Цивилизация
Скандал с выставкой «Запретное искусство», обернувшийся возбуждением уголовного дела против директора Сахаровского центра Юрия Самодурова и куратора Андрея Ерофеева, на первый взгляд, напоминает «культурные войны», которые в последнее время участились в Европе и США. Но только на первый. Приглядевшись, замечаешь разницу.
«Культурными войнами» на Западе называют конфликты между религиозными консерваторами и защитниками свободы высказывания. Они происходили на протяжении всего XX столетия и заканчивались, как правило, в пользу искусства.
К примеру, фильм итальянского неореалиста Роберто Росселини «Чудо» в начале 50-х был объявлен кощунственным и запрещен к показу в США. Но запрет продержался недолго. Через пару лет Верховный суд отменил его как неконституционный.
Ситуация обострилась к концу века. В мировых религиях начался подъем фундаментализма, а процесс глобализации привел к своеобразному эффекту: фундаменталисты всех мастей заряжаются теперь друг от друга энергией протеста. Христиане кивают на мусульман – смотрите, как рьяно они сражаются с кощунственными выходками. Не остаются в стороне и другие. И мы видим, как организуются пикеты, пишутся петиции. А наиболее самозабвенные защитники святынь прибегают к прямому насилию.
Как решается эта проблема в Европе и за океаном? Начинается все с публичных дебатов. Они происходят на страницах качественной прессы, на многочисленных форумах и конференциях общественных организаций. Выявляется суть проблемы: возник конфликт между двумя равно уважаемыми ценностями – свободой слова и свободой религии. Люди, живущие в демократическом обществе, имеют право на то и на другое. Значит, надо договариваться. Результаты компромисса закрепляются в официальных документах. Например,
в резолюции ПАСЕ «Об угрозе жизни и свободе выражения мнения журналистов» говорится, что журналисты имеют право «подвергать сомнению религиозные догматы и практики». Но также утверждается, что «демократия обретает смысл лишь в том случае, если свобода выражения мнения и свобода религии идут рука об руку».
Поставьте на место журналистов художников или писателей — суть остается прежней. Документ признает, что свобода слова имеет не меньшее значение, чем свобода религии, и не следует сталкивать их лбами.
В России происходит нечто иное. Нет развитого гражданского общества, нет и нормального публичного обсуждения. Вместо этого заботу о разрешении конфликта берет на себя государство. Для него из двух названных свобод безусловный приоритет имеет религиозная. Государство рассуждает по-простому: от религии есть хоть какой-то прок. В обществе худо с моралью, вот пусть церковь с этим и разбирается. А от свободы слова сплошное неудобство. Расшатывание устоев, в том числе и моральных. Нелишне самых резвых и приструнить.
Однако власть понимает: на старомодных запретах сегодня далеко не уедешь. Канули в прошлое времена, когда можно было обложить художников матом и загнать в подполье, а их жалкие попытки публичного высказывания переехать бульдозерами. «У нас цензуры нет», — гордо возразил Путин в ответ на инсинуации Саркози. Верно, на ее место пришли более изощренные методы. В основе многих из них лежит принцип имитации.
Для начала создается видимость «культурных войн».
Не секрет, что степень религиозности наших граждан далека от декларируемой. Нередко православными называют себя те, кто в церкви отродясь не бывал или наведывается туда очень редко.
А коли наведывается, так для того, чтобы получить оберег от неурядиц, которых хоть отбавляй. А вот на вернисаж актуального искусства они точно не выберутся – недосуг. И потому вряд ли оскорбятся теми вольностями, которые позволяют себе всякие интеллигенты. Это два разных мира. Оскорбляются же те, кому положено. Кто зарабатывает на этом политические дивиденды и своего шанса не упустит. К примеру, «Наши» даже завели себе специальный православный корпус. Но на «Запретное искусство» обидеться не успели, их опередил некий «Народный собор», который подал на организаторов выставки в суд. И подготовил почву для следующего, «правового» этапа имитационной деятельности.
Сейчас такие вещи уже не камуфлируются. Молодой следователь простодушно сообщил подследственному Ерофееву, что дело носит политический характер. И эта политика ему по нраву, потому что нечего чернить родное православие. А суд лишь должен поставить на обвинительный приговор большую государственную печать. И все формальности соблюдены. Никакой адвокат не подкопается.
Для чего это нужно властям — понятно: без свободы слова им жить лучше и веселее. Но для чего это нужно церкви? Рискну предположить.
Выполнять государственный заказ по оздоровлению общества – задача непростая. Она требует серьезной работы за пределами церковных стен, огромных усилий в сфере благотворительности и религиозного просвещения.
Нужны подвижники. Они есть, но в любом случае потребуется масса времени, и успех вовсе не гарантирован. А результаты подавай немедленно. Вот и создается их видимость: борьба не на жизнь, а на смерть с бесстыдным искусством, которое подрывает моральные устои граждан. Еще одно достижение в царстве имитаций.
Самое любопытное во всем этом то, что пренебрежение сущностью и фабрикация видимостей, то есть имитация того, чего нет на самом деле, – один из приемов современного искусства, носящий мудреное название симулякр. Сражаясь со свободой высказывания и порождая с этой целью череду симулякров, власть уподобляется своим оппонентам. Но одно дело — осуществлять лихие эксперименты в искусстве, которое для того и предназначено. Другое — в общественной жизни, которая предназначена совсем для иных вещей.
