строго, но формально его никто не отменял. И седьмая статья конституции страны по-прежнему утверждает законность Латеранских соглашений.
Однако столь единодушная реакция итальянцев на решение Страсбурга вызвана вовсе не приверженностью старому конкордату. Италия тоже подвергается натиску секуляризации. Итальянская интеллигенция — и в особенности молодежь — выступает с резкими антиклерикальными заявлениями. Но растет и встречная консервативная волна. Как показал референдум трехлетней давности, Ватикану, хоть и с большим трудом, удалось убедить большинство итальянцев в правильности своего критического отношения к искусственному оплодотворению и экспериментам со стволовыми клетками.
Вместе с тем у всех на памяти обструкция, которой подвергли папу Бенедикта студенты римского Ла Сапьенца, не пожелав видеть его в стенах родного университета. Однако
решение Страсбурга не нашло поддержки и среди секуляристов. Дело в том, что оно было воспринято не как антицерковное, а как антиитальянское.
Самые разные политические силы страны дружно обвинили Страсбург во вмешательстве во внутренние дела Италии, более того — в посягательстве на ее культурную и национальную идентичность. Распятие – это не только религиозный символ: исторически играет огромную роль в итальянском искусстве, возмущались даже некоторые социалисты, которых никак не заподозришь в любви к католической церкви. Что же, по воле этих космополитов из Страсбурга итальянцам лишаться своей национальной исключительности?
Политика ЕС по созданию пространства, в котором могли бы мирно сосуществовать представители разных культур и религий, отличается четкой последовательностью. Европа становится все более разноликой и, чтобы это новое смешение народов не вело к бесконечным конфликтам, надо найти единый язык общения. И он должен быть нейтральным, а значит, светским. Ничего принципиально нового в этом нет. Европейская секуляризация во многом стала ответом на страшные религиозные войны, которые обескровливали континент на протяжении не одного столетия. Так зачем же снова наступать на те же грабли? История, казалось бы, научила, как избежать этого.
Однако все оказалось не так просто. Отделение церкви от государства, которое произошло в большинстве европейских стран и завершается в остальных, не стало панацеей. Скажем, формально этот принцип соблюдается и во Франции, и в Италии. Но насколько по-разному он осуществляется в этих странах, культура которых восходит к общему наследию!
Закон о запрещении религиозных символов во французских школах встретил протесты со стороны религиозных консерваторов, но был принят Национальным собранием и худо-бедно проводится в жизнь. Вопрос о распятии в итальянских школах не развел верующих и секуляристов по разным углам, а, напротив, сплотил их вокруг защиты национальной культуры.
Проблема того, где кончается культура и начинается религия, по-разному решается даже у исторически близких друг другу народов. А что же говорить о тех, что всегда находились вдали друг от друга, а теперь обречены на соседство вследствие глобализации? Причем борьба за свою культурную идентичность обостряется именно как реакция на глобализацию. Религию можно попытаться превратить в частную заботу человека (европейская секуляризация показала, как это делается), но можно ли подобным образом «секуляризовать» культуру?
Наднациональные структуры ЕС все больше напоминают сапера, который пытается обезвредить новейшее минное поле миноискателем времен Второй мировой войны.
В середине прошлого столетия измученному страшными катаклизмами человечеству показалось, что можно выработать единые рациональные процедуры, которые помогут ему контролировать мировые политические процессы. Возникли международные организации, которые опирались на эти процедуры. Такая иррациональная вещь, как религия, рассматривалась ими как личное дело индивида и по возможности выводилась за пределы общественных процессов, чтобы сделать их более предсказуемыми и безопасными. Однако сейчас она снова настойчиво просится назад, восставая против привычных секуляристских инструментов. Подъем религиозного консерватизма происходит по всему миру. И Европа не исключение.
Более того, выясняется, что культура также не желает подчиняться стандартным рациональным правилам поведения и изо всех сил защищает свою уникальность и неповторимость.
