Цивилизация
Оба президента – уходящий Владимир Путин и избранный Дмитрий Медведев – приложили за последнее время немало ораторских усилий для убеждения соотечественников в том, что будущее России зависит именно от их, граждан, внутренней свободы, стремления к самореализации, участия в инновационном развитии страны. Мысль, несомненно, верна. Но
инновации – это вам не гаджеты юзать, а соответствующая культура, приобретение большинством общества навыков, вкуса и желания самосовершенствоваться и менять окружающую действительность.
Такая культура и в самом деле хорошо произрастает только на почве внутренней свободы человека. И потому вопрос, чего больше – свободы или несвободы – генерирует российская социальная повседневность, возможно, самый главный.
Известно, что за последние два десятилетия Россия потеряла огромный инновационный потенциал из-за утечки мозгов за рубеж. Однако куда больший ущерб в действительности принесла «внутренняя иммиграция» талантов из творческой, научной и производственной в сферы зарабатывания денег. Возможно, что сегодня дело обстоит чуть лучше, но
притока молодежи в академическую и прикладную науку все-таки пока не наблюдается. Социальные стандарты успешности, престижности и общественного уважения все еще иные.
Но дело не только в этом. Куда существеннее, что в рамках общей логики социально-экономической трансформации современной России якобы был найден универсальный рецепт того, как уйти от унылого выживания прошлых лихолетий. Появились волшебные слова кредит, ипотека. Пресловутый Стабилизационный фонд, распил которого все последние годы оставался главной темой разнообразных политических дискуссий, на самом деле уже роздан гражданам России, но только в виде кредитов под проценты и с необходимостью их отдать.
Несомненно, в итоге случился потребительский бум последних лет, который даже создал эффект повышения качества жизни. Рост потребления есть, но, с точки зрения долгосрочных задач развития страны и общества, это иллюзия благополучия. Поскольку
ту самую внутреннюю свободу и возможность отвлечься от текучки и тягот бытия создает не рост потребления, но высокая норма сбережения, а также наличие развитой «инфраструктуры» институтов и эффективных инструментов для частных накоплений граждан.
В России же сегодня при существующей инфляции, неразвитости финансовой и пенсионной систем ничего подобного не наблюдается. В результате потребительский бум заходит на второй и третий круг, но никакой дополнительной уверенности в завтрашнем дне не создает.
Само развитие кредита и укоренение социальной парадигмы «жизни в долг» тоже не создает дополнительных степеней свободы, по крайней мере, в наших современных условиях. Тревожно то, что
намного более высокими темпами, чем выдача потребительских кредитов, растет уровень их невозврата, а коллекторские агентства превращаются в один их самых быстрорастущих и выгодных бизнесов.
Здесь, конечно, играют свою роль недостатки соответствующей культуры жизни в кредит у граждан и эффект обжорства после голодухи. Однако сама тяга граждан к тому, чтобы хоть немного приподнять «здесь и сейчас» находящиеся подчас ниже плинтуса уровень и качество жизни, вполне объяснима. Так что системный вопрос социальной ситуации в стране все же в том, почему даже стиральную машину и утюг многие могут приобрести только в кредит, а не на собственные доходы. А сверхдоступность потребительского кредита при столь же сверхвысоких теневых процентах по нему имеет большее отношение уже к специфике культуры отечественного банковского бизнеса и ритейла, а вовсе не к социальному развитию.
В свою очередь, там, где кредит действительно является источником свободы, ситуация обстоит намного хуже. К примеру, в сфере малого бизнеса, в которой, как мы теперь знаем со слов Владимира Путина, царит «просто ужас», административные и экономические барьеры предпринимательской и человеческой свободы остаются запредельными.
Вменяемый и доступный для всех образовательный кредит с четкой ответственностью вузов за качество образования и, соответственно, рационально необходимым желанием это качество повышать также отсутствует. Вместо этого
существует простой до боли разрастающийся коррупционный рынок платного образования при ограниченности бесплатных бюджетных мест. Что не только создает социальную дискриминацию при доступе к образованию, но и вовсе не способствует его качеству.
Особенно тогда, когда едва ли не ключевым социальным фактором популярности высшего образования и готовности людей платить деньги является не это самое качество, приобретение профессии и социальных компетенций, но «армейский откос».
Наконец, эфемерная доступность жилья также является наиболее очевидным источником личной и социальной несвободы, неуверенности в завтрашнем дне, консервации стратегий выживания для граждан. Тот факт, что свобода предоставляется в кредит на 20 лет и под 15% годовых, сам по себе вроде бы не должен особо смущать. В конце концов, так живет весь мир. Однако дело здесь в том, что уровень общей стабильности в нашем обществе, несмотря на все политические декларации по этому поводу, совершенно иной.
Большинство россиян не может играть в долгую, сохранять в повседневности «китайское спокойствие» с позиций если не вечности, то, по крайней мере, планирования на 20–30 лет вперед.
Мы до сих пор, скорее, «социальные спринтеры» и лишнее доказательство тому, что спецификой российской ипотеки является тотальное стремление граждан напрячься, затянуть пояса и мозги, ни о чем больше не думать, но погасить кредит досрочно. Это неудивительно, учитывая, что такой стратегии фактически способствуют формируемые социальной средой стандарты жизни. Нужно, например, отбить кредит, пока ты здоров, потому что болеть с ипотекой на шее никак нельзя, а нормальной страховой системы у нас нет. Обзавестись детьми будет уже некой проблемой, потому что стоит жене уйти в декрет, и выплаты по ипотеке окажутся под угрозой. Возрастная дискриминация на рынке труда, крайне ограниченная возможность после 40–45 делать карьеру или найти новую работу также требуют сделать все, пока молодой.
То, что государство сегодня озаботилось долгосрочными задачами жизни общества и инновационной стратегией развития страны, уже хорошо. Но к уже озвученным Дмитрием Медведевым «четырем И» нужно будет добавить еще одну: индекс реальности той самой свободы, которая «лучше, чем несвобода». Индекс внутренней свободы своей жизни в стране, который каждый день ощущается отдельным гражданином дома, на работе, в общении с государством, в планировании своей «уверенности в завтрашнем дне». Тогда и с экономической модернизацией все получится.
