Цивилизация
В феврале 2006 года аналитический клуб «Европа-2020» первым написал о том, что американскую экономику в ближайшее время ожидает экономический кризис, сравнимый по масштабам с Великой депрессией.
Два с половиной года назад Федеральная резервная система США перестала публиковать показатель М3, по которому можно узнать количество долларов в обращении. Этот показатель публиковали с 1959 года и вдруг прекратили, но это вовсе не означало, что он перестал и подсчитываться.
Кроме того, оказывается, уже тогда обсуждались планы создания международного финансового консорциума, который должен был в случае возникновения трудностей спасти банки Morgan Stanley и Goldman Sacks, занимающиеся размещением американских долговых обязательств. В начале этого же, переломного 2006 года тихо, не привлекая внимания, ушел в отставку второй человек ФРС, ее вице-президент Роджер Фергюсон, хотя по контракту он мог оставаться на своей должности вплоть до 2014 года. Впрочем, Алан Гринспен, тоже вовремя успел ретироваться с корабля, который когда-то казался таким непотопляемым. И теперь при его отсутствии на официальных должностях в воздухе повисает множество вопросов, например: почему во всей Калифорнии только четыре клерка занимались контролем огромного ипотечного рынка?
Неконтролируемое «саморазмножение» производных ипотечных бумаг сопровождалось не менее активным ростом американского долга. И в результате почти в той же пропорции возрастало количество западных аналитиков, предупреждающих о неминуемом кризисе. Состоявшаяся в августе 2007 года традиционная встреча ведущих американских экономистов была посвящена именно этому.
С лета 2007 года начались первые серьезные обвалы на американских и европейских биржах, а западную экономику начал охватывать классический кризис ликвидности. Никто никому не давал денег в кредит, поскольку берегли их для более трудных времен.
И, хотя, например, Европейский центральный банк роздал в августе 2007 года кредитов на 94,8 млрд евро, а в конце этого же года добавил еще 348,6 млрд евро, положительный эффект от этих мер был совершенно не очевиден.
Проблемы отодвинулись, но не решились, деньги циркулировали достаточно вяло, поскольку все опасались, что худшее только впереди и нужно запасаться самому. Никто никому не верил. И никто не признавался, сколько именно плохо обеспеченных американских ипотечных бумаг банки разных стран имеют в своих портфелях. Западные рынки потеряли главное — взаимное доверие. Когда экономика на подъеме, расцветают кредиты и надежды, а общий оптимизм толкает рынок вверх. Когда же все ждут обвала, то неминуемо должна раскручиваться негативная кризисная спираль. О приближающемся кризисе говорили открыто, не сомневаясь в его наступлении. Всех заботило другое: кто окажется среди проигравших?
Но был в этом бушующем экономическом море и «остров доверия» — Россия. Зимой 2008 года, когда уже месяцев восемь все только и обсуждали проблемы с американской ипотекой, Россия включила в перечень того, куда могут инвестироваться деньги бывшего стабфонда, печально известные ныне Fannie Mae и Freddie Mac. Сейчас нас уверяют, что это фантасмагорическое решение не принесло больших убытков. В этом хотелось бы убедиться не только депутатам, к которым Кудрин недавно не пришел с отчетом, но и всем остальным россиянам.
Пока Россия субсидировала американский финансовый рынок, кризис шел своим чередом, набирал обороты и наконец захлестнул всех.
И здесь приходится напомнить классическое положение, что любой кризис – это ответ на накопленные проблемы. Уже сейчас перегретый рынок недвижимости США «просел», по разным подсчетам, на 20–30%. И, очевидно, это совсем не предел. Информации же о серьезном снижении цен на московскую недвижимость не поступает. И, очевидно, пока не поступит.
Тем временем поразительнейшим образом происходит копирование самых неоднозначных шагов западных правительств. Уже прошлогодние миллиардные кредиты ЕЦБ, как признается многими, были выброшены на ветер. А реально повысившуюся инфляцию сейчас всю списывают на продовольствие и топливо. Нынешние планы поддержки тонущих банков, возможно, тоже лишь разгонят инфляцию. Одно хорошо: многие европейские правительства уже повысили или собираются повышать величину вкладов, которая подлежит компенсации. А ведь это и есть самое главное для успокоения населения, а вовсе не спасение некомпетентного менеджмента ряда банков. Минимальный европейский порог для полной компенсации вкладов – 100 000 евро, что значительно выше нынешних законодательных российских 700 000 рублей. А Ирландия так вообще предоставила неограниченные гарантии по вкладам, причем не только личным, но и межбанковским. Кроме того,
стремление некоторых стран, в особенности Америки, поддержать падающий фондовый рынок продиктовано отнюдь не только дружеским участием в судьбе финансистов, как это можно наблюдать сейчас в России. А таким очевидным фактом, что пенсии большинства американцев, равно как и англичан, канадцев, датчан и японцев, зависят именно от фондового рынка.
Если он окончательно рухнет, то под его обломками будут похоронены пенсии миллионов человек.
Относится ли это к России? Жалко, конечно, тех, кто потратился на «народные IPO» «Роснефти», Сбербанка и ВТБ, но принципиально фондовый рынок не меняет пенсионное будущее россиян. Более того, те же самые фонды, которые рекламировали «солидную прибавку к пенсии», сейчас рискуют оставить своих вкладчиков ни с чем, если они полагались только на биржу. С другой стороны, зачем фондам было настораживаться и слушать западных аналитиков, когда весной 2006 года бывший министр экономики Евгений Ясин, комментируя прогнозы о возможном кризисе, назвал их «полным бредом». Зачем диверсифицировать активы, когда министр Алексей Кудрин в разгар мирового экономического кризиса описывает Россию как «остров стабильности», прекрасно зная, насколько наш фондовый рынок перегрет, в том числе и западными деньгами.
Деньги как приходят на рынки, так с них и уходят. Чувство собственной всесильности сменяется растерянностью: за что? Хотя в этой ситуации полезно задавать совсем иные вопросы. Например, почему та же Европа, не имея ни нефти, ни газа, все время где-то находит деньги, и чтобы за все это платить, и чтобы вкладывать их в развивающиеся рынки, и почему, когда деньги изымаются, то все там начинает рушиться? Почему Россия, имея нефтяные сверхдоходы, не в состоянии «обрушить» ни одну биржу мира, а, наоборот, из всех возможных вариантов вложений нефтяных денег выбирает наиболее проигрышный?
Но сейчас все эти вопросы уже не актуальны. Актуально другое: как выкарабкиваться?
У России был поразительный исторический шанс, данный ей невероятным ростом цен на энергоносители. В свое время благодаря такому же шансу Норвегия стала первой страной мира по уровню жизни, а Арабские Эмираты превратились из прибежища бедуинов в современное государство.
Российскими же нефтяными деньгами из переименованных и перетасованных фондов сейчас пытаются тушить пожар у тех, кто активно способствовал в том числе и надуванию «пузырей» на российских биржах.
В свою очередь, московское правительство планирует выложить два миллиарда долларов на помощь прикормленным строительным компаниям, хотя большинство из них прекрасно вышли бы из положения, начни они распродавать построенные метры по нынешней реальной цене, то есть процентов на тридцать дешевле. Вместо этого титаническим усилиями цена будет держаться на прежнем уровне. Тут либо поставленная «плотина» из бюджетных денег рухнет, либо проблема отодвинется на потом, и это завтра окажется гораздо более удручающим, чем сегодня.
Из Великой депрессии 1929 года Америка вышла с новой экономической политикой Рузвельта; из кризиса восьмидесятых – с «рейганомикой», которая в том числе подразумевала реальное, а не прокламируемое стимулирование инновационного развития экономики и снижение расходов на государственный аппарат. Энергетические кризисы последних тридцати лет поспособствовали тому, что Европа на семьдесят пять процентов сократила свое энергопотребление, сделав ставку на ресурсосберегающие технологии.
Неужели российское правительство считает, что ему не придется ничем пожертвовать, чтобы выкарабкаться из кризиса? Ни перегревом на рынке недвижимости, ни отсутствием реальной модернизации, ни поразительными издержками на всех уровнях? Для понимания наших собственных кризисных процессов хорошо бы понять, например, такой необъяснимый с точки зрение физики факт: почему километр Московской кольцевой дороги стоит почти в два раза дороже, чем километр адронного коллайдера, проложенного в ста метрах под землей и начиненного техникой? И если физика бессильна объяснить этот факт, то такой гибкой науке, как экономика, это вполне под силу. Так же как и сформулировать новые агитки для объяснения причин кризиса, инфляции и запредельных цен на жилье.
